Страница 35 из 63
Гражина ответила вопросом:
— Ты думаешь, для меня есть разница — кто кого ранил? Если уж вы такие дураки, то я хотя бы лечить буду. Всех подряд.
И, увидев возмущение, медленно выступавшее на лице «босса», уточнила:
— Или так, как я сказала, или — никак! Все, иди!
Прошло пять дней трудных переговоров, и ее пригласили «на обед» в широком составе. Присутствовали лидеры самых крупных «бригад».
Официантов не было, сами себе наливали и закуску накладывали. Впрочем, кто там ел-пил! С Гражиной разговаривали мало. Точнее говоря, это она с ними мало разговаривала. Просто повторила то, что уже сказала.
Ей оборудовали дачку в бывшем пионерлагере, который сейчас купили «под отдых». Туда и привозили ее «пациентов» в любое время дня и ночи.
«Территория Гражины» была объявлена нейтральной зоной. И все это соглашение соблюдали. Потому что иначе надо везти раненых в больницу. А там менты. А если не менты, то добьют запросто.
Когда Гражине предложили охрану, она кивнула на сумку:
— Там мое личное оружие. Пристрелянное. А ваши ребята забор пусть охраняют. Мало ли…
Щелгавин долго ничего не знал. Узнав, закатил скандал. Гражина долго пыталась мужа успокоить. Потом сама заорала.
Ротой или батальоном она никогда не командовала, но иногда во время операций приходилось орать, чтобы заглушить крики того, кого сама же и резала.
В общем, голоса у обоих были хорошие, зычные.
Скандал прекратился, когда Гражина крикнула:
— Мы тебе протез купить не сможем на те деньги, которое государство платит! А я должна еще думать, как бы «мои» бандиты «твоих» чиновников не перестреляли? Да пошел ты!
И Щелгавин заплакал.
Увидев слезы, стекающие по щекам мужа, Гражина, забыв о своей сложной национальности, заревела. Она и ревела, как боец: молча, стиснув зубы.
Так и решили все проблемы.
Щелгавин все-таки отважился еще раз «поговорить» в Министерстве обороны. Там и налетел на Плюснина.
Причем Плюснин сразу узнал Щелгавина, хотя до этого они никогда не встречались. Просто легенда о «контуженном на голову капитане», который без руки и глаза рвался в армию, была Плюснину хорошо известна.
Увидев человека в черной перчатке на правой руке и с повязкой, прикрывающей пустую глазницу, Плюснин окликнул:
— Капитан Щелгавин!
Разговаривали в кабинете Плюснина больше часа.
С тех пор у Плюснина не было лучшего помощника и советника, чем Щелгавин.
Вот только Плюснин и Гражина друг друга открыто не любили. Плюснин ее — за то, что она «бандитов» лечит. Гражина его — за то, что нещадно эксплуатирует Щелгавина. Все заверения Щелгавина были бесполезны, и Плюснин однажды сам ему сказал:
— Володя, плюнь ты. Она — твоя жена, я — твой сослуживец. Нам не обязательно быть всем вместе.
Так и порешили.
Щелгавин знал все, что имело хоть какое-то отношение к Плюснину и «Обороне России». И Плюснин знал совершенно точно, что ему, генералу, никогда не достичь таких вершин стратегического мышления, которое жило в Щелгавине, наверное, от рождения.
И всю ситуацию с Житниковым Щелгавин знал досконально. Лучше даже сказать, что это Плюснин ее знал досконально, потому что планировал и вел ее именно Щелгавин.
Едва Щелгавин вошел в кабинет, Плюснин объяснил все двумя словами:
— Корсаков убит!
Щелгавин сел к столу, и видно было, что он зол, как черт.
— Не шуми, не убит, — почти прорычал он.
— Как это — «не убит»?…
— Так это. Ты на хрен с этими дебилами связался, Сережа?
Плюснин смутился:
— Там дело такое, что тебе лучше не знать.
— Мое дело — решать все твои «дела», понял? — зло напомнил Щелгавин.
— Володя, ты же знаешь, есть дела, о которых тебе знать не полагается.
— Ты всерьез веришь, что кто-то решит твои проблемы лучше меня? — откровенно усмехнулся Щелгавин.
— Я точно знаю, что ими могу пожертвовать, — Плюснин посмотрел в лицо собеседнику.
Щелгавин взгляда не отвел, но желание возражать у него ослабло. Произнес по инерции:
— И чего добился с ними? У них одна извилина, и та прямая. Они троих убили «просто так», потому что «перепутали».
— Перепутали?
— Перепутали, — Щелгавин немного успокоился. — Корсаков в самом деле сел в это купе, но там трое мужиков устроили пьянку, и он ушел.
— Ты откуда знаешь?
— Я знаю, потому что знаю, кого и куда послать, — с возвратившейся злостью ответил Щелгавин.
— Так Корсаков жив?
— Жив.
— Где он?
— Должен быть дома. И ты больше туда не лезь сам, ясно? Это — моя работа!
— Хорошо, хорошо, — согласился Плюснин, набирая телефонный номер. — Игорь, это Плюснин. Повидаться надо, давай пообедаем. Да? Ну и молодец.
В кабинете ресторана, заказав обед, не давая опомниться, начал:
— Ты мне, Игорь, глаза в глаза скажи, что ты сейчас ищешь? Ты ведь мотаешься туда-сюда. В чем дело?
Корсакову, может, чего-то и не хватало в жизни, но уж в таких допросах он точно не нуждался. О чем и хотел сообщить Плюснину, наплевав, что тот генерал.
Плюснин — не дурак, сам все понял, вскинул ладонь и заговорил, подавляя возможный ответ:
— Да ты не переживай, я на твоей стороне. Не забывай, что как-никак я тебя в Ярославле выручил. Если бы я сомневался в тебе, пальцем бы не пошевелил.
Увидел, что Корсаков немного успокоился, продолжил наступление:
— Ты ведь с Житниковым виделся?
Снова угадал ответ, снова опередил:
— Ты не кипятись. Алексей со мной работает, а я своих в обиду не даю. Но мне надо иметь картину, так сказать «три ДЭ», объемную, понимаешь?
Видит Бог, Корсаков старательно терпел, но, как пел Высоцкий «терпенью машины приходит предел, и время его истекло».
— А от меня-то ты чего хочешь? — спросил он почти лениво, наслаждаясь тем, как генерал багровеет.
Плюснин, потрясенный такой реакцией, расстегнул воротник рубашки, расслабил галстук.
— Ты знаешь, что сегодня по ошибке вместо тебя троих каких-то мужиков замочили?
Он не хотел этого говорить. Лучше даже сказать — «не должен был»! Но — сказал.
Корсаков отреагировал удивительно спокойно:
— Так, это меня должны были? Я слышал, что в соседнем купе кого-то убили.
Игорь врал. Не просто «слышал» он, а рванулся было к вагону, но понял, что его могут узнать в лицо, и затаился.
Глупо лезть в драку, если не видишь противника.
Он устроился неподалеку от перехода в тот вагон специально, чтобы слышать, о чем там говорят.
Когда заговорили о трех убитых, вслушивался, надеясь, что это речь идет о каких-то других мужиках, а не о тех, от которых он ушел.
Не просто ушел, а со скандалом. И если проводница вспомнит о «безбилетном пассажире», он станет первым и единственным подозреваемым.
Именно поэтому Корсаков забрался на верхнюю полку и притворился спящим, понимая всю наивность расчета и моля Бога о чуде.
Чудо и свершилось, никто к нему не подошел со словами: «Предъявите документы». Впрочем, может, это и не чудо, а обыкновенное наше разгильдяйство?…
В общем, знал, что убили, и боялся. Но взял себя в руки. Пропустить удар — больно. Показать это — страшно!
И Плюснин даже догадываться ни о чем не должен!
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Припарковаться в центре Москвы в четыре часа дня — дело трудное, почти невозможное, и Корсаков не стал терять времени попусту. Увидев, что приткнуться некуда, он свернул за угол. Там, как он и предполагал, было свободнее до такой степени, что, проехав метров пятьдесят, он смог остановиться.
— Ну, и куда вы забрались? — все так же высокомерно сохраняя показное спокойствие, спросил его спутник, профессор Лобанов.
Профессор свирепствовал уже больше часа, с того момента, как покинул свою квартиру, идя следом за Корсаковым. А тому, честно говоря, больше нечего было делать, как заставить профессора идти за собой. Вот Лобанов и отыгрывался за свою минутную слабость, комментируя все происходящее.