Страница 46 из 63
Теперь пришла очередь затаиться Корсакову. Таких совпадений не бывает.
— У шахматистов, — после недолгой паузы сказал Мельников, — есть такая аксиома: угроза страшнее исполнения. Согласен? — Еще помолчал. — Игорь, я не ошибаюсь, ты на нашей стороне?
— Ты же понимаешь, другого выхода у меня нет.
— Все, что ты потребуешь, немедленно получишь. Никаких ограничений. Единственное обстоятельство: ты работаешь один.
Корсаков повернулся и внимательно посмотрел на Мельникова:
— Конечно, один. Неужели ты всерьез считаешь, что в этих условиях я кому-то могу доверять?
…А Ирина, как оказалось, уже приняла решение.
Когда они оказались вдвоем, она спросила:
— Все так серьезно?
Пока Корсаков обдумывал ответ, Ирина сказала:
— Нет смысла тебе сейчас тратить время на мою безопасность.
Заметив реакцию Игоря, положила ему на руку свою:
— Не надо, не спорь. Я не маленькая девочка, которая боится темноты и мышей. Ты не мог помешать тому, что случилось сегодня, и не надо себя винить. Ты же понимаешь, какие возможности надо иметь, чтобы вот так, среди бела дня убить человека в центре Москвы. Эти люди нашли Лобанова, нашли меня, найдут любого, кто им понадобится. Если бы сегодня тебя не было рядом со мной, я бы уже… — голос девушки дрожал. — И ловить этих людей бессмысленно. С их связями они уйдут от кого угодно. Их можно остановить только одним способом, и если бы ты мог предвидеть дневную встречу, я уверена, они бы лежали рядом с Лобановым.
Корсаков прижал Ирину к себе. После паузы она прошептала:
— Я не кровожадна и не мстительна, но должна быть справедливость. Игорь,— она отстранилась, посмотрела ему в глаза: — Я включу свой сотовый через три дня. И не бойся за меня. Не провожай.
Попрощавшись с Ириной, Корсаков двинулся в сторону метро, обдумывая план действий.
Ситуация, между прочим, прояснилась. Видимо, определены почти все условия задачи. Во всяком случае — основные.
Итак, заговор Ягоды — это реальность.
О нем как о факте говорили и Дружников, и Рабельник, видимо, существуют и другие следы. Недаром Рабельник сказал о «близнецах» саквояжа. Скорее всего он прав.
Другое дело — какова эта реальность?
Первое, что пока известно точно, это наличие идеологии заговора. Рабельник считает, что в бумагах, скорее всего, изложены идеи Сухарина, одного из лидеров большевиков в двадцатые годы. Позднее его отодвинули, и он вполне мог пойти «другим путем», как учил Ленин. Ведь то название, под которым известен заговор сегодня, может и не отражать реальность тех лет. Во главе его мог стоять не Ягода, а совсем другой человек.
Второе известно со слов Ирины — некие подземные коммуникации, а проще говоря — ходы. И Мельников это подтвердил.
Хорошо, кстати, что Ирина не присутствовала при их разговоре. Впрочем, Ирина и не проговорилась бы о своем знании. Кстати, неужели Мельников сам не проследил прямую линию, связывающую Аристову с Лобановым? Хотя проще предположить, что основные знания хранил Лобанов как руководитель, а Ирина — простой исполнитель.
Впрочем, вполне возможно, что эту линию еще отрабатывают и снова начнут искать Ирину. А она, умница, исчезла и вывела из-под удара Корсакова. Он сейчас может клясться хоть на брусчатке Красной площади, что ведать не ведает, где находится Аристова.
Вспомнив Ирину, Корсаков улыбнулся. Искренне, но быстро.
Что еще?
Все-таки возвращаемся к «бумагам» из-за которых убили Гордееву и Гошу Дорогина? Скорее всего — да! Вот только как все это связать? Что-то постукивало глубоко в подсознании, но переплавляться в мысли и слова не желало.
В этот момент зазвонил мобильный.
— Игорь, это Житников, нам необходимо повидаться. Срочно повидаться.
Голос Житникова вибрировал.
— Ну, давайте встретимся в пиццерии на «Соколе». Знаете, где это?
Житников пришел позже, влетел в зал каким-то взъерошенным и испуганным. Огляделся и заспешил к столику.
— Наши договоренности в силе? — спросил он, присаживаясь напротив.
— Здравствуйте, Алексей Петрович, — нарочито радостно и беззаботно поздоровался Корсаков.
— Виделись, — отмахнулся Житников. — И повторил: — Наши договоренности в силе?
— Да ведь вы об этом совсем забыли, Алексей Петрович, — почти искренне удивился Корсаков. — Поговорили разок, и все. Ну, а дитя не плачет, мать не разумеет, вот и я об этом и не вспоминал.
— Да не фиглярствуйте вы! Вы можете ответить просто и ясно?
— Отвечаю просто и ясно: мы по нашим договоренностям не ударили пальцем о палец. Ни вы, ни я. Так ясно?
— И вы не отправляли никакие отчеты на адрес моего Центра?
Корсаков опешил:
— Честно говоря, я и адреса-то вашего не знаю.
— А на электронный?
— Ответ отрицательный. — Это становилось даже интересным.
А Житников слегка расслабился, повеселел:
— Точно ничего не отправляли?
— Абсолютно. А в чем дело-то?
Житников взглядом подозвал официантку:
— Коньячку, зелени и что-нибудь мясное. По вашему выбору. Такая красивая женщина нас не отравит, я уверен.
Теперь Житников был уже в полном порядке. Во всяком случае, внешне.
Едва официантка отошла, он навис над столом, потянувшись к Корсакову:
— Мой Центр, строго говоря, создавался усилиями разных людей. Мне ведь, Игорь, пришлось возвращаться, а это всегда сложнее. Это того, кто только выныривает на поверхность, могут даже поддержать в надежде, что удастся или подмять под себя или поставить в какую-то иную зависимость. А того, кто возвращается, все знают: у него есть враги и нет друзей. У нас любая память служит плохую службу, любая.
Житников закурил, несколько раз глубоко затянулся, выпуская дым через ноздри.
— Мне поначалу приходилось брать заказы у всех, кто предлагал. Некоторые люди приходили с деньгами, которые предлагали «впрок». Дескать, заказов пока нет, а деньги готовы предоставить, инвестируя, так сказать, в будущее.
Он снова затянулся несколько раз, затушил сигарету.
— Поверь, иногда не знал, чьи это деньги, — признался он, доверительно понизив голос. — Допускал, конечно, что деньги… ну… не стерильно чистые, но брал. Понимаешь, на них я покупал время, которое тогда было дороже всего. Я смог выбросить на рынок несколько исследований, которые помогли многим потенциальным инвесторам. И выбросил с опережением дней на десять-двенадцать. Следом за мной приходили известные организации, с сотнями сотрудников, но у них уже ничего не покупали. А зачем? У меня все было написано и разложено по полочкам. И все это я смог сделать только благодаря тем самым «левым» деньгам.
— Зачем ты мне это рассказываешь? — вклинился в монолог Корсаков.
— А затем, что когда-нибудь приходит время возвращать долги.
— Догадываюсь.
— Ну, так, вот, пришло это время и для меня. И получилось так, что сразу несколько человек, которым я был должен, заинтересовались одним и тем же. Угадай с трех раз — чем.
— Тем заговором, о котором мы говорили?
— Именно. Причем, каждый ставил одно условие — только ему, и никому больше! И отказать я не мог.
— И сказать, что он не единственный заказчик, тоже не мог?
Житников поводил взглядом по сторонам, будто ища ответ, потом буркнул:
— Не смог. Так получилось, что не смог.
— Хреновато, — признал Корсаков. — Однако извини, тут я тебе не помощник и ничего не должен.
— Об этом я тебя и не просил, — отрезал Житников, будто в отместку за жесткий тон собеседника.
— А о чем тогда мы говорим?
— С теми, кто сделал заказ, я разберусь. В конце концов, это несложно. Хуже другое. Хуже, если кто-то со стороны, кто-то, никогда не делавший такого заказа, вдруг окажется первым обладателем этого самого продукта, понимаешь?
— Не совсем. Как он сможет оказаться первым?
Житников снова закурил.
— Так ведь я с этого и начал. Я-то думал, ты уже что-то отправлял, а у меня из-под носа увели и отдали другим.