Маргарет Тэтчер

Майкл Хезлтайн объяснил, что на этот шаг его толкнули три причины: поддержка той точки зрения на отношения с Европой, которую защищал Джеффри Хау; результат опросов, показывающий, что он является единственным, кто сможет победить на ближайших выборах, а также желание пересмотреть вопрос о гибельном подушном налоге. Этого было вполне достаточно, чтобы «соблазнить» многочисленных заднескамеечников. Вплоть до голосования Хезлтайн не покинет кулуаров парламента и чайной, где будет очаровывать депутатов своей вкрадчивой, хитроватой улыбкой и отрывать голос за голосом от кучки тех, кто еще не решался перейти Рубикон.

У Маргарет всё было непросто. Ее избирательная кампания никак не могла начаться. Сама она не хотела ее вести, считая, что это будет признаком слабости. Кроме того, она не верила в то, что может проиграть, как не верил в это Тэд Хит в 1975 году, с той лишь разницей, что у нее за плечами были три победы, а у него — поражения. Она доверила заботу об организации избирательной кампании Джорджу Янгеру, но он был слишком занят обязанностями президента «Банка Шотландии» и свои полномочия часто передавал другим. К тому же реального плана ведения кампании не существовало. В конце концов всё легло на плечи Питера Моррисона, парламентского секретаря Мэгги. Это был очаровательный и блестящий человек, но ленивый и легковерный. Ему не хватало политического веса и влияния, особенно для предстоящей кампании. А для такой кампании нужен был либо Айри Нив, либо Иэн Гоу. Но их уже не было в живых, оба были убиты[213]. Питер же довольствовался красивыми речами и расплывчатыми заверениями. К его действиям вполне применим анекдот об избрании членов Французской академии: «Я ведь дал вам слово, так почему же вы еще хотите и мой голос?» Когда какой-нибудь депутат говорил Питеру, что будет голосовать за Маргарет, он считал, что голос уже получен. Но разве ренегаты заранее хвастаются своим предательством? Короче говоря, на бумаге он добился прекрасных результатов, даже не подумав о том, чтобы ввести систему двойной проверки, которую ввела в 1975 году Маргарет. Тогда каждому депутату наносили визит еще как минимум два депутата, чтобы удостовериться в надежности его обещаний. Нет, Питер всё «проглатывал» с невероятной наивностью и без колебаний уверял «Железную леди» в том, что она одержит победу, получив 240 голосов против 110.

Правда, Маргарет ему совершенно не помогала. Она не брала на себя труд призвать на свою сторону колеблющихся депутатов. Стивен Норрис, малоизвестный заднескамеечник, вспоминает: «Она утратила контакт с нами и со страной <…>. Выказывая свое равнодушие и некомпетентность, она показала, что заслуживает поражения». В прессе Маргарет допускала одну ошибку за другой. Она сообщила, что собирается провести референдум по поводу единой европейской денежной единицы. Парламентарии восприняли это как пощечину, ведь это было прямое обращение к народу в обход представителей этого народа. Ну и, наконец, завершающий штрих, как говорится, вишенка на пирог: Маргарет покинула Лондон накануне голосования и отправилась на парижский саммит. Она полагала, что этот поступок подчеркивает ее вес как политического деятеля, однако же он был воспринят как выражение презрения.

В Париже день 20 ноября был посвящен двусторонним встречам и пышным празднествам, устроенным Миттераном. Маргарет завтракала с Джорджем Бушем, обедала в Енисейском дворце, затем произнесла речь, в которой призналась, что была скептически настроена по отношению к Хельсинкским соглашениям, но добавила, что соглашения по разоружению и освобождение стран Востока, по поводу которых на этом саммите будет составлен официальный акт признания, доказывают, что мир изменился и он на правильном пути.

Затем Маргарет отправилась в посольство Англии на улице Фобур Сент-Оноре. Вечером в Версале должен был состояться торжественный прием. В ее комнате все хлопотали и суетились, прибывший парикмахер поправил ей прическу, растрепанную ноябрьским ветром. Затем Маргарет перешла в кабинет, предоставленный в ее распоряжение. Возле нее были Бернард Ингем, Чарлз Пауэлл, Питер Моррисон, посол сэр Ивен Фергюссон и незаменимая Крофи. Все ждали известий, шутили, стараясь выглядеть веселыми, но напряжение все же ощущалось. Внезапно Питер заволновался, что уже не так уверен «в своих цифрах», как прежде. В 18 часов зазвонил телефон. Питер снял трубку. Все ждали, что он скажет. Он опустил вниз большой палец. Всё потеряно. Маргарет получила 204 голоса, Майкл Хезлтайн — 152. Чтобы победить его в первом туре, ей надо было получить преимущество более чем в 15 процентов, то есть не менее 206 голосов. Ей не хватило всего двух голосов, двух жалких голосов. Маргарет оплошно споткнулась. Поток истории вырывался из старого русла.

Маргарет решила бороться. На ступеньках резиденции английского посла она произнесла воинственную речь: «Добрый вечер, господа! Я конечно же удовлетворена тем, что получила более половины голосов консерваторов, и конечно же разочарована тем, что этого недостаточно для победы в первом туре. Я подтверждаю, что намерена выдвинуть свою кандидатуру во второй тур».

Маргарет в тот же вечер достигла невиданной силы человеческого духа. Когда она прибыла в Версаль, все взоры были устремлены на нее. В том рву со львами, что собой представляет власть, каждый подстерегает момент, когда соперник совершит ошибку, каждый ждет, когда он споткнется. Но Мэгги и глазом не моргнула. Она превосходно владела собой и была столь же щедра на улыбки, как и в моменты триумфа. Президент Миттеран превзошел самого себя, выказывая воистину рыцарскую любезность. Вопреки протоколу он, как пишет Маргарет, «вошел в зал вместе со мной, словно я только что выиграла выборы, а не наполовину их проиграла». В то время как на сцене оперного театра в Версале мелькали балетные пачки и пуанты, она вновь и вновь производила в уме подсчеты и задавалась вопросом: «Как это могло случиться?» Во время торжественного обеда в зеркальной галерее она была очаровательна. Понимая, что это, возможно, ее последний международный саммит, Маргарет хотела блистать как никогда. При прощании Джордж и Барбара Буш заключили ее в объятия, а Гельмут Коль, с которым она довольно жестко спорила по поводу Европы, подарил ей букет роз, с коим она и отбыла в посольство. Жест, достойный короля, и поведение, достойное королевы…

Если в Париже Маргарет еще питала надежды, то в Лондоне они быстро развеялись и она сменила тон. Деннис тут же всё понял. Утешая ее, он сказал: «Брось всё! Отойди в сторону!» Но Маргарет хотела сражаться, хотя позже признается: «Министры, члены правительства были моей слабой стороной, уязвимой точкой». Это, конечно, было правдой. Она совершила роковую ошибку, не собрав их всех вместе, ведь тогда вряд ли кто-либо из них осмелился бы «поднять на нее матереубийственное оружие». Но она принимала их по одному в своем кабинете в палате общин, усаживала на диван прямо против себя. Это было дефиле Тартюфов, бал-маскарад ведьм, переодетых в милых коломбин. Все уверяли ее в своей преданности, но добавляли, что не верят в ее победу и что лучше ей самой подать в отставку, нежели потерпеть унизительное поражение. Каждый выжимал из себя слезу сожаления, но при этом думал о своем месте в будущем правительстве. Она всё понимала. Слова, которые они говорили, повторялись, ведь они обо всем договаривались до того, как входили в ее кабинет. Кроме Сесила Паркинсона, Кеннета Кларка и Ника Ридли все остальные советовали ей выйти из борьбы. Даже Джон Мейджор начал «выворачивать свой пиджак наизнанку», то есть явно собрался переметнуться в другой лагерь. Он слышал зов судьбы. Это был его шанс, и он не хотел его упустить. Он не явился в Вестминстер по той причине, что ему якобы удаляли зуб мудрости, и сообщил свое мнение по телефону. Маргарет описывает этот диалог: «Когда я попросила его официально поддержать мою кандидатуру, воцарилось молчание. Он явно колебался, это чувствовалось <…>, в конце концов он сказал „да“, если таково мое желание. Но ведь мы оба были не дураки».

213

Первый — в 1979 году, накануне триумфа Маргарет, а второй — в 1990-м; оба стали жертвами боевиков ИРА.