Страница 6 из 12
Пекин расширяет и углубляет свое влияние в Центральной Азии, используя для этого ШОС. Китай является главным и, пожалуй, единственным бенефициантом сотрудничества в рамках этой организации. Анализ российских экспертов О. Резниковой и С. Жукова показывает, что и аграрный сектор Центральной Азии, в том числе его главная отрасль – хлопковая, и обрабатывающая промышленность региона не в состоянии развиваться под давлением китайского импорта; что «Казахстан и Россия вне сырьевых отраслей абсолютно неконкурентоспособны в сравнении с Китаем», использующим Центральную Азию в качестве «сырьевого придатка»9. Надо полагать, что ожидаемое вступление России и Казахстана в ВТО еще больше обострит асимметрию в экономических отношениях членов ШОС в пользу Китая. Торговый представитель России в Пекине сообщает о сокращении в 2006 г. «практически всех статей российского экспорта в Китай за исключением минерального топлива и древесины». И он заключает: «Китайцы рассматривают Россию как рынок сбыта своей машиностроительной продукции. За год они увеличили свои поставки в Россию на 72,6 %»10. Комплекс неполноценности по отношению к Китаю, чувство обреченности владеет сознанием не только российской политэлиты, но и широких масс населения. Характерно в этом смысле высказывание Юлии Латыниной о том, что Китай «есть исторический тренд. Он неостановим». Такое состояние умов обусловливает восприятие Москвой растущую доминанту своего могущественного партнера по ШОС – Китая в Центральной Азии как нечто неотвратимое. Превращение России в младшего партнера Китая с горечью признается московскими political pundits. В предельно осторожной форме это выражено председателем Совета по внешней и оборонной политике Сергеем Карагановым: «Мы не конфликтуем с Китаем, но мы чаще ощущаем его геополитический вес», а в наиболее прямой – независимым аналитиком Павлом Святенковым, считающим, что Россия превращается «в лучшем случае в младшего партнера новой сверхдержавы», т. е. Китая. Смена «хозяина» осознается и политическими кругами в самой Центральной Азии. Характеризуя политику Пекина в регионе, известный казахстанский политолог и китаевед Константин Сыроежкин приводит китайскую притчу о «сидящей на холме мудрой обезьяне, наблюдающей борьбу двух тигров в долине». И заключает предостережением: «И главное – после того, как тигры обессилеют, не попасть в лапы этой обезьяны…»11 Думаю, что под тиграми он имеет в виду Россию и Америку. Такого рода фаталистические настроения в немалой степени обоснованны. Тем не менее пока еще преждевременно говорить о монопольном контроле Пекина над регионом. «Большая игра» на «центральноазиатской шахматной доске» продолжается, и третий ее участник – Вашингтон обдумывает ходы и разрабатывает свои комбинации.
Вашингтон, в принципе, предпочитает устанавливать двусторонние отношения со странами региона. Но в конце 2005 г. наметился новый подход США к Центральной Азии, получивший отражение в Национальной стратегии безопасности, опубликованной в марте 2006 г. В этом документе Центральная Азия рассматривается в сочетании с Южной Азией: «Южная и Центральная Азия является регионом чрезвычайной стратегической важности, куда американские интересы и ценности вовлечены как никогда ранее»12. Там же говорится, что «Афганистан примет на себя историческую роль моста между Южной и Центральной Азией, соединяя два этих важных региона». Иными словами, имеется в виду формирование новой геоэкономической конфигурации – «Южная и Центральная Азия», включающая в свой состав пять стран Центральной Азии, Афганистан в качестве «моста», Индию и Пакистан. Госсекретарь Райс в своем выступлении в Казахстане в октябре 2005 г. заявила: «Безопасный и процветающий Афганистан, скрепляющий Центральную Азию и соединяющий ее с Южной Азией, крайне важен для будущего экономического успеха»13. С концептуального уровня этот проект перешел в практику текущей работы и планирования американского внешнеполитического ведомства, глава которого Кондолиза Райс произвела в начале 2006 г. соответствующую структурную реорганизацию, переведя аппарат, занимающийся республиками Центральной Азии, из Бюро по вопросам Европы и Евразии в Бюро по вопросам Южной Азии, в поле деятельности которого теперь входят Индия, Пакистан, Афганистан и Центральная Азия. Комментируя эту акцию, госсекретарь заявила, что регион, включающий в себя эти страны, «нуждается в интеграции» и что такая интеграция становится очень важной целью американской внешней политики. Судя по заявлениям ответственных представителей Администрации, Вашингтон готов материально содействовать интеграции Центральной Азии и Афганистана, созданию афганского транспортного и энергетического коридора, который явится фундаментом построения нового мегарегиона на Азиатском континенте.
В теории все выглядит убедительно. Перед центральноазиатскими странами открывается путь к Индийскому океану. Разумеется, выход из состояния запертых в глубине суши стран (land locked countries) был бы чрезвычайно важен для их экономик. Нечего и говорить о колоссальных преимуществах включенности в необъятную экономическую сферу Южной Азии. Инвестиции в транспортную инфраструктуру Афганистана придадут мощный импульс развитию его экономики. Очевидны и выгоды для Южной Азии – Индии и Пакистана: транспортировка туркменского газа и казахстанской нефти через афганский коридор существенно облегчит их энергетическую ситуацию. И рынки Евразии станут для них гораздо более досягаемыми в транспортном отношении. Сама по себе идея связать единой транспортной и энергетической системой Евразию и Южную Азию сулит немалые преимущества всем странам, входящим в воображаемую территориальную организацию сотрудничества. Дух захватывает от перспективных возможностей!Но это в теории, а в действительности на пути воплощения в жизнь этого грандиозного проекта стоит проблема инкорпорации и адаптации Афганистана. Если оторваться от теоретических построений и спуститься на землю, то проект интеграции стран Центральной Азии с Афганистаном представляется оторванным от реальности. Отвлекаясь от фантастических размеров инвестиций, материальных ресурсов, которые было бы необходимо оторвать от решения стоящих перед предполагаемыми донорами более актуальных национальных и глобальных проблем, надо бы учитывать и реакцию в самой Центральной Азии. Не думаю, что политическая и экономическая элита Казахстана, да и население в целом, с энтузиазмом воспримет идею кооперации их петроэкономики с наркоэкономикой Афганистана. Такая интеграция еще шире откроет шлюзы для и без того интенсивного потока наркотиков, который захлестнет Центральную Азию, уже сейчас превратившуюся в транзитный наркокоридор. Нетрудно представить себе и последствия миграции афганцев, с учетом возможностей инфильтрации исламистов, на территорию Центральной Азии для политической и экономической стабильности в странах региона.
Учитывая весь груз афганских проблем и не внушающее пока оптимизма предвидимое будущее Афганистана, можно предвидеть, что планируемая Вашингтоном интеграция способна разрушить и без того неустойчивый мир в Центральной Азии. При такого рода геополитическом моделировании часто выпячиваются лежащие на поверхности выгоды интеграции, но остаются в тени проблемы, связанные с этнокультурной несовместимостью, с наслоениями вражды, заложенными в исторической памяти поколений, с несопоставимостью культурно-образовательного уровня населения, традиций, политических режимов и экономик.
Думается, что авторы рассматриваемого проекта озабочены не только экономическим развитием охваченных им стран. Они преследуют также и другую цель – создать противовес Шанхайской организации сотрудничества, которая фактически подчинена интересам Китая. Пекин и Москва подчеркивают, что ШОС никоим образом не следует рассматривать как организацию, противостоящую какому-либо другому региональному объединению. В свою очередь и Вашингтон заверяет, что новая ассоциация азиатских стран проектируется им только с целью экономического развития ее членов и тоже не должна восприниматься как антипод каким-либо иным региональным структурам. Ясно, однако, что это все камуфляж. И возникает вопрос: как могут Казахстан, Узбекистан и др. совместить аффилиацию в двух, если не антагонистических, то, во всяком случае, разных по геополитическим целям, региональных структурах, конкурирующих в борьбе за влияние в регионе? Попросту говоря, возможно ли для них быть одновременно клиентами Пекина, Москвы и Вашингтона?