Страница 9 из 22
- Не быть по-твоему, Карпило! Не пущу внучку!
- А я и спрашивать не стану! Потяну силой - и всё тут!
Из сеней донёсся шум борьбы, что-то с грохотом упало, потом раздался девичий крик:
- Ой, дедуся!..
Ждан вскочил с постели.
- Дядька Самуил, вставай! Несчастье с Любавой! Быстрей!
Надев сапоги, сорвал с колышка меч и, как был - раздетый, простоволосый - кинулся из хаты.
Дверь из сеней распахнута настежь. В сенях - никого. Голоса слышатся у самых ворот. Ждан стремглав выскочил во двор.
Утро выдалось тихое, солнечное, и только высокие сугробы пушистого снега напоминали о том, что недавно здесь бушевала метель.
У ворот возились четверо. Двое, одетые в бараньи кожухи тянули за руки Любаву, которая изо всех сил упиралась ногами в сугроб, а дед Живосил тормошил одного из них за рукав и охрипшим голосом умолял:
- Карпило, не трогай дивчину! Оставь! Ибо грех на тебе будет! На твоих детях отольются наши слезы!
- Иди прочь! Отцепись! - отмахнулся тот свободной рукой.
- Карпило!..
- Прочь, говорю, старый хрыч! - разозлился Карпило и кулачищем толкнул старика в грудь.
Живосил пошатнулся и упал в снег.
Ждан перескочил через сугроб и выхватил меч.
- Остановитесь, мерзавцы! Оставьте дивчину!
И Карпило, и его помощник, молодой парень, выпустили из рук Любаву, отшатнулись. Жирное лицо Карпила побагровело, глаза от гнева и удивления полезли на лоб.
- Ты кто такой? Как смеешь руку поднять на княжего тиуна?! Да я тебя… Да я…
Он задыхался от ярости. Рука шарила по боку, нащупывая рукоять меча. Его подручный отступил к калитке.
Но тут на помощь Ждану подбежал Самуил.
- Погоди, тиун, успокойся! Не горячись! Не тронь меч!.. Почто тянешь девицу, как собаку? Почто ударил старого? Чем он пред тобою провинился?
Карпило выпрямился. Невысокого роста, дебелый, с толстой шеей, он походил на бугая. Ноги расставил, голову нагнул - таращится исподлобья.
- Кто вы такие, чтоб я перед вами ответ держал? Тати, разбойники с большой дороги! Да я немедля прикажу вас в яму бросить! В колодки забить! В железные путы заковать! К князю притащу на суд, а то и сам… вот этими руками… Ну, ответ держи, кто такие?
Самуил подошёл ближе, вытащил из-за пазухи плотный пергаментный свиток с восковой печатью князя, что скрепляла тонкий шёлковый шнурок, и ткнул Карпилу под нос.
- Гляди, тиун! Узнаешь печать князя Владимира?
Карпило, оторопев, заморгал глазами.
А Самуил продолжал:
- Узнал… Вот и хорошо!.. А теперь слушай: ты не тронешь этих людей - ни деда Живосила, ни Любаву - и пальцем! Ни сегодня, ни завтра, ни когда-либо!
Карпило ещё не знал, кто перед ним, но понял, что препираться опасно - у незнакомцев письма с княжескими печатями! А таких - лучше не трогать! Он виновато пожал плечами, пробормотал:
- Понял… Как не понять… А я что? Разве зла хотел этой девице? Я же - как лучше!.. По справедливости… По русской правде…
- По русской правде… - передразнил его Самуил. - Где же тут правда? Ею и не пахнет! Князь Ярослав, когда давал нам русскую правду, то велел жить по правде сердца, по совести, а ты… Вот теперь иди и запомни, что мы тебе тут сказали: не смей и пальцем тронуть ни Живосила, ни Любаву! А долг его я тебе заплачу, как только в следующий раз навещу Глебов. Меня Самуилом зовут, чтобы и ты знал…
Тиун глянул угрюмо, поглубже натянул шапку и молча поплёлся со двора. Пахолок[25] подался за ним.
Дед Живосил прослезился.
- Спаси вас Бог, люди добрые! Защитили нас с Любавой! Карпило - не человек, а зверь: сгноил бы меня в яме, а Любаву… Страшно подумать, что стало бы с нею, если б попала в руки этого убивца! Да берегут вас боги!
А Любава стояла рядом испуганная, бледная, и большими тёмными, как ночь, заплаканными глазами благодарно смотрела на Ждана, и её пухлые дрожащие губы тихо шептали одно только слово:
- Жданко… Жданко…
В тот же день, под вечер, Самуил и Ждан через Лядские ворота въехали в Киев. Город лежал в белых снегах, а над ним в небе плыли громкие звуки колоколов - звонили к вечерне.
По одной из улиц, что вели на Гору, они поднялись к собору Святой Софии, миновали храмы Ирины и Георгия и повернули в боковую улочку, что заканчивалась тупиком. Остановились перед прочными тесовыми воротами с такой же кровелькой над ними. Не слезая с коня, Самуил древком копья застучал в них.
- Неужто ты тут живёшь, дядя Самуил? - спросил Ждан, не скрывая удивления: он увидел в глубине двора высокий двухэтажный дом, сложенный из потемнелых от времени брёвен и покрытый гонтом[26].
- Нет, здесь живёт мой вуй[27], боярин Славута, а я, спасибо ему, по соседству, рядом… Видишь ли, хлопец, нам нужно поскорее встретиться с князем Святославом, а боярин Славута бывает у него почти каждый день. Нам же с тобой не так просто попасть в княжеские хоромы… Понял?
- Понятно… Так ты, оказывается, вон из каких богачей, дядя Самуил! Сам купец, вуйко твой - боярин… Каждый день у князя бывает… А ты такой простой - ну, как и я, к примеру…
- Э-э, Ждан, выпадет удобное время - расскажу из какого я рода, а сейчас не до того…
Загремели засовы и ворота открылись.
Навстречу им вышел молоденький прислужник.
- Дядя Самуил? Ох, не ко времени - боярин собирается к князю. Там сегодня, говорят, пир…
- С чего бы это?
- Княгини Марьи Васильковны - именины…
Прислужник проводил их в хоромы боярина.
В просторной светлице пахло воском - на столе горела свеча. Слева от стола - полки с книгами и свитками пергамента. Вся правая стена завешана оружием. Чего только здесь не было! Мечи русские й сабли половецкие, луки простые и клеёные, луки-самострелы и тулы - колчаны со стрелами, боевые топоры, копья-пики и метательные копья - сулицы, кольчуги и латы, шлемы, поножи…[28] Глаза у Ждана разбежались, и он не сразу заметил хозяина этой комнаты, боярин стоял в полутёмном углу и небольшим костяным гребнем расчёсывал седую бороду.
Но вот он положил гребень на стол и, широко раскинув руки, вышел вперёд.
- Самуил! Вот не ожидал! Ты же сказал, что отправляешься в Путивль! Й вдруг - здесь… - Он обнял Самуила и трижды поцеловал. - Где ты раздобыл себе такого спутника? - и повернулся к Ждану. - Славный парубок! Гридень? Чей?
Самуил коротко рассказал обо всем, что ему и Ждану пришлось пережить за последнее время. Показал письма князя переяславского.
Боярин Славута слушал, не переспрашивая и не перебивая. Был он выше Самуила и чем-то немного схож с ним. Такой же как у того высокий крутой лоб, над которым в беспорядке кучерявые волосы, усеянные сединой, прямой, с небольшой горбинкой нос и резко очерченный рот. Но в то же время и отличался от Самуила. Прежде всего - глазами. У боярина они какие-то необычайные. В них и смотреть было страшновато: казалось, насквозь тебя видят. Синие, с голубизной, не большие, но и не маленькие, умные, они светились как только что расцветшие блаваты[29]. И хотя всё в этом человеке было необычным, привлекали внимание прежде всего глаза. Потом уже выделялись гордо посаженная на сильные плечи голова, вьющиеся седые волосы и такая же кучеряво-седая борода, а также сильные руки, от пожатия которых Ждан даже поморщился. «Ничего себе, старый!» - подумал юноша, стараясь определить возраст боярина - пятьдесят ему или шестьдесят?
- И чего же ты хочешь, Самуил? Чтобы я провёл вас к князю?
- Да, вуйко. Дело весьма спешное.
До той части города, где находился княжеский дворец, шли пешком. Киевские улицы кишели пёстрыми толпами людей. Степенно шествовали в церковные храмы богато одетые боярыни и купчихи в сопровождении дочек, детей, внуков, челяди, мчались вооружённые всадники, брели бабуси, играли в снежки дети, протягивали руки за милостыней нищие, торопился по своим делам трудовой люд…
[25] Пахолок - здесь: слуга.
[26] Гонт - тонкие сосновые, еловые или осиновые дощечки.
[27] Вуй, вуйко - дядя, брат матери.
[28] Поножи - пластины для защиты ног у воинов, от колена до щиколотки.
[29] Блават - василёк, а также шёлковая ткань голубого цвета.