Страница 10 из 22
Стража беспрепятственно пропустила боярина Славуту и его спутников в княжеские хоромы. Они вошли. Князья уже были там.
Славута поклонился. Самуил и Ждан тоже склонились в низком поклоне.
- Князь Святослав и князь Рюрик с княгинями, - шепнул купец Ждану. - А то - их сыны и дочки, внуки…
У Ждана от такого богатства и блеска зарябило в глазах. Мог ли он подумать, что из вонючей вежи кочевника судьба вдруг перенесёт его в княжеские хоромы, что он, бывший кощий[30], половецкий раб, будет разговаривать с великими киевскими князьями?
Князья с родичами были готовы к выходу. Поблёскивала при свете свечей золотом и серебром парча, сверкали женские украшения, темнели, как кровь, княжеские корзна[31].
Святослав и Рюрик стояли посреди хоромины. О чём-то говорили друг с другом. Святослав - высокий, важный, седовласый, с большим крючковатым носом, Рюрик - младший, чёрночубый, среднего роста, в чёрной бархатной одежде. Они разом замолчали и повернулись к Славуте.
Боярин рассказал о вторжении Кончака, а Самуил протянул письма переяславского князя Владимира. Прочитав их, князья переглянулись.
- Что будем делать, княже? - спросил Рюрик.
- Думаю, пора наказать Кончака. Слишком он занёсся… Надо проучить его да и других ханов заодно, ведь они уже разорили всё Посулье, а вскоре и до Киева доберутся. Князь Владимир жалуется, что совсем обезлюдела переяславская окраина и люд обнищал…
- Правда, ему куда больше других от половцев достаётся.
- Думаю, должно немедленно собирать князей и выступать в поход, - твёрдо заявил Святослав.
- Я тоже так мыслю.
- Вот и хорошо. Призовём князей Ярослава, Игоря, Всеволода Трубчевского, Святослава Рыльского и, пока не растаяли снега, ударим на поганых!
- Я буду готов через три дня, - согласился Рюрик.
Святослав обратился к Самуилу и Ждану:
- Благодарю тебя, Самуил, и твоего спутника за такое важное известие. Не раз ты оказывал услуги мне и всей Русской земле - предупреждал о нападениях, выкупал полонянников, был моими глазами и ушами в далёкой Половецкой земле. За это я всегда признателен тебе, а ныне я возмещу твои убытки. Не обойдём мы с князем Рюриком нашей милостью и твоего друга…
- Ждана, - подсказал Самуил.
- Если Ждан захочет остаться в Киеве, то я возьму его в свою дружину - он, вижу, крепкий и сметливый хлопец. Из него выйдет смелый воин. А если иное на душе…
- Мне хотелось бы вернуться в свою, Северскую, землю, - поклонился юноша.
- Похвально, что ты по-сыновьему любишь нашу Северщину… Я тоже севрюк… Когда так, я попрошу князя Игоря, чтобы он взял тебя на службу. Ему нужны, как и мне, славные хлопцы.
- Благодарствую, княже.
- А теперь, если хотите отведать княжеское угощение, прошу в гридницу, будете моими гостями. Славута, проводи их!
Самуил и Ждан склонились в поклоне.
Гридница, большой зал, пристроенный к княжескому дворцу, уже гудел от множества голосов. За длинными, в три ряда столами сидели бояре с боярынями, духовные особы, воеводы с жёнами, видные княжьи мужи и гридни. Столы ломились от яств.
Славута посадил Самуила и Ждана в конце стола.
- Кузьмище, - обратился он к лохматому немолодому гридню, - присмотри за моими гостями. Чтобы у них в тарелях не пустовало, и чтобы они тут не скучали! Мне же должно находиться возле князей…
- Боярин, о чём речь? - загудел, как в бочку, гридень. - С Кузьмищем не пропадут - тарелям пустовать не позволю, а если они и сами не промах - мимо рта не обнесут! Да и Стоян мне поможет, - и он подтолкнул локтём своего молодого соседа. - Так что иди, боярин, и не тревожься! Всё будет как положено!
Тем временем стольники и чашники закончили обносить гостей кушаньями и напитками, остановились с рушниками за их спинами. Шум продолжал усиливаться - приближалось время трапезы.
И вдруг все замолкли. В гридницу вошли князья и княгини с семьями.
Гости встали, склонили головы в поклоне и так стояли, пока те не уселись на свои места на возвышении за поперечным столом.
- Братия и дружина, - начал Святослав, - сегодня будем веселиться, так как есть тому причина - именины нашей княгини Марии Васильковны. Пожелаем ей доброго здравия и радостей!.. А завтра затрубим в поход против безбожного Кончака, который только что разорил Посулье, как мне рассказали очевидцы. Чтобы не собирать вас каждого специально, вот мой наказ ныне: завтра же начинайте готовиться к походу!
Гридница вновь наполнилась гулом. Новость важная. Собрались на весёлую трапезу, а оказалось - на войну готовиться! Да к тому же на какую - зима, снег, бездорожье!..
Князь Святослав помолчал, потом поднял серебряный, с двумя золотыми ободками кубок.
- Братия и дружина! Про поход у нас ещё хватит времени поговорить. А сейчас пожелаем княгине Марии Васильковне доброго здравия и многая лета!
Все встали. Гридница содрогнулась от приветственных возгласов, заколыхалось пламя свечей:
- Многая лета!
- Здоровья князю и княгине!
Пожелания звучали вполне искренне. Вскоре изрядно проголодавшиеся бояре и гридни дружно набросились на жареную оленину, медвежатину и свинину, а потом начали прикладываться к холодцам из курятины, говядины и рыбы. Раскраснелись лица, усилился шум, нестройный гул голосов, кто-то затянул песню. Но на него зашикали, мол, не забывай за чьим столом сидишь…
Каждому хотелось сказать княгине приятное слово. Здравицы звучали то в одном конце гридницы, то в другом.
Со стороны княжеского стола донёсся тихий, мелодичный перезвон струн, а потом к нему присоединился красивый, задушевный голос.
Все замолкли.
Ждан вытянул шею - кто так хорошо поёт? И увидел - Славута. Боярин Славута! Перед ним гусли - гудят, не умолкают, пальцы летают по струнам, как птицы, голова откинута назад, серебристые кудри обрамляют его высокий лоб, а уста открыты - и из них выплывают не звуки и не слова, а какая-то неведомая, магическая сила, что залетает в душу, в самое сердце и берет его в сладкий плен. Гусляр играл песню про поход русских воинов на половцев и про славную победу над ними…
Все слушали затаив дыхание.
Уже затихли гусли, уже растаял под высоким потолком голос, уже и сам боярин опустил плечи, сложил крест-накрест руки на столе, будто отдыхая после нескончаемо трудной дороги, и гридница ещё молчит, ещё витают в ней невыразимые чары и немеют заворожённые сердца… И лишь затем взрывается неистовым восторгом:
- Сла-аву-ута-а-а!.. Сла-аву-ута-а-а!..
- А-а-а!..
Слушатели хлопали в ладони, бряцали серебряной посудой, стучали мечами и, очарованные прекрасной музыкой и задушевным голосом, требовали всё новых и новых песен. Князь Святослав прослезился, обнял Славуту за плечи и, поцеловав в голову, произнёс:
- Благодарствую, брат мой, боярин мой, князь сердца моего! Благодарю судьбу, что подружила нас в детстве и провела, соединив наши руки, через всю жизнь! Я люблю твоё пение, люблю песни прославленного Бояна, которые ты так славно поешь, а ещё больше люблю твои песни, ибо равного тебе не было и не будет! Пропой мне, друже-боярин песню о месяце-князе, которую ты пел мне и сорок лет тому назад!
- Князь мой, - поднялся Славута, - ты видишь, я тоже плачу, и плачу от радости, что и в шестьдесят лет мы с тобою не утратили детской и юношеской дружбы, плачу от счастья, ведь разве это не счастье - видеть своего князя и свою княгиню в такие годы счастливыми и во здравии? Разве не счастье - видеть своего князя великим князем киевским и мечтать вместе с ним о великом будущем земли Русской, а не только вспоминать молодые годы? С радостью спою я ту песню, которую сложил для тебя, когда ты впервые встретил свою княгиню, когда ты был ещё не солнцем, а лишь молодым месяцем.
[30] Кощий - раб, смерд, кочевник; от половецкого «ночи», «кощи» - кочевник.
[31] Корзно - верхняя одежда типа плаща.
[32] Соколы, галицы - обычное для древней поэзии отождествление русских воинов с соколами, а половецких - с галицами (галками).