Страница 19 из 100
Он осматривал собравшихся, пытаясь понять, на кого стоит реально рассчитывать в грядущей борьбе. И видимое не утешало его.
Иерархи старели вместе с ним. Сейчас они не прятались за лживыми личинами своих мирских «я». Они были открыты, просто светясь усталостью, которую принес им возраст. Былая хватка ушла. Шерхан пытался понять, что осталось от прежней мощи клана. И результаты анализа не вселяли в него оптимизм. Он думал, насколько оправданным может быть убеждение, насколько эффективным хирургическое вмешательство. Клан не может позволить себе быть вялым и бесхребетным. Он должен быть чист и свеж, как только что родившийся младенец. Tabula rasa.
Иерархи шептались на языке каинитов. Слова были тяжелы и неповоротливы, как камни на дне горной речки. В их стремнине путались суждения и принципы. Пожалуй, это было лучшее, на что мог надеяться Шерхан.
Но все же он медлил. В тайных альковах под потолком прятались его убийцы под предводительством Дагота. По первому сигналу они были готовы нанести обезглавливающий удар. Но Шерхан медлил. Он стоял и слушал речи тех, кого когда-то обратил и сделал своими ближайшими соратниками.
Терцио ощущал сомнение, исходящее от Ватека. Ему это не нравилось. Когда люди его полета, такие как Шерхан, позволяют душевной сумятице главенствовать над разумом, мир начинает рушиться. А этого допускать никак нельзя.
Наконец тягостные минуты ожидания прекратились. Шерхан вышел из тени, подняв руку в приветственном жесте. Собравшиеся ответили ему поклоном. Он в последний раз оглядел их всех и начал:
— Вы знаете, по каким причинам вас здесь собрали. Поэтому не будем понапрасну тратить время. Грядет война. За моим кланом начнется охота. Право кровных уз, связывающее нас, обязывает вас присоединиться ко мне. Но я не требую от вас соблюдения клятвы. Я не скрываю от вас, что придется убивать себе подобных. Кодекс каинита строг по этому поводу. Те из вас, кто считает, что не способен больше воевать, могут уйти. Преследовать никого я не буду.
Вперед вышел седой старец, борода которого была ровно разделена на два толстых хлыста.
— Шерхан, я только хочу узнать, что питает тебя надеждой?
— Воля. Инстинкт самосохранения. Вера в самого себя. Я привел достаточные причины?
— Для меня — да. Но нас здесь девятеро. Каждый из пришедших на твой зов давно живет своей собственной жизнью. Мы отдалились от дел клана. Да, верно, что мы все связаны родовой клятвой, но кто теперь вспомнит об этом.
В диалог вступил второй вампир. Его голый череп матово блестел от покрывающих его татуировок.
— Ты совершил страшное преступление, карающееся смертью. Ты поднял руку на основу основ. И хочешь, чтобы мы тебя поддержали? До каких пор будет простираться твоя… наивность?
— Я кажусь вам наивным?
— Да. И еще беспредельно глупым. Ты скажешь нам, что мы не знаем все твои мысли и не постигли твои планы. Но в этом нет необходимости. Род сотрет тебя в порошок. Ты принес своей Семье только одни проблемы.
Шерхан выплюнул окурок и зло затоптал его.
— Все ваши опасения проистекают из вашей закоснелости. Роду нужна свежая кровь. Потрясения. И я стану таким потрясением.
— Шерхан, одумайся, пока не поздно. Повинись.
— Никогда. Я или умру, или выйду победителем. Tercium non datur. Я все сказал. Теперь ваш выход.
Терцио сделал шаг вперед, включаясь в триалог:
— Мое мирское имя Терцио Спатта. Я — пятый Архонт, Хранитель Кармы. Я присоединяюсь к тебе.
Шерхан криво улыбнулся.
— Я — Нунцио Тальви, лорд-оружейник. Я присоединяюсь к тебе.
К Шерхану присоединились еще двое — итого четверо из девяти принцев клана согласились опустить свои головы на плаху Патриаршего суда. Остальных же ждала незавидная участь жертв чистильщиков Шерхана.
Закрыв преданных лордов силовым щитом, Шерхан отдал приказ об атаке.
Дагот и его охотники нанесли удар с ювелирной точностью. Ни один из вампиров не успел поставить защиту. Они были убиты быстро и безжалостно.
Терцио поднял бровь:
— Все так просто, Шерхан? Ты даже не дал им второго шанса.
— Педагогика, Терцио, простая педагогика. Ни у кого из нас не будет второго шанса. Это мы должны понять сейчас и никогда не забывать об этом. Идем, нет времени чесать языками.
Терцио сидел напротив Шерхана, откинувшись на спинку сиденья. Все пассажиры «линкольна» хранили молчание. Ватек и Тальви курили, трое других вертели в руках фетиши, осматривали ногти, просто думали.
Каждый из них силился понять, чего стоит ожидать от будущего. Не от года, не от месяца, даже не от минуты. Каждый следующий миг мог стать последним, оставив за бортом все недосказанное и недоделанное. В любое время возмездие рода могло настигнуть их. Тогда слова лишались смысла, уступая место чистому действию.
Шерхан первым нарушил молчание:
— Мы должны создать свою армию. Клан предупрежден. В течение ближайших суток мы соберем остальных. До этого времени мы не должны ничего предпринимать.
— Ты считаешь, что ожидание — лучшее начало партии? — Вопрошающим был Гвидо дель Баччо, лорд-путеводитель.
— Сейчас — да. Для внезапного удара мы должны иметь силы, минимум втрое превосходящие силы Патриархов. Такой роскоши у нас нет.
— Патриархи сильны. Наш враг… как это странно звучит… превосходит нас по всем параметрам.
— Я знаю. Но история говорит о том, что Патриархи медлительны и порой трусливы. Этому свидетелем не одна прошлая война. Они найдут массу причин, чтобы медлить с ударом.
— Другие кланы могут проявить инициативу.
— Так поступят не все. И сделают это поодиночке. Они слишком горды для инициативы объединения. Только воля Патриархов может их сплотить. И то на какое-то время. А сил противостоять отдельным семьям у нас предостаточно. Я боюсь только Псов церкви.
— Чем мы владеем?
Полторы тысячи воинов из членов клана, в их числе низшие слуги, вызванные, гхулы и ликантропы. Дагот. Отряд наемников. Пока все.
— Я сообщу своему брату, лорду Гаю. Он не откажет, — подал голос Арно Дивер, младший лорд-медикус, — он вольный каинит. Похож на тебя.
— Я помню Гая. У нас была отличная охота в Боснии, в 1999-м.
— И все же, — в разговор вмешался Терцио, — ты можешь объяснить нам, что толкнуло тебя на такой шаг?
Могу ли я объяснить, что значит быть каинитом? Вряд ли. Чтобы понять, кто мы такие, надо быть одним из нас. Все прочее поверхностно, чтобы раскрыть суть нашей природы.
Когда-то у меня была родина, замок предков и фамильный меч. Меня окружали враги и друзья. Моя жена вынашивала под сердцем моего наследника.
В один прекрасный миг все это стало памятью. Жгучим каскадом плоских изображений, лишенных первоначального смысла. Мир скрылся за кровавой завесой. Я был обуреваем жаждой мести. И заменил ее жаждой иного рода.
Веками я был вынужден опасаться дневного света, огня, символа моей прошлой веры. Со временем к этому можно было привыкнуть. Но к вакууму вокруг и внутри меня привыкнуть было невозможно. Я прятался под подолом ночи, затравленно избегая людского общества. Днем я заживо гнил в гробу, под толстым слоем земли, ночью пил кровь и сеял ужас. Меня прокляли, на меня охотились. И так было с каждым из нас.
Шло время. Для нас оно потеряло истинный смысл, смешав дни, годы и века в однообразный калейдоскоп. Дней не-жизни и ночей мучения от голода. Я пообвыкся, принял правила игры. Но этого оказалось мало.
Каиниты перестали бояться крестов и солнца. Серебро уже не убивало нас одним своим видом, хотя и оставалось грозным оружием в руках наших врагов.
Мы вкусили плод власти. Но менее гонимыми от этого не стали.
Я не буду долго говорить. Просто мне надоело быть рабом самому себе.
— Это называется комплексом самоубийцы. Ты алчешь саморазрушения, но признаться в этом боишься.