Страница 42 из 49
Часть Златоуста. На первом плане – завод. Осень 1909 года. Фото СМ. Прокудина-Горского
Tell Slatousts. Im Vordergrund – derBetrieb. Herbst 1909. Hot о von S.M. Prokudin
К слову, «не тем» показался ему и проект знаменитого впоследствии Уралмаша. Машиностроительный завод планировался достаточно скромным – индустриализация только набирала обороты, и многие недооценивали ее потенциал. Фидлер говорил на заседаниях бюро: «Завод – это живой организм, который рождается, развивается, мужает. Мы сейчас способствуем рождению завода и обязаны позаботиться о „кровати" для него. Но нужно, чтобы это была территория, рассчитанная на взрослого, возмужавшего Самсона, а не детская коляска, которая скоро станет для него прокрустовым ложем». И следом, вопреки указаниям центра, закладывал в проекты многократное расширение заводской площадки и укрупнение цехов. Из этого нежелания возиться с «детской коляской» и родилась в итоге блестящая по тем временам индустриальная концепция – построить «завод заводов».
«Назвался груздем – полезай в кузов». В. Ф. Фидлер был назначен главным инженером проекта – стал, по сути, основателем Уральского завода тяжелого машиностроения. «Это мой первенец, и я отдам ему все, на что способен мой мозг», – говорил Владимир Федорович, и отдавался строительству завода без остатка. Его рабочий день был словно безразмерным, и отдыха он почти не знал.
Это не могло закончиться хорошо. Пуска завода Фидлер не дождался. В октябре 1932 года он приехал в Москву на совещание. «Железный нарком» Серго Орджоникидзе назначил его в тот день главным инженером почти уже построенного Уралмаша. А вечером Владимир Федорович скоропостижно скончался в гостиничном номере, диагноз врачей – инфаркт. Кончина была столь неожиданной, что поползли слухи о его убийстве; к тому же недоброжелатели у него были: и завидовавшие его блестящим способностям, и классовые антагонисты – мол, «старорежимный спец».
Проводили В. Ф. Фидлера в последний путь как героя труда, замуровав урну с пеплом в памятник перед Уралмашем. «Именем Фидлера, как пишут историки завода, решили назвать центральную улицу уралмашевского соцгородка, семье покойного назначить персональную пенсию, закрепить за ней служебную квартиру и освободить от квартплаты. Предлагалось учредить две студенческие стипендии имени Фидлера, премию для лучших работников…»
Увы, ничего этого не произойдет, а имя Фидлера смешают с грязью. Через год после его смерти на заводе вспыхнул пожар – сгорел кузнечнопрессовый цех, любимое детище главного инженера. Естественно, стали искать виноватых. Далеко обвинители не ушли: «Установлено, что вредителем был Фидлер. Это факт. Большое количество вины лежит на Фидлере, но он умер. И очень жаль, что умер, а не то мы бы его расстреляли…»
Урну с его прахом из памятника вынули и выбросили, семью выселили из квартиры, младшую дочь отчислили из института. Лишь в 1993 году удалось реабилитировать его имя… А урну с пеплом обнаружили на старом заводском дровяном складе в конце 30-х и спустя еще много лет прах основателя Уралмаша наконец предали земле – без особых почестей, зато по-человечески…
Тайна писателя павла северного
Небольшой южноуральский городок Верхний Уфалей по странному стечению судеб в конце XIX века подарил русской литературе два имени.
Один – сын заводского служащего Александр Туркин, первый профессиональный южноуральский писатель, отмеченный В. Г. Короленко и Максимом Горьким. Второй – сын управляющего Верхнеуфалейским заводом Павел Александрович фон Ольбрих (1900–1981), известный в литературе под псевдонимом Павел Северный.
Его отец, барон Александр фон Ольбрих, был не только хорошим горным инженером, но и толковым менеджером, умевшим поставить дело и утвердить порядок. За это его заводовладельцы ценили особо, приглашая то на один завод, то на другой. «Быстро своим умом и энергией обратил на себя внимание и стал влиятельным и авторитетным лицом в промышленном мире Урала», – с гордостью писал П. Северный об отце.
Павел Северный (П.А. фон Ольбрих, 1900–1981), писатель
Pawel Sewernyj (P.А. von Olbrich, 1900–1981), Schriftsteller
Твердое положение, деловая хватка, титул барона и четкая монархическая позиция не оставили барону фон Ольбриху никаких шансов на «добрососедство» с революционной советской властью. Красные расстреляют его одним из первых в крае – расстреляют вместе с дочерьми…
Потрясенный известием о гибели семьи, восемнадцатилетний Павел Ольбрих поклялся отомстить. До этого воевавший добровольцем на фронтах Первой мировой, теперь он стал юнкером военной школы в Екатеринбурге, окончил ее в чине поручика и возглавил роту 25-го стрелкового полка Уральской дивизии в армии Колчака. Вместе с этой армией он пройдет – от начала до конца – весь трагический путь: с Урала до Забайкалья.
Можно сказать, что Ольбрих родился в рубашке. Он не раз должен был умереть на том гибельном пути – от сыпного тифа, от пули при дерзком побеге из красного плена, в походе через заснеженную Сибирь, устеленную трупами замерзших. Он мог, наконец, утонуть в байкальском ледоломе при переходе от Иркутска в Забайкалье. Этот трагический переход января-февраля 1920 года по неокрепшему льду озера назван историками Великим Сибирским Ледяным походом. Тогда из более чем стотысячной армии до другого берега дошло около пятнадцати тысяч. Спустя десятилетия с неистершейся болью П. Северный напишет об этом походе в своем знаменитом автобиографическом романе «Ледяной смех».
Долина реки Уфалей близ Верхнеуфалейского завода – родные места Павла Северного
Tal des Flusses Ufalej nahe des Werchneufalejsker Betriebes – Heimat von Pawel Sewernyj
Далее, в свободной от красных и потому, казалось бы, безопасной Маньчжурии, где Павел Александрович оказался в эмиграции в 1920 году, он снова чуть не погиб, попав к хунхузам. А потом была белоэмигрантская «столица», Харбин, и здесь он тоже пришелся не ко двору. Удивительно, но при боевом прошлом колчаковского офицера, очевидной жажде мести за расстрелянных родных, он был, по мнению многих, настроен «весьма пробольшевистски» – в результате рассорился со всеми и махнул через весь Китай в Шанхай… пешком, чтобы китайский мир посмотреть.
Именно в Шанхае прежнего Павла Ольбриха не станет – вместо него войдет в литературу известный в русскоязычном зарубежье писатель Павел Северный.
Три десятилетия в Шанхае Павел Северный не просто писал – он словно дорвался до литературы, до слова. В Шанхае заново произрос его Урал, освященный детской любовью, – здесь родилась его известная трилогия «Сказание о старом Урале» («Рукавицы Строганова», «Невьянские куранты», «Камешки Ерофея Маркова»). Здесь увидят свет романы «Золото на грязи», «Ветер с Урала», «Домны плавят», «Туман над Камой», повесть «Следы лаптей». Наконец, здесь будут написаны романы о Суворове, Пушкине, Тургеневе; будут книги «Лики неповторимой России», «Черные лебеди», «Шумит тайга Маньчжурии».
И чем больше писал Северный о России, тем сильнее свербила мысль: если страна своим «народным сердцем» выбрала Советы – значит, была тому причина: настолько веская, что ради нее на революционную плаху были положены тысячи и тысячи жизней. Эмиграция такое настроение писателя, естественно, чувствовала, называя его «просоветским».
Еще один поворот в его судьбе случится уже после Великой Отечественной войны, после победы коммунистов в Китае. Мысль о возвращении не давала покоя. С 1945 года Павел Северный состоит в «Обществе граждан СССР в Шанхае», работает в советском торгпредстве, редактирует советскую газету «Новая жизнь». Видимо, в этот период и крепнет его желание вернуться на родину. Летом 1954 года он и его семья получают долгожданное разрешение.