Страница 15 из 22
И как раз в эти дни бога Ярилы только Улеба и искала в толпе, но от него же и пряталась (так сладко было предчувствие неминуемой встречи), и за весь день он не мог её поймать и увести.
Она всё время терялась в хороводе, издали не сводя с него глаз. И эта тайная сладкая борьба продолжалась несколько суток подряд.
Однажды она увидела его поутру, когда он изображал Ярилу. Украшенный лентами, обвешанный колокольчиками, с цветным матерчатым колпаком на голове, раскрашенный и нарумяненный, с бубном в руках, он шёл по селению впереди толпы, плясал, а остальные во хмелю хлопали в ладоши и кричали:
- Ярило идёт… Ярило идёт!.. Нам веселье несёт… Ух-ты! Девушки забрасывали его цветами, обвешивали венками и с весёлым визгом шарахались в стороны, если он пытался которую-нибудь ухватить рукой. Сердце Роксоланы колотилось от полноты нахлынувшего счастья. Она хотела бы быть на месте каждой, с которой он заигрывал, но всё-таки старалась не попадаться ему на глаза. Домогательство Улеба было для неё слаще самого обладания. Да притом же и таков был давний обычай.
По вечерам зажигались костры у источников, на полянках и на опушках дубрав, и поля и рощи наполнялись дразнящими звуками, бередящими сердца даже старых смердов. У костров сходились девушки толпами в венках из цветов, опоясанные травами, раздевались донага и перепрыгивали через огонь. А парни подглядывали из-за кустов; после того, как девушки облекались в наряды, начинались хороводы. И всю ночь Роксолана пряталась в сладком трепете, боясь встретиться с Улебом. До утренней росы, когда рассвет протягивал красную нить у края земли, Улеб искал её, шнырял между рядами девушек и никак не мог найти. Но вот в момент гаданья, когда в большой костёр кидали предметы, задумывая про себя загадку, Улеб бросил большого петуха в огонь. Тот, золотой от искр, забился в пламени, взвился над кустом огня и вдруг камнем упал в его середину… Радостный крик Роксоланы огласил поляну. Улеб бросился туда, но девушка спряталась в чащобе, улепетнула домой. Возвратившись в клеть (она спала в клети на соломе, устланной домашней холстиной), усталая и изнемогающая от любви, она предалась переживаниям. И в воображении её всплывал образ Улеба, его орлиный взгляд, его густой и сочный голос, горячее дыхание. И по телу её пробегала дрожь. Сердце её заполнилось предчувствием счастья, и она опустилась на колени и протянула в сторону леса свои точёные руки (она знала, что там ещё продолжали свои свадьбы резвые русалки и бродили добрые духи); она умоляла Перуна не допустить до неё порчи в первую брачную ночь. А первой брачной ночи она ждала как судьбы и думала о ней с замиранием сердца каждый момент дня. Она обращалась ко всем богам, о которых знала от матери и от волхвов, и давала клятву всегда быть им послушной и верной. И она побежала к источнику за огородами, решила встретить светило очищенною водою. Она окунулась в источник и встала на пригорок вся розовая в лучах солнца, принесла богу-солнцу восхваление и только тогда легла. Сон её был крепок и глубок и только под конец его она стала грезить. Она видела озеро и обнажённых на берегу русалок с лебедями. Молодых прекрасных русалок с гибкими телами, с круглыми как чаши, грудями, с белоснежными руками, с волосами огненного цвета, волнистыми, длинными до пят и густыми, с глазами зелёными как трава, полными любовного восторга и страстного томления. Они улыбались ей и горячо манили её к себе. Она подбежала к ним и проснулась.
От вётел и берёз, растущих вокруг избы, лежали на земле короткие тени. Золотые полдни. Судьба её сегодня должна решиться. Это был последний день умыкания невест, и Улеб никому её не уступит. И тогда, чтобы укрепить союз с ним, она пошла к волхву. Она принесла ему гуся, голову которого, чтобы не гоготал, держала между ног. И тогда волхв, узнав её намерение - приворожить сердце Улеба навеки, сказал, что это будет выполнено, но на вечерней заре. И вот в ту пору когда подруги пошли в рощу на последнюю гулянку, Роксолана стояла у столетнего дуба и произносила вслед за волхвом слова страшного заклинания.
Кончив шептать вещие слова, волхв, видя трепещущую в божеском наитии Роксолану, дотронулся до её воспалённых и дрожащих губ корявым пальцем:
- Не страшись судьбы, голубонька, от неё не уйдёшь. Сегодня девка - завтра баба. Чему быть, того не миновать. Вижу, сухота тебя в полон взяла, парень всё сердце выел.
- Сон не в сон, дедушка. Сердце разрывается на части, ожидавши… Да и страшно.
- Будет он теперь навсегда твой. Заговорили его накрепко. А тебе совет даю: не уступай раньше срока. Пусть остёр топор, да сук задирист. И тогда его тоска по тебе ещё больше будет. Станет он сегодня тело твоё ласкать, отталкивай. А когда будет уже не в силу, дай ему полную волю. Счастье со счастьем сойдётся - потеряется ум и стыд и мера бабьего терпения и мера мужской ярости. Никто с богом Ярилой совладать не в силах, девынька, так с испокон века водится.
- Каждому твоему слову буду верна, дедушка. Только не откажи нам в милости, обведи нас вокруг ракитова куста.
- Жду вас на утренней заре у источника. Раньше зари в воду не лезь. Пускай сперва заря озолотит твоё тело, которое ему любо будет видеть.
Он дал Роксолане заговорённый венок:
- Пойдёшь на гулянку, неси венок на голове. А когда будут девки через огонь прыгать, ты к нему подкрадись, брось венок ему на голову. И он будет тем венком связан и станет за тобой гоняться до тех пор, пока не схватит. А ты ему до купанья красоту не открывай, хоть бы его изгрызла любовная тоска и переломала кости мука. Пускай сперва водой очистится…
Она надела венок на голову, зашла домой, обрядилась в лучший свой наряд: платье из белёного холста, украшенное шитым узором из деревьев и цветов. На шею повесила ожерелье из серебряных бляшек и нитку бус; убрала распущенные волосы проволочными лёгкими колечками; вдела в уши лучшие свои серьги, по две в каждом ухе, бронзовые, густо позолоченные, которые отец когда-то выменял за куниц у киевского купца; руки и ноги украсила перстнями из гладкой витой проволоки с перевесками, звенящими на ходу. Набелила лицо и нарумянила щеки. Оглядела себя в окошко с бычьим пузырём. Движения её были торопливы, но уверенны.
А в посёлке, в этот последний день празднества богу Яриле, уже буйствовало веселье.
Женщины в праздничном убранстве: в кольцах, в ожерельях, в бусах в виде звенящих блях, с запонками у бёдер, в цветных киках из заморских тканей; из-под кик свисали светло-русые локоны; женщины эти, увитые венками, торжественно несли высокое соломенное чучело - изображавшее бога Ярилу, с подчёркнуто рельефно и натурально выделанным огромным детородным членом. Ярило был убран монистами; на голове его чепчик, на деревянных руках повешены венки из душистых цветов: мяты, резеды, издававших опьяняющие запахи весны. Смерды, в том числе и бородатые старики с серьгами в одном ухе, в белоснежных рубахах, стянутых ремёнными поясами с медными бляшками и в широченных шароварах, увешанные амулетами (зубами и когтями медведей), раковинами, птичьими косточками. Смерды дружно подвывали женщинам, взбудораженные их неистовым весельем, буйством сил и задорной воодушевлённостью. Волхв - колдун притоптывал, идя рядом с Ярилой, звеня кольцами, нанизанными на руках и на ногах, и зычно вскрикивал, простирая руки:
- Ярило! Боженька! Не оставь наших баб, горячи, зело горячи ихнюю кровь. Яритесь, яритесь все, себе на сладость, на утеху, роду на умножение, земле на силу.
Девушки падали перед Ярилой на землю, люто ярились. Женщины несли на деревянных блюдах лепёшки из гречневой муки, начинённые толчёным конопляным семенем и луком, корчаги с мёдом. У всех в руках были ветки молодой берёзы и молодого кудрявого конопля. Все зычно славили бога Ярилу, взмахивали руками, плясали, истошно хлопали в ладоши, встряхивали бёдрами. Это буйное и шумное празднество увлекало всех встречных и несло за собой. За Ярилой, качающимся над толпой, молодые и самые дородные женщины везли телегу, на которой сидели девушки в цветах и распевали песни. Телега остановилась у самой ветвистой берёзки подле одной из изб. Вышел хозяин-бородач и всем смиренно поклонился.