Страница 72 из 104
— Ни,— сказал Стефан,— дзенькую пану. Она уедет домой. Там у нее есть крэвни. Родственники по-вашему.
— И как можно скорее, — сказал отец, — а то...
— До святу, — сказал Стефан, — дзенькую пану. Бардзо дзенькую!
Отец прошел мимо меня. Я постоял в темноте, хотел было еще раз взглянуть в окно Кшиськи, но раздумал и отправился домой. Отец что-то рассказывал матери, когда я вошел.
— Ты где бегаешь? — кинулась ко мне мать. — Совсем от рук отбился.
— Погоди, — сказал отец, — дай кончу.
На кровати по-прежнему тонкой фистулой завивался храп Саввы.
— И я отпустил его, — отец смотрел на мать.
Она долго качала из стороны в сторону головой, потом сказала:
— Алеша, Алеша, я просто отказываюсь тебя понимать.
— А я все объясню, — терпеливо сказал отец, — ты спрашивай.
— Если уж поймал, то отведи куда следует, — сказала мать, — разве в милиции не разберутся?
— Трудные времена сейчас, — сказал отец, — резкие времена, Лизок, тут можно и не разобраться.
— Но он же стрелял в девочку!
— Он был оглушен, запуган, забит.
— Но ведь он завтра не придет, и что тогда ты сделаешь?
— Сделаю то, что скажет совесть.
— Что?
— Пойду в управление МГБ и все расскажу сам.
— Алеша, — сказала мать и заплакала, — ты как ребенок. Кажешься кому-то сильным, прямым, а сам как ребенок...
Отец странно закосил глазами и отвернулся.
— Из-за этой девчонки попал под следствие, — загибала пальцы мать, — отпустил бандита...
— У него мать есть, как у нашего Тольки, как я ей в лицо посмотрю? К тому же он еще не бандит, его заставили.
— Пусть не растит таких детей! — крикнула мать. — Алешенька, — в голос заплакала она, — придет — не придет этот идиот, прошу об одном, умоляю, не ходи в управление... Ведь никто же не знает!
Лицо его дрогнуло, он посмотрел себе под ноги.
— Конечно, — сказал он, — никто. Это так. Но это же моя страна, Лиза, и я хочу жить с чистыми руками. Мы ведь принесли сюда иную жизнь.
Мать утерла слезы и сжала губы.
— Ты думаешь только о себе, Алексей, — сказала она, — о себе и о человечестве, до нас с Толькой твои мысли не опускаются.
— Зачем продолжать, — сказал отец и сел на постеленный на полу матрац.
— Ты эгоист, — сказала мать и стала сдвигать стулья для моей постели, — ты эгоист, Алексей... — Она выпрямилась и закусила губу. — Алешенька...
Она кинулась к отцу, он встал, и они обнялись.
Я подошел и встал рядом, отец заметил меня и прижал к себе, так и стояли мы трое, обнявшись.
В окно резко забарабанили. Отец дернулся, отвел руки матери и мои и подошел к окну.
— Граждане, — сказал резкий голос за окном, — у вас тут стреляли?
— Да, где-то поблизости, — сказал отец.
— Раз не спите, выйдите на минутку.
Отец прошел к двери, теперь мать сама толкнула меня за ним. Я выскочил на крыльцо. Отец стоял в куче солдат, и все они смотрели на что-то темное на земле. Я подошел. Всмотрелся. На плащ-палатке, забросив назад голову и весь прогнувшись, лежал Иван. В виске его чернела маленькая дырочка, и толстый черный жгут сбегал от виска на щеку.
— Убили? — спросил отец.
— Черт его знает, — сказал невысокий крепыш в фуражке, — может, убили, а может, сам. Вот эта игрушка рядом с ним лежала.
Я взглянул в его ладонь. При свете фонаря отблескивал вороненой сталью маленький браунинг. Отец молчал, я тоже стоял молча.
— Это наш сосед, — сказал отец, — Иван Кудлай. Тут живет его мать... Но я бы на вашем месте не говорил ей сейчас... Лучше утром.
— Есть, — сказал старший с резким голосом, — мы его сейчас под низ стянем, там у нас машина. Отвезем в морг. А утром старушку известим. Берись, ребята!
Они взялись за края плащ-палатки, подняли и понесли вниз тело, шаги их быстро затихли в шуме ветра.
— Эх, дурак, — сказал отец и сел на крыльцо.
— Ты что, па? — спросил я.
— Забыл обыскать его, — пробормотал он, — забыл... — Он вскинул на меня глаза и сдержался.
Сзади скрипнула калитка. Мы с отцом обернулись. Кто-то шел по Стефановой половине.
Мы поднялись. Блеснул и ударил по глазам фонарик и тут же отскочил лучом в сторону.
— То мы, — сказал Стефан, подходя, — Кшися едзет, пан Голубовський.
Я шагнул в темноту и увидел вплотную перед собой лицо Кшиськи.
— То-лек, — сказала она тихо, — я не хочу уезжать.
— Надо, — сказал я, — а надолго, Кшись?
— Надолго, — сказала она, — насовсем.
— Кшиська, — сказал я, — а как же?..
Она вдруг обняла меня и прижалась ко мне мокрым лицом.
— Толек, — шепнул в самое ухо ее голос, — ты мой коханый?
— Опять ты, — сказал я, отодвигаясь, — я же говорил.
Она выпустила меня. И мы стояли друг перед другом, почти неразличимые в ночи. Я видел только ее глаза, они смотрели на меня с взрослой и нежной усмешкой.
Разговор между отцом и Стефаном кончился. И они расстались. Я долго слушал, как затихают в шуме ночи легкие шаги Кшиси.
Утром солнце разбудило меня своим жарким прикосновением. Я вскочил с раскладушки. Выпрыгнул в одних трусах в окно, умылся над колодцем обжигающе холодной водой и, подставив лицо горячему блеску, побрел к крыльцу. Там сидел, покачиваясь, Исаак, а около стояла, розовея щеками, Ревекка. Было воскресенье.
— Здравствуйте, Толя, — сказала Ревекка.
— Здравствуйте, — сказал я.
— Добрый день, мальчик, — скрипнул Исаак.
Из калитки своей половины сада вышли Стефан и Мария. Мощную грудь Марии обрисовывал стянутый жакет, на голове Стефана достойно сидела шляпа. Они прошли раскланявшись, и я посмотрел, как волочится длинный подол Марии и прыгает при ходьбе своим по-женски обрисованным задом Стефан.
— Пошли к мессе, — сказал голос Ревекки.
И вдруг дикая тоска сжала и пронзила сердце. Где же она, синеглазая неугомонная девчонка с загорелыми лодыжками, где ее неистребимая прыть? Неужели я никогда, никогда уже не увижу ее?
И я вспомнил вчерашнюю ночь, ее голос, ее взгляд, полный недетской нежной усмешки, и горькое сожаление зазвенело во мне: ну почему, почему, дуралей, ты не решился сказать ей, что она тоже была твоей коханой!..
Глеб ГОЛУБЕВ
Пиратский клад
Конечно, заводилой этой удивительной истории, как всегда, оказался Волошин. В конце обеда он вдруг откашлялся так многозначительно, что все в кают-компании притихли и повернулись к нему.
— Хочу напомнить отважным мореплавателям, что наш «Богатырь» приближается к весьма примечательному географическому объекту, — торжественно произнес в наступившей тишине Волошин. — По моим подсчетам, сегодня вечером мы должны пройти всего в нескольких милях от острова Абсит. Я не ошибаюсь, Аркадий Платонович? — обратился он к капитану.
— Да, милях в шести. А что? — насторожился капитан.
— Как что?! — воскликнул Волошин. — Само название острова чего стоит: Абсит. Не знаю, как это поточнее перевести с латыни.
— «Не дай бог!» — подсказал Казимир Павлович Бек.
— Пожалуй. Или: «Пусть не сбудется!», что ли?
— Можно и так, — согласился Казимир Павлович.
Он заведует лабораторией биохимии, но является и редкостным знатоком латыни, потому что, как я однажды с удивлением узнал, давно занимается расшифровкой рукописей Леонардо да Винчи: многие места в них гениальный итальянец нарочно засекретил, опасаясь, как бы его открытия не были использованы во вред людям. Казимир Павлович надеялся, что расшифровка этих заметок поможет подобрать такой состав газовой смеси, чтобы, пользуясь ею, можно было с простым аквалангом нырять хоть на километровую глубину[11].
11
О том, как ему удалось решить эту трудную задачу и спасти Волошина и меня, угодивших в подводном корабле — мезоскафе в объятия таинственного «Морского Змея», я уже рассказывал раньше (повесть «Гость из моря», издательство «Молодая гвардия», 1967).