Страница 14 из 45
За исключением первой гипотезы, пленяющей своей наивностью, три другие затрагивают вопрос об отношении к делу Ренн-ле-Шато самого императора Австрии. Известно, что Франц-Иосиф, глава Священной Римской империи, мечтал о том, чтобы распространить свою верховную власть по всей Европе. Спустя одиннадцать сотен лет у «седобородого императора», Карла Великого, появился честолюбивый соперник, претендующий на его трон. Более того, австрийский император претендовал и на некоторые прерогативы самого Папы Римского; разве то, что он являлся главой Священной Римской империи, не давало Францу-Иосифу права возражать против избрания папы?
Однако вернемся к экс-эрцгерцогу, в свое время навестившему Соньера в Ренн-ле-Шато. Получив генеральский чин в возрасте двадцати девяти лет, Иоганн Габсбург был страстным поклонником искусства, а не военного ремесла. Свидетельством тому может быть его балет «Ассассины», поставленный в Вене. После гибели своего кузена Рудольфа эрцгерцог обратился к императору с такими словами: «Я более не желаю быть императорским высочеством, то есть марионеткой в руках императора… Почтительно сообщая вашему императорскому величеству, что устав династии Габсбургов более не является моим законом, что более я не принадлежу к членам императорской фамилии, что я отказываюсь от своего положения, от титулов и прерогатив эрцгерцога. Отныне я становлюсь обычным человеком».
Спустя девять месяцев император вынес решение: ознакомившись с письмом эрцгерцога, Франц-Иосиф лишил его австрийского подданства, изгнав из страны. Какова дальнейшая судьба эрцгерцога-изгнанника? Жан Робен считает, что злоключения Иоганна Габсбурга описал Жюль Берн в романе «Кораблекрушение “Джонатана”», рассказав об анархисте Кауджере, закончившем свои дни на Огненной Земле. По другой версии, эрцгерцог, достигнув преклонного возраста, скончался в Норвегии. Так или иначе, это произошло после его визита к кюре Ренн-ле-Шато.
Сегодня ясно одно: изгнанный правитель, прибывший в Ренн-ле-Шато, не являлся уполномоченным его императорского величества. Дело, которое привело эрцгерцога в заброшенную деревеньку, вряд ли бы пришлось по вкусу Францу-Иосифу. Однако многие авторы, не принимая в расчет натянутые отношения между двумя представителями династии Габсбургов, и поныне готовы объединить священника, императора и эрцгерцога в рамках одного и того же заговора. Вопрос, сформулированный ими как «Могли ли, сведения, предположительно имевшиеся у Соньера, пойти на пользу Священной Римской империи?», должен звучать в другой тональности: «Могли ли эти сведения навредить императору?»
Если принять во внимание, что легитимность Священной Римской империи базировалась на общепринятых христианских догмах, становится ясно, что любой подлинный документ (или гениальный апокриф), ставивший под сомнение истинность этих догм, представлял для нее смертельную опасность. Однако почему в столь политизированном деле вдруг появился забытый богом Ренн-ле-Шато? Напомним, однако, что этот край был древним владением вестготов, исповедовавших «ересь» (арианство) и отрицавших божественность Христа. Позднее на этой земле появились тамплиеры, видевшие в Иисусе «всего лишь незначительного пророка». Таким образом, обнаружение в Ренне документов, подкрепляющих теологические идеи вестготов и тамплиеров, могло показаться вполне правдоподобным. Разумеется, подобные документы Австрия попыталась бы предать забвению, в то время как дальние французские родственники австрийского императора (бывшие, как и он, потомками Меровингов) были бы не прочь предать их огласке. Зачем и почему это было нужно, мы расскажем далее. Заметим лишь, что в той ситуации, что сложилась в Вене к началу XX столетия, Соньера легко можно назвать вестником беды.
В Ренн-ле-Шато приезжали и другие, менее выдающиеся деятели. Чтобы установить их личности, довольно часто приходится основывать свои предположения на слухах, впрочем, порой обоснованных. Ходит мнение, что странный «сеньор Ренн-ле-Шато» принимал у себя сановников ордена розенкрейцеров, а также членов одной из масонских лож, соблюдавших древний шотландский исправленный ритуал. Впрочем, точных, проверенных данных по этому вопросу не существует. По всей видимости, аббату Буде было известно о встречах Соньера и руководителей эзотерических обществ (вполне возможно также, что он сам принимал в них участие). Бросив быстрый взгляд на положение Церкви в ту эпоху, мы не станем отрицать того, что Соньер мог входить в тот или иной тайный орден. К аббату приходили странные посетители родом из Германии и Австрии, что может навести на мысль о шпионаже (подобное обвинение появится тогда, когда отношения между нациями станут напряженными, накануне Первой мировой войны).
Несмотря на все изменения в своей жизни, кюре Ренн-ле-Шато не оставляет без внимания свою паству: он помогает обездоленным семьям, его денежную поддержку получают тяжелобольные. Творя добро, он вызывает всеобщую признательность и благорасположение. Чем руководствовался наш аббат: искренними порывами души, желанием щегольнуть своим богатством или тем и другим сразу? Как бы то ни было, во всех делах Соньер сохраняет неизменную приветливость; что бы ему в то время ни приписывали, все сходятся в одном: местный кюре — «славный малый».
Однако как сказались подобные изменения в жизни кюре на Мари Денарно? О, она довольно быстро стала знатной дамой Ренна. С тех пор как за их столом обедает сам министр изящных искусств, мадмуазель Мари ни в чем не уступает элегантным парижанкам. Ее часто видят на прогулке рука об руку с господином кюре, в сопровождении верных домашних любимцев — Фауста и Помпоне, собак священника. («Фауст — ну конечно, как не вспомнить договор с Мефистофелем!» — может воскликнуть читатель.) Встречая во время прогулки односельчан, кюре расспрашивает их о сборе урожая, беседует на разные темы. Мадам Олив, достигшая ныне преклонного возраста, еще помнит о любезном кюре: по ее словам, о богатстве аббата говорили нечасто. Ее подруга Жоржета сохранила память о господине аббате в основном по рассказам своего отца. От нее мы узнали, что Беранже и Мари частенько наведывались на их ферму: там они танцевали под звуки аккордеона, на котором прекрасно играл ее отец! Не мечтала ли мадмуазель Мари Денарно однажды открыть бал в паре с Францем-Иосифом при венском дворе? Дело есть дело, но танец навсегда останется танцем!
Неприятности Соньера с начальством начинаются в 1902 году. Не потому ли, что аббат скупал земли, возводил на них постройки, иными словами, жил на широкую ногу? Маловероятно: монсеньор Бийар, уже давно знавший, что деятельность аббата выходит за рамки дозволенного духовному лицу, не находил повода к критике. Пока монсеньор Бийар был епископом Каркассона, пока на папском престоле восседал Лев XIII, а в Вене правил Франц-Иосиф, «предприятие Соньера» процветало. Однако в 1902 году положение дел изменилось: епископом Каркассона становится монсеньор Босежур. Отныне Соньер лишен прелата-покровителя, познакомившего его с духовенством Сен-Сульпис и, вероятно, посвященного в обстоятельства этого дела. Новый епископ вызывает Соньера к себе, требуя объяснить, каким образом у простого кюре появился столь богатый доход. Священника подозревают в симонии, в незаконном присвоении денежных сумм, вырученных за мессы. Однако создается впечатление, что аббат не слишком обеспокоен подобным обвинением. Если исходить из того, что нам известно о споре обвинителя и обвиняемого, священник будет защищаться, но сделает это довольно неумело. Однако обратимся к цифрам.
С момента обогащения и до конца жизни аббат потратил около 600 000 франков золотом (около трех миллиардов сантимов по нынешнему курсу 1994 года), однако истинная цифра будет получена, если мы увеличим эту сумму в два раза. Возможно ли, чтобы за двадцать один год работы в Ренн-ле-Шато аббат прочел 600 000 месс (из расчета, что месса стоила один франк)? Ко всему этому надо принять во внимание колоссальные усилия, вызванные такой работой, а также затраты на транспорт и на непредвиденные расходы в таком предприятии. Ведь речь идет о миллионе уговоров, к коим пришлось бы прибегнуть священнику, чтобы обеспечить себе 800 000 заказов на служение месс, с которых он мог бы выручить 600 000 франков чистой прибыли… Нет, нужно признать, что способы обогащения Соньера были иными. Так же, как и то, что у этого дела была еще одна сторона, в какой-то мере объясняющая, чем был вызван внезапный гнев иерарха Церкви.