Страница 61 из 138
— Чувствую, тебе хочется малость поработать? — улыбнулся Брэди.
— Нет, сэр, — ответила Эйлин.
Улыбка стерлась с его уст.
— Это почему же?
— Личные причины, сэр.
— Вы кто же, — надуваясь, вымолвил Брэди, — полицейский офицер или как?
— Я друг Стива Кареллы, — сказала она. — Знаю его хорошо.
— Ну и что?!
— Знаю его жену, его...
— Но какое это имеет отношение к...
— Я боюсь все испортить, сэр. Если они удерут...
— Инспектор?
Все повернулись.
Карелла и Уэйд подошли ближе.
— Сэр, — сказал Карелла, — тут у нас возникла одна мыслишка...
Толпа принялась выкрикивать хором, скандируя: "До-лой шлю-ху! До-лой шлю-ху!" — очевидно, с намерением подсказать осажденным, что они должны покончить с Долли именно таким образом, как произносилось: разрезать ее пополам — и все дела... Если Долли даже слышала эти вопли и могла их различать, она тем не менее не придавала им значения. Знай посиживает себе в окошке, этакая бледная отчужденная средневековая принцесса Гильдебрандт в ожидании красавца, благородного рыцаря, каковой умчит ее отсюда на арабском скакуне.
Но рыцарей поблизости отнюдь не оказалось. Была группа прекрасно натренированных полицейских, надеявшихся, что их организация, дисциплина, сплоченность, а главное — их терпение решат проблему таким образом, что в осажденном домике никто не взлетит на воздух.
В нем были двое преступников, а Брэди по опыту знал, что договориться с ними проще, чем, скажем, с политическими террористами или психами. Уголовники понимали, что такое условия сделки; вся их жизнь, в принципе, основывалась на купле-продаже. Уголовники знали, что правила — жесткие, особенно насчет оружия, и что эти правила выполнялись неукоснительно. Уголовник, к примеру, знал, что уж если у него револьвер 45-го калибра, то он ни за что не получит автомат 83-го года в обмен на заложника; если ему говорили, что он никогда не получит заложника взамен другого, он так это и воспринимал: не получит ни за что. Он также знал, что нельзя ни за что тронуть кого-нибудь, присланного приготовить ему поесть или постирать. Ему было известно, что такое последняя, нижняя черта, и он будет выглядеть глупо и непрофессионально, если ее переступит, пытаясь выторговать что-либо. Преступники понимали даже то, почему им отказывали в пиве, вине или виски: опаснейшая ведь ситуация, а алкоголь может еще и усугубить ее. О, преступник отлично понимал все.
И очевидно, где-то в глубине души знал, что дело вовсе не кончится райским островком и туземной девушкой, играющей на укулеле [10] и заплетающей ему волосы в косички. Он знал, что для него все кончится смертью или арестом. Только два выбора ему оставались. Знал он это, прекрасно знал... Таким образом, возрастали шансы того, что в преступнике, возможно, возобладает здравый смысл. Заключить полюбовную сделку и вернуться в тюрягу — куда лучше чем отправиться на носилках в морг. Но здесь ситуация была очень неопределенная, изменчивая, и Брэди нисколечко не был убежден в том, что с захватчиками вообще можно будет договориться о чем-то дельном. Он и надеялся только на то, что Эйлин совершит, так сказать, шаг вперед по сравнению со всеми предыдущими.
— Долли?
Ничего не выражающий взгляд, будто под гипнозом кино— и фотокамер, а также под влиянием толпы, безмятежно и мерно скандирующей: "До-лой шлю-ху!", подогревающей и без того разгоряченных ребятишек.
— Мое имя — Эйлин Берк, я полицейский парламентер, — сказала она.
Но и это осталось без ответа.
— Долли! Позволь мне, пожалуйста, переговорить с мистером Уиттейкером.
— А он не желает. Не-а.
— Да, но это с той, что была раньше. Скажи ему, что пришла другая...
— Все равно не хочет. Не-а.
— Если бы ты была так любезна сказать ему...
— Вот сама ему и скажи.
Он снова вырос в окне. Высокий, сияющий, футболка в пятнах от пота, в руках АК-47.
— Мистер Уиттейкер, — сказала она. — Я — Эйлин Берк... Полице...
— Какого тебе рожна нужно?
— Вы раньше говорили о геликоптере, о вертолете.
— А ведь и верно. Говорил. Ну-ка, встань, хочу тебя разглядеть. Пока ничего не вижу, только твою крышу и глаза.
— Вы же знаете, мистер Уиттейкер, я не могу этого сделать.
— Это откуда же ты знаешь? А?
— Но вы стреляете во все, что здесь движется...
— Ты что, на меня кого-нибудь нацеливаешь? — спросил он и внезапно исчез из виду.
Снайпер сообщил по уоки-токи инспектору Брэди:
— Я его потерял из прицела.
— Если хочешь потолковать, — заявил Уиттейкер, скрываясь в глубине комнаты, — ты должна подняться по лестнице, пройти на веранду и встать прямо перед окошком.
— Ну, может, попозже, — произнесла она.
— Уж я-то из себя мишени не сделаю, — продолжил Уиттейкер. — Можешь не сомневаться.
— А никто и не собирается в вас стрелять, — сказала Эйлин. — Могу вам это честно обещать.
— Дерьмо ты мне можешь обещать. У, Красная.
— Не люблю, когда меня так обзывают.
— Да плевать я хотел на то, что ты любишь или не любишь.
Она подумала, не ошиблась ли, но решила продолжать. По крайней мере, они уже разговаривали!.. Чем не начало хоть какого-то диалога?..
— Когда я была маленькой, меня все дразнили: Красная, Красная...
Он промолчал. Лицо полускрыто оконной рамой. Долли обратилась в слух: за всю ночь более или менее интересный разговор.
— Однажды я наголо постриглась и в таком виде пошла в школу...
— Господи! — Долли, хихикнув, прикрыла губы ладошкой.
— Сказала мальчишкам, чтобы они называли меня Лысая, уж лучше, чем Красная, правда?
Она услышала, что Уиттейкер тоже засмеялся. История, о которой она рассказывала, действительно когда-то произошла. Отрезала все свои проклятущие красные волосы и завернула их в газету; мать была потрясена: что ты, Эйлин, сделала? Спятила?
— Ну так вот, отрезам все волосы, — рассказывала Эйлин так, как обычно об этом рассказывала.
— Ну и чучело же из тебя, наверное, получилось, — заметила Долли.
— Не хотела, понимаешь, не хотела, чтоб меня дразнили — Красная, Красная, — рассудительно объяснила Эйлин.
— Уау? Все, все волосы отрезала?
— До единого.
— Ну и выдала, — прокомментировала Долли.
Уиттейкер пока никак не отозвался. Эйлин подумала: пропащее дело. Да, заставила его хихикнуть, и только. А теперь снова к делу. Бизнес.
— Ну и как же ты любишь, когда тебя кличут? — к удивлению Эйлин, откликнулся он.
— Эйлин, — сказала она. — А тебя? Как прикажешь тебя называть?
— Зови меня "Вертолет", — ответил он, давясь от хохота. Отлично. Теперь и он пошутил. Когда-то в шутку говорили так: можете называть меня хоть "Такси", только в очередь за мной не становитесь... Ладно. Сейчас надо сказать пару слов и о вертолете... Но вдруг время уже прошло для заключения сделки?
— Вообще-то, вертолет достать можно, — сказала она. — Но я буду должна обговорить это с боссом.
— Тогда иди и потолкуй с ним, Эйлин.
— Я почти уверена, он для этого все предпримет.
— А я тоже на это очень надеюсь, Эйлин.
— Но мне кажется, что взамен он попросит...
— Слушай, не играй на моих нервах. У меня и так терпение вот-вот лопнет...
— Но, понимаешь, еще ни разу случая не было, чтобы...
— ...Я тогда все на свете возненавижу, если с этой девчонкой, которая здесь ошибается, что-нибудь случится, понимаешь?
— А мне все будет ненавистно, если вообще тут что-нибудь с кем-нибудь случится... Поверь. Но ведь мы с тобой только-только затеяли деловой разговор, ты же знаешь, и я...
— Почему бы тебе к окну не подойти? — спросил он.
— Ты что, думаешь, я — ку-ку, чокнутая?
Он снова засмеялся.
— Да нет. Давай подходи. Не трону я тебя. Правда. Давай!
— Ну...
— Я что сказал?!
— А что, если я сперва встану?
— О'кей.
10
Укулеле — примитивный духовой инструмент.