Страница 16 из 46
- Вам угодно? - пролепетал в замешательстве камергер.
- Мне нужно немедленно переговорить с его величеством. Я прошу вас. Сударь.
- Вы меня извините. Но его величество приказал никого не пускать к нему.
- О, сударь, но мой случай исключительный, и его величество простит вам. Прошу, умоляю вас, сударь.
Она подняла на него свои удивительные глаза - скромно, просительно и вместе с тем - чуточку приказывающее. Он - этот ее взгляд - и лаская, и согревая одновременно - словно сминал любого, кто вставал на его пути. И камергер почувствовал, что не сможет противостоять ему.
- Но кто вы и чего вы хотите?
- Значит, вы все же доложите об мне?
- Этого я еще не знаю. Все зависит от того...
- Дело в том, что арестовали одного человека, сударь. Человека, который...
- Арестовали? Ну это пустяки. Это же не вопрос его жизни, или смерти. Посидит немного, отдохнет, только и всего. Исключительный случай, если бы речь шла бы о казни. Вы меня извините, мадам...
- Мадемуазель... - поправила его, покраснев, девушка, хотя ей очень понравилось, что этот стройный красивый камергер считает, что она уже взрослая, замужняя женщина.
- Что же касается ареста, то это человек, который очень дорог и императору тоже.
- И императору тоже? Значит он дорог и кому-то еще? - решил подразнить юную гостью камергер.
Девушка зарделась, вспыхнув вдруг, как вспыхивает огонь, до того скрытый толстым слоем золы, когда на него подуют.
- Так вы доложите обо мне или нет? - спросила она, смелея и почти с упорством глядя прямо в глаза камергеру.
- Не могу. Его величество приказал никого не пускать к нему, разве только если придет его дочь...
- Так вот я и пришла - гордо проговорила девушка. - Его величество удочерил меня и воспитывает в пансионе мадам Сильваши.
Камергер поклонился.
- Что-то такое я слышал об этом. Мадемуазель, и рад вам служить.
Камергер исчез за дверью лаборатории, а немного погодя в переднюю вышел и сам император - в серой рабочей блузе и с зеленым козырьком на лбу.
- А, милая крошка! - добродушно воскликнул он. - Это вы! Ну что, дорогая, что-то случилось?
Девушка поспешила к нему, сделала книксен, поцеловала императору руку, а он погладил ее по волосам, выглядывавшим из-под шляпки. - Милый граф Даун, распорядитесь там, чтобы кондитер собрал для нашей маленькой гостьи пакет всяких сладостей. Пусть она возьмет его с собой.
Камергер удалился, а император повторил свой вопрос: - Что с вами случилось, милая? Да не дрожите вы так и не бойтесь, говорите смелее.
- Ваше величество! - проговорила она, обретя наконец голос от теплоты ободряющих слов императора. - Миклош Акли арестован.
Государь уставился на нее удивленным взглядом.
- Арестован? Акли? Наш Акличка? Но то же невозможно! Кто мог его арестовать? В Вену же еще не вступил неприятель?
- И тем не менее он арестован, ваше величество. Два агента тайной полиции забрали его в городском парке, где мы с ним прогуливались. Его последние слова были: Поезжай во дворец и расскажи обо всем государю!
- Ну, вы какие-то небылицы рассказываете, мой юный друг. В Вене, в конце концов, правлю я. А я ничего об этом не ведаю.
- Прикажите отрезать мне язык, если я сказала неправду.
- Что я по-вашему глупец, отрезать ваш милый язычок?! Просто я допускаю, что произошло какое-то недоразумение. Но вы успокойтесь, сегодня же он будет на свободе и вечером расскажет мне о случившемся с ним. А завтра я пришлю его к вам в пансион.
Император позвонил, явился офицер в кивере с перьями и откозырял.
- Пошлите за виконтом Штоленом, - приказал император и, снова повернувшись к девушке, спросил: - Надеюсь, вы довольны мною? Сейчас мы узнаем, что произошло с этим шельмой, и уж поверьте, не дадим и волоску упасть с его голову. - Император улыбнулся. - А теперь давайте поговорим о вас. Сообщил вам Акли, что ко мне приезжали просить вашей руки? Да, да, выросли мы, заневестились. Гм... - Император шутливо потрепал Илушку за подбородок. Девушка потупила глаза.
- Ну, так как? Пойдем за него или нет? Отвечайте, мадемуазель.
- Нет! - пролепетала она и разрыдалась. - Нет, нет, нет! Скорее умру!
- Ну, я настаивать не буду. Браки заключаются на небесах, дитя мое. А я предпочитаю обретаться на земле так долго, сколько смогу.
В эту минуту вернулся дежурный камергер, граф Даун.
- Ваше величество, граф Штадион просит срочно аудиенции.
- Он не сказал, по какому делу?
- По делу Акли.
- Очень хорошо! - оживившись, воскликнул государь. - Значит, что-то все же случилось? Сейчас мы все будем знать, подождите меня здесь, дитя мое. Граф Даун, вверяю вам под охрану мадемуазель Ковач.
Император прошел в соседний зал. Он отсутствовал долго. Может быть, целый час. Минуты тянулись томительно-медленно, зловеще тиками такие огромные бронзовые часы. Граф Даун на все лады пытался развлечь девочку, но ее сердце было полно тревоги, дурных предчувствий, и разговор то и дело обрывался. Нервы ее были напряжены до предела, когда душа человека уже переходит в сферу действия шестого чувства. То она видела бедного Акли уже в темнице, сидящим на мешке с соломой, погруженным в думы, уронив голову в ладони. То, заслышав шаги, вздрагивала: император!
Но император все не шел и не шел. Боже, ну о чем он может так долго советоваться со своим всемогущим министром? Ведь это же так просто сказать: -Ну, если арестовали, так и отпустите немедленно! А вдруг это не так просто? Если злые люди не выпустят бедняжку Акли из тюрьмы?
Она невпопад отвечала на комплементы и шутки камергера: мысленно пребывая далеко-далеко отсюда, иногда сама спрашивала его:
- Скажите, ведь государю никто не может приказывать?
- Никто. Кроме закона.
- Но законы - это бумага. Неужели бумага может повелевать императору? - Илушка, усомнившись, покачала красивой головкой, но камергер поспешил ей на помощь с разъяснениями:
- Законы потому повелевают что-то императору, что в них соединена совесть народа - с государевой вместе.
Это было слишком мудрено для девочки.
- Ну, а если. К примеру, император скажет: "Хочу, чтобы не обижали такого-то человек", его ведь не обидят?
- Конечно, не обидят.
- Спасибо, сударь.
Она немного успокоилась, но монотоное тиканье часов все равно продолжало оттачивать ее мысль, подобно оселку, направляющему бритву.
- А император слушается других? - снова поинтересовалась она.
- Еще бы! Для того и существуют его советники. Они - его уши, глаза и руки. С их помощью он слышит, видит и действует.
- Выходит, ему можно хоть и слепым родиться? - Можно. Почему же нельзя? Сколько уж бывало на свете слепых королей.
- Верно, верно, - подтвердила девушка, - у нас тоже был король Бела Слепой. Но почему же император, если он с помощью советников и видит. И действует, говорит. Что поступает так "милостью божьей"?
Камергер пожал плечами.
- Вот чего я не знаю, того не знаю.
В это мгновение дверь рывком распахнули, и вышел весь красный император. На его лбу, в складках между бровями хмурилась гроза. Он шел в лабораторию, не глядя ни налево, ни направо, и только, уже миновав девушку, остановился - у самых дверей, будто что-то вспомнив, и стал подыскивать нужные слова.
- Девочка, - в конце концов процедил он без тени былой приветливости, - ты вернешься в пансион и будешь там продолжать с прилежанием учебу. А тот человек - он оказался неблагодарным негодяем, заслужившим свое наказание. И я не хочу больше слышать ни слова в его защиту. Я распоряжусь, чтобы вам был назначен новый попечитель, который будет присматривать за тобой и твоим братом. Граф Даун, проводите барышню и передайте ее Коловарту, чтобы тот отвез ее, как обычно, в пансион.
С этими словами император захлопнул за собой дверь, и вместе с нею захлопнулась дверь и за Миклошом Акли.
Глава VI