Страница 13 из 61
N
он прыгнул в могилу, где стоял Лаэрт. Узнав Гамлета — убийцу своего отца и своей сестры,— Лаэрт бросился на него как на злейшего врага и стал душить его, пока их не разняли.
Гамлет простил Лаэрту его безумный поступок. Казалось, будто эти благородные юноши помирились.
Однако дядя Гамлета, король Клавдий, воспользовался недоброжелательным отношением Лаэрта к Гамлету, который был причиной смерти самых близких Лаэрту людей. Король решил погубить своего племянника. Под предлогом полного примирения врагов Клавдий подговорил Лаэрта вызвать Гамлета на дружеский поединок, устроить при дворе как бы соревнование в искусстве фехтования. Гамлет согласился, и был назначен день поединка. На это состязание явился весь двор. По наущению короля Лаэрт приготовил отравленную рапиру. Придворные держали пари: одни была за Гамлета, другие за Лаэрта, но все знали, что оба — достойные друг друга соперники. Гамлет взял первую попавшуюся рапиру, ничуть не подозревая предательства Лаэрта.
Вначале Лаэрт как бы играл с Гамлетом и дал ему даже возможность блеснуть несколькими удачными ударами. Король хвалил и превозносил Гамлета, подняв бокал за его успех, и ставил за Гамлета большие суммы. Через некоторое время Лаэрт разгорячился, стал искуснее прицеливаться и нанес Гамлету смертельную рану. В разгаре поединка противники случайно обменялись рапирами, и Гамлет, ничего не подозревавший, в свою очередь нанес смертельным оружием небольшую рану Лаэрту. В это мгновение королева воскликнула, что умирает, что она отравилась. Оказалось,
она выпила отравленный Н'аййток, приготовленный королем для Гамлета на случай, если бы ему захотелось освежиться во время поединка и если бы Лаэрту не удалось нанести Гамлету смертельную рану. Король забыл предупредить об этом королеву, и та, выпив полный кубок, немедленно почувствовала роковое действие яда. Гамлет, подозревая предательство, велел запереть двери, чтобы произвести расследование. Однако Лаэрт остановил его, говоря, что он, Лаэрт — изменник, что рапира, которую держал Гамлет, смазана ядом. Чувствуя приближение смерти, Лаэрт сказал, что сам падает жертвой своего злого умысла. Лаэрт умолял Гамлета простить его и, умирая, обвинял во всем короля — главного виновника общего несчастья. Чувствуя, что минуты его жизни сочтены, Гамлет схватил отравленный клинок и пронзил им сердце своего преступного дяди, исполняя таким образом клятву, данную призраку отца. Он успел отомстить смертью за смерть. Затем, изнемогая и теряя последние силы, Гамлет обратился к своему другу Горацио, который присутствовал при этой кровавой развязке, и прерывистым голосом просил его не умирать. Горацио также сделал попытку покончить с собой и схватил кубок с ядом, чтобы и в смерти не расставаться с принцем. Но принц наказал ему остаться в живых и поведать миру печальную историю Гамлета. Горацио дал обещание исполнить желание друга и рассказать обо всем беспристрастно. Когда желание Гамлета было удовлетворено, его благородное сердце перестало биться. Он испустил дух, а перед тем успел завещать корону Дании герою Фортинбрасу, который как раз возвращался из Польши с победой. Горацио и все присут-
/ - ствующие молились со слезами на глазах, чтобы ангелы приняли под свою защиту душу их дорогого принца. •
Гамлет был добрым и благородным принцем, и все любили его. И если бы он жил, то, без сомнения, управлял бы Данией как благородный и справедливый король.
Горацио все объяснил Фортинбрасу, пораженному страшной картиной смерти во дворце. А Фортинбрас издал свое первое королевское приказание:
Пусть Гамлета, как воина, взнесут На катафалк четыре капитана.
Он все величие царя явил бы,
Когда б остался жив...
И гром пушек в честь безвременно погибшего Гамлета ознаменовал царствование нового короля Дании.
ВЕНЕЦИАНСКИЙ
КУПЕЦ
Венеции жил еврей Шейлок. Он был ростовщик и нажил огромный капитал тем, что давал в долг деньги нуждающимся купцам под крупные проценты. Шейлок отличался жестокостью: он требовал возвращения ссуды к назначенному сроку с такой суровой непреклонностью, что все добрые люди не могли не порицать его за это. Но особенно не любил Шейлока молодой венецианский купец Антонио.. Шейлок также ненавидел Антонио, который давал бедным людям деньги в долг, никогда не требуя с них процентов. Неудивительно поэтому, что корыстолюбивый еврей и великодушный Антонио враждовали друг с другом. Когда Антонио встречался с Ш еи до ком в Риальто (на бирже), он всегда осыпал его упреками в ростовщичестве и бессердечном отношении к должникам. Шейлок переносил все это с напускным терпением, но в глубине души таил жажду мщения.
У Антонио было доброе сердце, а так как он был к тому же богат, то всегда охотно оказывал людям всякие услуги. Товарищи очень любили
-GD-
Антонио, но самым близким другом его был Бассанио, венецианский дворянин, растративший почти все небольшое наследство покойного отца благодаря своему легкомысленному образу жизни. Это, впрочем, считалось обычным явлением в том высшем кругу общества, к которому принадлежал Бассанио. Антонио никогда не отказывал приятелю в деньгах. Казалось, будто у обоих друзей были одно сердце и один кошелек.
Однажды Бассанио пришел к Антонио и сообщил, что мог бы поправить свои дела, женившись на богатой невесте. При этом признался, что любит девушку, отец которой недавно умер, оставив ей, как единственной дочери, большое наследство. При жизни отца Бассанио посещал их дом. Он думает, что девушка тоже любит его и не отказалась бы выйти за него замуж. И вот, не имея средств, чтобы достойным образом выступить среди других искателей руки такой богатой невесты, он обратился к Антонио с просьбой ссудить ему и на этот раз три тысячи дукатов.
В то время у Антонио не было свободных денег, которыми он мог бы выручить своего друга. Но его корабли, нагруженные товарами, должны были приплыть в самом недалеком будущем, и он решил пока взять денег у Шейлока под залог своих кораблей.
Приятели отправились вместе к Шейлоку. Антонио попросил еврея дать ему в долг три тысячи дукатов под какие угодно проценты и обещал уплатить долг вырученными за товары деньгами после того, как возвратятся корабли. Шейлок подумал про себя: «Если только мне удастся забрать его в свои руки, то я не выпущу его и покажу ему, что значит враждовать со мной. Он
ненавидит меня, он дает деньги в долг без процентов. При всех купцах смеется надо мной и над моим вполне законным способом наживать деньги. Да буду я проклят, если пощажу его!»
Еврей слишком долго обдумывал просьбу купца. Антонио потерял терпение и с раздражением спросил:
— Ты слышишь, что ли, Шейлок! Дашь мне денег взаймы или нет?
— Вспомните, синьор Антонио,— ответил еврей,— сколько раз вы стыдили меня в Риальто за то, что я, давая деньги взаймы, беру проценты. Я терпеливо переносил все, потому что умение безмолвно страдать — отличительная черта нашего племени. Вы называли меня поганым кровожадным псом, плевали на мою еврейскую одежду, отталкивали меня ногой, как паршивую собаку. Но вот вам вдруг понадобилась моя помощь, вы приходите ко мне и говорите: «Шейлок, дай мне денег!» Но разве у пса есть деньги? Разве собака может давать взаймы три тысячи червонцев? Или, быть может, мне следует глубоко склониться перед вами и раболепно сказать: «Прекраснейший синьор, прошлую среду вы плевали на меня. А в такой-то день называли меня псом. И за все эти любезности я готов ссудить вам деньги».
Антонио возразил ему:
— Я опять готов называть тебя так же, плевать на тебя и выталкивать и предупреждаю: если ты дашь мне взаймы денег, не думай, будто оказываешь этим одолжение другу. Нет, лучше считай, что ты даешь деньги твоему заклятому врагу. Тогда тебе удобнее будет взыскивать.