Страница 12 из 12
Многовекторность казахстанской (и не только) внешней политике придали такие факторы, как появление Китая в качестве серьезного игрока в Центральной Азии, проведение Казахстаном самостоятельной политики в отношении других центров силы и региональных держав во второй половине 90-х гг. Но по-настоящему многовекторной внешняя политика РК стала в новом столетии, т. е. в последние годы, благодаря укреплению государственности, экономическому росту, завоеванию Астаной лидирующих позиций в Центральной Азии и в целом на постсоветском пространстве. События последних лет показали, что Казахстан действительно способен проводить реальную многовекторную, и при этом самостоятельную, политику на различных уровнях мировой арены.
Увеличивалось число международных организаций и региональных объединений, в которые вступал Казахстан, и везде его принимали с распростертыми объятиями, видя в нем не только потенциально богатого ресурсами и перспективного с точки зрения экономического сотрудничества партнера, но и как государство, доказавшее свою состоятельность и серьезность своих намерений. При этом Казахстан зачастую руководствовался всего лишь соображениями ближайшей перспективы. Самым серьезным испытанием стал период конца 1990-х и начала 2000-х гг., когда удалось сохранить многовекторность и сбалансированность в условиях обострения международной обстановки и появления реальных угроз стабильности и безопасности в Центральной Азии. В этой сложной ситуации многовекторность как принцип вполне доказала свою состоятельность. Казахстан укрепил свои позиции и соответственно – свою безопасность по всем азимутам, выстраивая выверенные и осторожные отношения по направлениям ОДКБ, ШОС и НАТО.
В начале 2000-х гг. самыми серьезными задачами, стоявшими перед многовекторной политикой Казахстана, были следующие: укрепить безопасность страны в условиях резко изменившейся геополитической обстановки, сохранить баланс, с одной стороны, между Россией и США, с другой – между РФ и КНР; и главное – предотвратить попытки извне повлиять на внутриполитическую ситуацию и разрушить внутреннюю стабильность в стране.
Отметим, что в этот период Казахстану удалось придать своей многовекторности новое качество. Речь идет об отношениях с Россией. Так повелось, что в ельцинскую эпоху и в период «раннего Путина» Казахстан привычно играл роль наиболее близкого и верного, но все-таки младшего партнера. С некоторого времени эта роль уже перестала отвечать сложившимся реалиям. В последние годы Астане так удалось выстроить отношения с Москвой, что Казахстан не демонстративно, но аккуратно изменил характер и формат своих связей с Россией и таким образом превратил их в действительно равноправные отношения двух союзнических и близких полностью суверенных государств.
Такая качественно новая ситуация не могла не отразиться на всех направлениях внешней политики РК. Это позволило Казахстану принимать нужные со стратегической точки зрения решения, хотя заведомо была известна негативная реакция Москвы на некоторые из них. Самой показательной является история с присоединением Казахстана к известному проекту трубопровода Баку-Тбилиси-Джейхан. В течение многих лет Казахстан был вынужден не говорить ни да ни нет, не решаясь твердо, без оглядки на кого бы то ни было, заявить о своих интересах.
В 2006 г. эта проблема наконец нашла свое решение. Хоть и с неодобрением, но все же Москва была вынуждена смириться с этим суверенным решением независимого государства. При этом присоединение Астаны к БТД никак не отразилось на других областях казахстанско-российского сотрудничества. Более того, идя на взаимные уступки, Астана и Москва активно сотрудничают в нефтегазовой сфере: по Оренбургскому НПЗ, поставкам казахстанского газа в Европу, китайским проектам и т. д.
Причин выравнивания отношений между разновеликими соседями – Россией и Казахстаном много, но главная – это стремительно возросший международный авторитет РК. Казахстан по-прежнему остается верен своей роли интегратора и находится в центре всех интеграционных процессов на постсоветском пространстве. Но при этом Астана выступает за максимальный уровень интеграции исключительно в экономической сфере (в экстраординарном случае – в военно-стратегической). Политический суверенитет Казахстан намерен сохранять при любом развитии ситуации. То есть намеренно или нет, но Казахстан стремится к европейской модели интеграции. Если это еще не до конца понимают в Москве, то в Вашингтоне и в других западных столицах к пониманию казахстанской позиции, по-видимому, уже пришли. В этом причина лояльного отношения США и Запада к многовекторности Казахстана.В отношениях с США Казахстан также руководствуется своими стратегическими интересами, а не сиюминутным стремлением выправить баланс в ту или иную сторону. Казахстан отправил подразделение Казбата с миротворческой миссией в Ирак (по мандату ООН), хотя отрицательная реакция Москвы на эту инициативу была вполне ожидаема. Тем не менее эта экспедиция не была стремлением набрать очки перед Вашингтоном, а была частью программы по повышению боевого опыта казахстанской армии, не говоря уже о том, что эта миссия самым положительным образом отразилась на международном престиже РК. С другой стороны, Казахстан твердо уклонялся от всяких попыток США переместить американские военные базы на территорию РК. Кроме того, в июле 2005 г. Астана сочла нужным присоединиться к антиамериканской декларации ШОС с требованием к Вашингтону определиться со сроками вывода своих баз из Центральной Азии.
Внешняя политика Узбекистана в еще большей степени, чем ранняя казахстанская, была не многовекторной, а дуалистичной. Этот дуализм Ташкента был детерминирован проблемами безопасности и стратегического выбора между Москвой и Вашингтоном. Каримов поссорился с Турцией, с подозрением относился к исламским странам, долгое время дистанцировался от Китая (хотя взял на вооружение его модель госкапитализма). Таким образом, был неизбежен выбор Ташкента между Америкой и Россией. Если внимательно присмотреться к поведению Узбекистана в отношениях с Россией и США, то оно напомнит движение маятника: от Москвы к Вашингтону, и наоборот. Труднее всего определить точную хронологическую амплитуду колебаний курса Ташкента между двумя державами. В среднем каждая фаза продолжалась 2–3 года.
Если вернуться в начало 1990-х гг., то нельзя не отметить, что американские политики и стратеги достаточно прохладно относились к Узбекистану, а ставка в то время делалась на Казахстан с его нефтяными перспективами и ядерным оружием. Каримов ассоциировался у клинтоновских стратегов с политикой противодействия рыночным и демократическим реформам, консервацией старой экономической модели, репрессиями в советском стиле, а также был скомпрометирован слишком близкими отношениями с Россией. Правозащитные организации дружным хором критиковали Каримова за выборы и жесткую политику в отношении оппозиции. Тот факт, что Каримову с его моделью сильного государства удалось предотвратить катастрофические последствия шоковой терапии, которая поразила практически все страны СНГ, никого на Западе не интересовало.
Но к середине 1990-х гг. ситуация начала постепенно меняться: в Вашингтоне вдруг заметили, что Узбекистан обладает самой устойчивой культурно-исторической традицией в регионе, наибольшим количеством населения, самой боеспособной (по крайней мере – крупной) армией и в принципе может играть роль регионального гегемона. К тому времени Казахстан начал стремительно возвращаться в орбиту России, особенно по каспийской проблеме, а Узбекистан, наоборот, стал отдаляться от Москвы.
Этому способствовал ряд причин, главная из которых состояла в том, что нормализовалась ситуация в соседнем Таджикистане. Более того, сознательно или нет, но Ташкент стал позиционировать себя в качестве противовеса России в Центральной Азии. В клинтоновской администрации, у которой не было внятной стратегии в отношении региона, кроме маловразумительной «доктрины Тэлбота», это поняли и оценили. Начал набирать оборот узбекско-американский геополитический роман, агонию которого мы наблюдаем сегодня.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.