Маргарет Тэтчер

Однако в 1989 году политическая жизнь началась в атмосфере праздника. Несмотря на подушный налог и неприятности с Найджелом Лоусоном, уже отравлявшие атмосферу, тогда на Даунинг-стрит, 10, с большой радостью отметили круглую дату пребывания Маргарет в этом доме. 3 мая 1989 года исполнилось ровно десять лет, как она переступила его порог и стала премьер-министром, дольше всех сохранявшим свое кресло в XX веке, опередив лорда Асквита, занимавшего этот пост восемь лет и 250 дней. Ей оставалось побить два рекорда: рекорд лорда Солсбери, исполнявшего свои обязанности на протяжении тринадцати лет и девяти месяцев в XIX веке, и рекорд лорда Уолпола, бывшего премьер-министром на протяжении двадцати двух лет. Да, действительно, оставалось не так уж и далеко до Книги рекордов Гиннесса. Однако Маргарет настаивала на том, чтобы все торжества прошли скромно. Она опасалась, как бы люди не стали перешептываться, что десяти лет вполне достаточно и нужен другой глава правительства. 4 мая «Комитет 1922 года» устроил роскошную вечеринку в «Савое», рядом с Ковент-Гарденом. Под позолоченной лепниной этой бывшей роскошной кондитерской Викторианской эпохи Мэгги наслаждалась своим торжеством. Через несколько дней она устроила прием в поместье «Чекерс», куда были приглашены лишь самые близкие ей люди, в том числе Руперт Мердок и Джон Мейджор, который все больше и больше выступал в роли ее наследника. Но Маргарет настойчиво давала всем понять, что не собирается выпускать власть из своих рук и передавать ее кому-то. Несколькими днями позже в интервью «Независимому телевидению» она заявила: «Сейчас не время нам засыпать, потому что мы создали замечательную базу. Мы будем продолжать На протяжении ближайших десяти лет будет очень интересно». Журналисту Джону Коулу, спросившему Маргарет, не настало ли для нее время вкусить счастья быть бабушкой, она ответила: «Я буду счастлива побыть няней, но время еще не пришло». Правда, за год до этого она доверительно сообщила «Таймс»: «Настанет день, когда какой-то человек сможет делать многое лучше, чем я. Я всё время его ищу. Но я надеюсь, что сама еще буду у власти четвертый срок».

Маргарет заявляла об этом всё громче, поскольку чувствовала, как ее «смена» бьет копытами от нетерпения. Старые друзья, такие как лорд Каррингтон, несмотря на расхождение во взглядах, по-прежнему восхищавшиеся Маргарет, советовали ей уйти в отставку. «Чем раньше, тем лучше». Лорд Каррингтон не надеялся ни на что для себя самого, ведь он слишком стар. Но он полагал, что она возвысит себя, если сама сложит с себя атрибуты власти и могущества. Иметь возможность взять и все же не взять — это деяние, достойное короля, королевский жест. Но Маргарет слишком любила власть, чтобы поддаться призывам тех, кто внушал ей мысль о величественном прощании, когда она сама скажет: «Прощайте». Она предпочитала судорожно цепляться за власть, несмотря на повторявшиеся кризисы.

В кулуарах Вестминстера депутаты всё больше недоумевали. Во время голосования по поводу введения подушного налога один из них якобы спросил Вудро Уайета: «Не сошла ли Маргарет с ума?» Другой выразился так: «Она что, не в себе?» Кроме того, независимо от допускавшихся политических ошибок или одержанных побед на лице Маргарет начали проявляться следы усталости, несмотря на все женские уловки, искусство макияжа и чудеса, творимые парикмахерами. Сэр Питер Моррисон, ее последний парламентский секретарь, признавался, что она часто бывала изнурена и ему приходилось тратить много времени на то, чтобы вычеркнуть из ее еженедельника «ненужные встречи» и «по максимуму защитить ее». В свои 65 лет, чтобы восстановить силы, Маргарет все больше призывала на помощь медицину, прибегала к витаминам и даже к легким электрическим разрядам. Ей требовалось все больше и больше энергии, чтобы нести чрезвычайно тяжкий груз ответственности. Однако она не хотела видеть, как на горизонте собираются тучи, не хотела замечать признаков, предвещавших ее скорое падение.

В 1989 году Консервативная партия впервые с 1979-го дважды подряд потерпела поражение на выборах: в мае на так называемых европейских выборах и чуть позже — на местных, где лейбористы получили 40 процентов голосов против 32 процентов, отданных за тори. Подушный налог сыграл здесь большую роль. Но это дурное предзнаменование Маргарет отмела одним движением руки. Она уже привыкла к тому, что посредине очередного срока правления опросы общественного мнения давали плохие результаты. Правда, имелся один нюанс: на сей раз это были не результаты опросов, а итоги реального голосования.

Именно по этой причине в октябре 1989 года, впервые с 1975-го, появился кандидат на пост лидера партии, выставивший свою кандидатуру против кандидатуры Маргарет. Никогда еще процедура, выработанная Алеком Дуглас-Хьюмом, не была «запущена» против действующего премьер-министра. Это был раскат грома, преступление, оскорбление величества! Соперник Маргарет не внушал никаких опасений. Звали его Энтони Мейер. Он был превосходным образчиком «консерватора старой школы»: баронет, землевладелец, бывший дипломат, убежденный последователь идей Дизраэли, короче говоря, полная противоположность тем силам движения и развития, что привели Маргарет к власти. Маргарет едва-едва занималась избирательной кампанией. Результаты оказались «на уровне» ее надежд: 314 голосов за нее и 33 за Энтони Мейера. Она находила, что этот успех придал ей новые силы, но не сумела оценить всю важность и глубину нанесенного ей как главе государства оскорбления. Ее ведь лишили священного ореола, ее культ уничтожили. Она уже не была неоспоримым лидером, перед которым каждый был готов склонить голову. Мейер был пробным ударом, но при появлении более достойного кандидата удар мог стать мастерским. Иэн Гоу высказал опасения, что в 1990 году Маргарет могут ожидать большие неприятности. Кеннет Бейкер писал о выборах, что «это плохо как для единства партии, так и для нее самой». Ник Ридли констатировал с тревогой, что «этот результат заставил ее поверить в то, что она еще располагает большой поддержкой в парламенте». Но на деле всё было иначе, просто «плод» еще не созрел.

В самом правительстве в темноте уже заблистали острые клинки, хотя о заговоре еще говорить не стоило. Коллегиальность теперь была просто пустым звуком, так что каждый министр вел свою игру, разыгрывая собственную карту. Самые значимые фигуры среди них, Джон Мейджор и Дуглас Херд, еженедельно встречались в «Карлтон-Гарденз», резиденции министра иностранных дел, чтобы попытаться найти способ как-то сломить бескомпромиссность Маргарет в вопросах отношений с Европой. «Мы оба полагали, — пишет Джон Мейджор в мемуарах, — что с премьер-министром надо теперь обходиться очень осторожно и бережно». Когда подчиненные заключают союз, чтобы как-то обмануть или провести шефа, это никогда не бывает добрым предзнаменованием.

В октябре 1990 года Маргарет одержала свою последнюю триумфальную победу на съезде Консервативной партии в Борнемуте. Рядовые консерваторы встретили ее с воодушевлением. Работяги из окружных избирательных комиссий, помощники и помощницы политиков, расклейщики плакатов, женщины, клеившие конверты, и разносчики листовок устроили ей продолжительную овацию. Обстановка вообще была «перегретой». Все думали, что выборы обязательно состоятся либо в 1991 году, либо, самое позднее, в 1992-м. И всем было известно, что борьба предстоит нешуточная, что дело может дойти до рукопашной. Запах пороха «вдохнул жизнь в старое войско». Одному журналисту, спросившему у Маргарет, когда она уйдет в отставку, она ответила: «Я об этом даже не думаю». Поднявшись на трибуну, она воспламенила зал зажигательной речью: «Этот год, год 1990-й — лучший из всех, ибо тирания рухнула и свобода восторжествовала в Европе!» Маргарет никогда не бывала такой доброй и довольной, как в те минуты, когда слышался грохот сапог. Саддам Хусейн только что захватил Кувейт. Британские войска погрузились на корабли и направились в Персидский залив. Так что теперь она могла, не рискуя сфальшивить, вновь заговорить с интонациями Черчилля, которые ей так подходили: «Диктаторов можно устрашить, их нельзя умиротворить». Во имя национального суверенитета она с яростью обрушилась на идею введения единой европейской валюты, которая «поставит Великобританию под строгий надзор Делора». Она даже могла позволить себе сказать несколько добрых слов о Нейле Кинноке, «премьер-министре в ожидании поста», который навел ее на мысль о людях, стоящих в очереди за жалованьем. Зал так и покатился со смеху. Когда Маргарет закончила речь, началась овация стоя. Ронни Миллер вспоминает, что «пол ходил ходуном, трибуна сотрясалась». В течение более получаса воодушевленные, восторженные делегаты съезда размахивали табличками, на которых можно было прочесть: «Еще десять лет». Это был апофеоз славы, Маргарет была вполне удовлетворена. Ей даже в голову не могло прийти, что всего лишь месяц спустя она уже не будет премьер-министром. Она думала, что для нее это — новый старт. На самом же деле это была лебединая песня.