Страница 17 из 21
- Гунны теперь не те, что при Аттиле. Не та у них сила. Но всё одно, нельзя не опасаться их. Вот уже уличей погромили. А почему? Да потому, что Эрнак бьёт нас поодиночке. Сегодня - уличей, завтра - полян, а там - бужан, древлян… и снова окажутся славянские роды под гуннами!
- Что же надо делать, отче?
- Выход один - объединяться… С северянами, с древлянами…
- Как при короле Боже?
- Как при Боже… Тогда гуннов беспременно погромим!
- Однако Божедар не обмолвился ни словом о сем.
- Должны сами начинать.
- Как?
Старейшина помолчал немного, потом сказал:
- Как вы знаете, на краю земли полян, в лесах, на речке Почайне, со своим родом живёт мой брат Межамир. Когда наши племена избавились от ярма гуннов, почти все наши роды, что укрывались в лесах, вернулись на Рось, а он там остался… И, кажется, ему не плохо живётся… А стоит его род как раз в углу, на стыке земель трёх племён - древлян, северян и полян, и ему ведомо, что делается у соседей… Так вот, ты Кий поедешь к нему. Пускай шлёт гонцов к князьям древлян на Припять, да северян - на Десну… Пусть просит ратной помощи у них для нас.
- А если гунны нападут прежде, чем успеет подмога?
- Загадывать не будем… Ударят раньше - будем с ними сами биться… А может, и помощь ко времени подоспеет…
- Я готов, отче, - молвил Кий, - Доберёмся до дома - сразу поскачу к стрыю Межамиру.
- Вот и ладно. А теперь, чада, спать. Глядите на небо - вон уже и Воз[21] колёсами вверх перевернулся. А мы всё лясы точим… И пусть к вам прийдут нестрашные сны.
- Гунны да Аттила, - усмехнулся Хорив.
- Будь они неладны. Прах с ними! - сплюнул Тур в сердцах и натянул на себя кобеняк. - Много лиха принесли они нам, а вас оно пусть минует!
АТТИЛА.
Покорив готов и венетов, гунны двинулись на Дунай. Они не торопились. Останавливались надолго там, где рос хороший корм для их лошадей, где водились звери для ловли и вдосталь топлива для бесчисленных костров.
Покорённые племена аланов, готов, венетов словенов, гепидов, даков обеспечивали их хлебом и мясом, одеждой и мехами. Гунны были сыты но горло, пили кумыс - кислое кобылье молоко, плодились, как саранча, и текли на запад: на Днестр, на Прут и на Дунай. Перевалили за Карпатские горы и оказались в прекрасных привольных степях, которые им очень по нраву пришлись, напоминая родные просторы, да ещё превосходя богатством корма для коней и тёплыми, почти бесснежными зимами. В краях тех протекала река Тиса.
Там гунны задержались надолго.
Один за другим сменялись их каганы - Баламбер, Ульдин, Аспар, Роилас, Руа… Было их, пожалуй, больше. Но какая память в силах сохранить их непривычные имена?…
Шло время, каганы менялись, а обычаи племени оставались такими же, как и прежде. Гунны разводили коней, к ним они питали особое пристрастие, жили в кибитках, лакомились распаренной под седлом кониной, заплетали в косички свои, длинные жёсткие волосы… Но любимейшим их занятием были разбой и войны. Нападали они на всех, кто жил поблизости, - на словенов, швабов, моравов, гепидов, даров. Но чаще всего - на ромеев, что называли себя греками и населяли южный берег Дуная до самого тёплого моря.
Как смерч налетали огромной ордой. Убивали людей, сжигали жилища, а скот, зерно и все пожитки и весь скарб забирали себе.
Многие племена, чтобы спасти себя от погибели, сразу признавали их владычество, платили дань и посылали своих отроков в войско гуннов.
Ромеи же, народ могущественный и гордый, не хотели покоряться чужестранцам Или, как они говорили, варварам. Поэтому строили крепости вдоль Дуная, держали там войско. Но всё же, порою, откупались от гуннов золотом, чтобы те не нападали.
Так продолжалось до тех пор, пока каганом не стал Аттила.
У кагана Руа не было сыновей. И после его смерти гуннами начали править два его племянника - Бледа и Аттила, сыновья Мундзука, младшего брата Руа.
Бледа и Аттила были родными по отцу и чужими друг другу по матерям. Но не враждовали, как это часто бывает, и с детства жили в согласии и дружбе.
Мундзук, как и каган Руа, жил уже не как простой гунн - в кибитке, а в большом просторном жилище, как у ромеев. Кроме этих двух сынов однолеток, он имел множество детей. Все они жили в его доме, а Бледа и Аттила всеми верховодили.
И вот однажды Мундзук привёз белокурого, голубоглазого юношу и повёл к жёнам:
- Это - гот, сын Гауденция из Доростола на Дунае, предводителя конного войска ромеев. С Гауденцием мы сотворил мир, а чтобы он с ромейскими федератами[22] не напал на нас внезапно, взяли этого отрока заложником. Несколько лет до этого он жил у князя верных нам восточных готов Алариха, а теперь, когда подрос, мы с каганом Руа решили забрать его к себе, чтобы не сбежал… Кормите его, одевайте, как собственных детей, а Бледа и Аттила пусть его стерегут. Возмужали уже.
И ушёл. Жены одна за другой тоже удалились.
Два подростка-гунна с любопытством рассматривали незнакомца, их ровесника, насупившегося и поглядывающего на них из-под рыжеватых бровей.
- А ты вправду гот? - спросил Аттила - низенький, крепкого сложения отрок с большою головой, широким скуластым лицом и маленькими черными глазками.
- Гот, - ответил незнакомец.
- Как тебя зовут?
- Аэций… А тебя?
- Я - Аттила… А это мой брат Бледа, - низенький показал рукой на такого же чернявого, но ростом повыше, отрока. - Где ты научился говорить по-нашему?
- Я уже пять лет прожил заложником у ваших друзей - остготов, так что было время… Рикс Аларих приставил ко мне старую женщину-гуннку, она и научила меня.
- А из лука стрелять умеешь?
- Умею.
- Думаю, что не так метко, как мы с Бледой… Ну-ка, пойдём во двор - постреляем. - Аттила схватил тул со стрелами и два лука.
Держался он самоуверенно, и в голосе его ощущалась привычка повелевать.
Отроки вышли на подворье. Кинули жребий - кому за кем стрелять. Первому выпало Бледе, за ним - Аттиле, а затем уже Аэцию.
На старом толстом дереве повесили небольшой обруч - цель. Отмерили полсотни шагов.
Бледа надел на левую руку кожаную рукавичку, чтобы тугая тетива не сорвала кожу, наложил стрелу на лук…
Он был стройнее брата и подвижнее. От матери-аланки унаследовал прямой нос и красивые грустные глаза, а ещё - вспыльчивость, нетерпеливость.
Только две его стрелы попали в цель.
Аттила стрелял неспеша и точно: все пять стрел впились в цель.
Он радостно засмеялся и с вызовом протянул лук молодому готу, загодя смакуя свою победу.
- Теперь - ты!
Аэций не торопился. Движения его были спокойны, размеренны. Сначала он осмотрел стрелу - ровная ли, надёжно ли прикреплён наконечник, не нарушено ли оперение. Потом медленно натянул тетиву, долго целился…
Одна вслед другой четыре стрелы попали в цель. И с каждым выстрелом всё больше хмурилось тёмное лицо Аттилы. Ещё один такой же выстрел - и этот жёлтовласый гот сравняется с ним!
Разумеется, никто не ведал, какие мысли роились в голове Аэция, какие чувства бередили его душу. Заметил ли он злобные искры в узких глазах будущего владыки гуннов, а теперь его надсмотрщика? Ощущал ли, какая гроза разразится над ним - попади он в пятый раз?
Должно быть, видел и чувствовал, так как был не по летам разумен и наблюдателен. Длительное пребывание в плену, среди чужих людей, научило его расчётливости и хитрости. А эти свойства, как известно, - оружие слабых, униженных, угнетённых…
Он долго целился - и, наконец, выстрелил.
Пятая стрела свистнула резко, как камча, и впилась в ствол дерева… чуть выше обруча.
Аттила радостно, с облегчением воскликнул:
- Не попал!… Я победил! Я! - и добавил снисходительно: - Но и ты превосходно стреляешь!… Не хотелось бы мне с тобою встретиться с глазу на глаз в бою!
[21] Украинское название созвездия Большой Медведицы.
[22] Варварские племена, нёсшие военную службу на границах Римской империи, получавшие за это жалование и пограничные земли для поселения.