Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 11



Кухня и сандалий

Все шептались о скандале.Кто-то из посудывынул Берчикин сандалий.Пахло самосудом.Кто-то свистнул в кулак,кто-то глухо ухнул;во главе идет СпартакМенделевич Трухман.Он подлец! А мы не знали.Он зазвал и пригласилв эту битву за сандалийсамых злостных местных сил.И пошла такая свалка,как у этих дурачков.Никому уже не жалко ни здоровья,ни очков.За углом, где батарея,перекупщик Пиня Вайсмял английского евреяСоломона Экзерсайс.Обнажив себя по пояс,как зарезанный крича,из кладовой вышел Двойриси пошел рубить сплеча.Он друзьям – как лодке руль.Это гордость наша.От рожденья имя – Сруль,а в анкете – Саша.Он худой как щепочка,щупленький как птенчик,сзади как сурепочка,спереди как хренчик.Но удары так и сыпет!Он повсюду знаменит,в честь его в стране Египетназван город Поц-Аид.Он упал, поднялся снова,воздух мужеством запах;"Гиб а кук! – рыдали вдовы. —Не топчите Сруля в пах!.. "Но – звонок и тишина…И над павшим телом —участковый старшинаФима Парабеллум.…Сладкий цимес – это ж прелесть!А сегодня он горчит.В нем искусственная челюстьдеда Слуцкера торчит.Все разбито в жуткой драке,по осколкам каждый шаг,и трусливый Леня Гаккельиз штанов достал дуршлаг.За оторванную пейсукто-то стонет, аж дрожит;на тахте у сводни ПесиСруль растерзанный лежит.Он очнулся и сказал: "Зря шумел скандальчик:я ведь спутал за сандалжареный сазанчик".

Про тачанку

Ты лети с дороги, птица!Зверь, с дороги – уходи!Видишь – облако клубится?Это маршал впереди.Ровно вьются портупеи,мягко пляшут рысаки;все буденновцы – евреи,потому что – казаки.Подойдите, поглядите,полюбуйтесь на акцент:маршал Сема наш водитель,внепартийный фармацевт.Бой копыт, как рокот грома,алый бархат на штанах;в синем шлеме – красный Шлема,стройный Сруль на стременах…Конармейцы, конармейцына неслыханном скаку —сто буденновцев при пейсах,двести сабель на боку.А в седле трубач горбатыйдиким пламенем горит,и несет его куда-то,озаряя изнутри.Он сидит, смешной и хлипкий,наплевавший на судьбу,он в местечке бросил скрипку,он в отряд принес трубу.И ни звать уже, ни трогать,и сигнал уже вот-вот…Он возносит острый локотьи растет, растет, растет…Ну, а мы-то? Мы ж потомки!Рюмки сходятся, звеня,будто брошены котомкиу походного огня.Курим, пьем, играем в карты,любим женщин сгоряча,обещанием инфарктаколет сердце по ночам.Но закрой глаза плотнее,отвори мечте тропу…Едут конные евреипо ковыльному степу…Бьет колесами тачанка,конь играет, как дельфин;а жена моя – гречанка!Циля Глезер из Афин!Цилин предок – не забудь! —он служил в аптеке.Он прошел великий путьиз евреев в греки…Дома ждет меня жена;плача, варит курицу.Украинская страна,жмеринская улица…Так пускай звенит посуда,разлетаются года,потому что будут, будут,будут битвы – таки да!..Будет пыльная дорогапо дымящейся земле,с красным флагом синагогав белокаменном селе.Дилетант и бабник Мойшебарабан ударит в грудь;будет все! И даже большена немножечко чуть-чуть…

Монтигомо неистребимый коган

На берегах Амазонки в середине нашего века было обнаружено племя дикарей, говорящих на семитском диалекте. Их туземной жизни посвящается поэма.

Идут высокие мужчины,по ветру бороды развеяв;тут первобытная община доисторических евреев.Законы джунглей, лес и небо,насквозь прозрачная река…Они уже не сеют хлебаи не фотографы пока.Они стреляют фиш из лукаи фаршируют не спеша;а к синагоге из бамбукапристройка есть – из камыша.И в ней живет – без жен и страха —религиозный гарнизон:Шапиро – жрец, Гуревич – знахарьи дряхлый резник Либензон.Его повсюду кормят, любят —он платит службой и добром:младенцам кончики он рубитбольшим гранитным топором.И жены их уже не знают,свой издавая первый крик,что слишком длинно обрубаетглухой завистливый старик…Они селились берегамивдали от сумрака лиан,где бродит вепрь – свинья с рогами —и стонут самки обезьян.Где конуса клопов-термитов,белеют кости беглых кози дикари-антисемитыедят евреев и стрекоз.Где горы Анды, словно Альпы,большая надпись черным углем:"Евреи! Тут снимают скальпы!Не заходите в эти джунгли!"Но рос и вырос дух бунтарский,и в сентябре, идя ва-банк,собрал симпозиум дикарскийнародный вождь Арон Гутанг.И пел им песни кантор Дымшиц,и каждый внутренне горел;согнули луки и, сложившись,купили очень много стрел.…Дозорный срезан.Пес – не гавкнет.По джунглям двинулся как танкбананоносый Томагавкери жрец-раскольник Бумеранг.В атаке нету Мордехая,но сомкнут строй, они идут;отчизну дома оставляя,семиты – одного не ждут!А Мордехай – в нем кровь застыла —вдоль по кустам бежал, дрожа,чем невзначай подкрался с тыла,антисемитов окружа…Бой – до триумфа – до обеда!На час еды – прощай, война.Евреи – тоже людоеды,когда потребует страна.Не верьте книгам и родителям.История темна, как ночь.Колумб (Аид), плевав на Индию,гнал каравеллы, чтоб помочь.Еврейским занявшись вопросом,Потемкин, граф, ушел от дел;науки бросив, ЛомоносовЕкатерину поимел.Ученый, он боялся сплетени только ночью к ней ходил.Старик Державин их заметили, в гроб сходя, благословил.В приемных Рима подогретый,Крестовый начался поход;Вильям Шекспир писал сонеты,чтоб накопить на пароход.…Но жил дикарь – с евреем рядом.Века стекали с пирамид.Ассимилировались взгляды.И кто теперь антисемит?Хрустят суставы, гнутся шеи,сраженье близится к концу,и два врага, сойдясь в траншее,меняют сахар на мацу.В жестокой схватке рукопашнойждала победа впереди.Стал день сегодняшний – вчерашним;никто часов не заводил.И эта мысль гнала евреев,она их мучила и жгла:ведь если не смотреть на время,не знаешь, как идут дела.А где стоят часы семитов,там время прекращает бег;в лесу мартышек и термитовпещерный воцарился век.За пищей вглубь стремясь податься,они скрывались постепенноот мировых цивилизацийи от культурного обмена.И коммунизм их – первобытен,и в шалашах – портрет вождя,но в поступательном развитииэпоху рабства обойдя,и локоть к локтю, если надо,а если надо, грудь на грудь,в коммунистических бригадахк феодализму держат путь…