Огненный пес

Боже, как он бежал! Хладнокровно, уверенно, быстро, но в размеренном ритме, длинная серая спина изящно выгнута, грива развевается на ветру, морда с трепещущими нервно ноздрями задрана кверху. Это был поистине король! И несравненный топограф к тому же! Безошибочно выбирал он нужную тропинку, легко заманивал преследователей в нужное ему, а не им место мудреным виражом, одним прыжком перескакивал через снежные заносы и добивался всего, чего хотел, даже самые опытные собаки выключались одна за другой из игры, скользя по льду или увязая в густом снегу. Ах, как же не хватало сейчас в своре Фламбо! Он один мог разгадать все хитрости волка и повести за собой остальных. Господин де Катрелис скакал вплотную к своре, которая, без его команд, давно наверняка сбилась бы с пути. Он думал с грустной нежностью о своем старом четвероногом друге, так глупо, хотя и с честью, погибшем в зарослях терновника.

Но в конце концов, чтобы не размякнуть, приказывал себе: «Хватит! Выпутаемся и без него. Это займет больше времени, но только и всего!»

У него еще оставалась Блонда, достойная дочь Фламбо, опытная и горячая сука, хотя и не слишком изящная, зато очень эмоциональная, и Батар, неуемный выдумщик, но и на его счету имелись выдающиеся охотничьи подвиги. Батар был потомком, во втором поколении, одного волчонка, пойманного живым и удерживаемого в железной клетке, и суки. Он обладал всеми положительными качествами и всеми; недостатками своих родителей и дикаря-дедушки, но, пожалуй, самым характерным для него было проявление беспокойства — дважды доезжачий заставал его воющим. И когда, он бежал, в его движениях заметен был волк, и так же, как умный дедушка, он никогда не ошибался. «Не ошибаться» на жаргоне охотников по отношению к собаке значит бежать так, как бегают волки, точно ставя задние лапы в след от передних. От своей матери он унаследовал подхалимские манеры. «Но, — уверял маркиза Сан-Шагрен, — в один прекрасный день, хозяин, он все-таки вцепится вам в горло. И если во время травли вы, не дай Бог, будете ранены, я немного дам за вашу шкуру!»

— В таком случае, сынок, самое главное, чтобы ты покрепче держался за меня, от этого и зависит, сколько можно будет дать за мою шкуру. А сейчас вперед — за мной!

— Увы, мне за вами не угнаться. Жемчужина куда шустрее моего Персана. Я только и занят тем, что все время его подгоняю, а все равно последний!

Господин де Катрелис рассмеялся:

— Не надо так сразу выпускать колючки, мой хороший. Тот, кто догонит меня, еще не родился!

По обеим сторонам дороги мелькали огромные пихты, низко склоняя свои головы с белыми космами, размахивая взъерошенными ветвями. Вдали поднимались и опускались, двигались и наклонялись холмы. Ложбины и гребни возвышенностей, впадины и скалы то тут, то там прорывали мантию земли, стволы осин и верб, сосен и дубов, серебристые ноги берез и еще зеленая кора, буков кружились в фантастическом хороводе.

Волк ускорил бег, он решил, что настало время растянуть свору и, отделив первых собак от остальных, дать им бой.

— Труби, Сан-Шагрен! Труби! — закричал маркиз, пришпорив Жемчужину. — Вперед! Он уходит! Вперед, мои хорошие… Блонда, Батар, вперед, он уходит!

Сан-Шагрен, как говорят с мрачноватым юмором охотники, «испустил свой дух», наполнив лес звуками рожка. Волк бежал все быстрее, скорость его стала головокружительной. Уже десять собак отстали, в то время как лучшие из них бежали на большом расстоянии друг от друга, и это было очень для них опасно. Внезапно волк перешел на коварный медленный аллюр. В мгновение ока собаки окружили его. Но этого ему и было нужно. Никто из них не осмеливался напасть на него, он приготовился напасть сам, сверкнув молнией клыков, но не успел. Кнут господина де Катрелиса прошелся по его спине, обжигающе больно хлестнул по затылку. Подпрыгнув, словно мяч, волк бросился наутек.

— Плут из плутов, — прокомментировал этот его фокус доезжачий, — он целил в Блонду!

— Труби, труби, Сан-Шагрен! — опять нетерпеливо воскликнул господин де Катрелис.

Волк повернул влево и спустился по каменистому, заиндевевшему склону. В глубине долины извивался ручей. Его быстрое течение прорвало местами корку льда.

— Внимание, хозяин! Внимание! Сплошной гололед и вдобавок подмытый по краям!

— Я знаю. И все же идем. Ей-Богу, он удерет от нас! Вперед, вперед, мои хорошие, ату его! Ату! Он уходит!

Доезжачий дорожил своими костями и потому стал спускаться шагом. Но господин де Катрелис скатился кубарем по крутому склону, не думая ни о какой опасности. Более хладнокровная, нежели ее хозяин, Жемчужина, чувствуя, что копыта ее заскользили по льду, подогнула передние ноги и, инстинктивно притормозив, спустилась без происшествий. Волк же тем временем спокойно и даже, как могло показаться, иронично лакал воду из ручья.

— Пройдоха, — воскликнул доезжачий, — ишь, решил подкрепиться!

— Оставь его. Пусть собаки отдохнут.

— И мы с ними! Вы, хозяин, искусный наездник, что верно, то верно, но вы должны быть очень благодарны вашей кобыле.

— Кто же говорит, что это не так?

— Она, бедняжка, могла вас помять при спуске.

— Ого! «Помять», скажи лучше: превратить в блин!

— Я все думаю: что же он замышляет? Зачем демонстрирует нам свою наглость.

— Он демонстрирует, что он умнее тебя. Потому что ты, мой храбрец, если бы оказался сейчас на его месте, уже давно был бы пойман, и еще, с каким позором, я думаю! Собаки наверняка заставили бы тебя вывернуть наизнанку свое пузо.

— Что вы такое говорите, хозяин?

— Ладно, не сердись, это я по-дружески.

— Правда, хозяин?

— Он снимается! Ату, мои хорошие, ату, вперед, вперед! Труби, Сан-Шагрен, это заткнет тебе глотку. Ату, мои малыши! Ату, Блонда, Батар, и ты тоже, Нуаро! А! А!

Волк побежал не спеша, аллюром начинающего, время от времени оборачиваясь с надеждой в глазах добраться до горла ближайшей собаки…

Таким вот образом он довольно долго бежал по берегу ручья, правильно и с большим толком выбирая путь. Все это, однако, походило больше не на охоту, а на обыкновенную прогулку, правда, несколько суетливую. Хвост вытянут строго по горизонтали, уши торчком — волк шел уверенным шагом бывалого и опытного путешественника с железными нервами, не проявляя ни малейших признаков ни усталости, ни беспокойства. Он так развлекался, вот что это было! Развлечение могло продолжаться до сумерек, а наутро возобновиться и, вполне возможно, растянуться еще на целый день! Но этих лошадей, эту свору и этих людей извести такими штуками было нельзя — они не уступали волку ни в выносливости, ни в твердости характера. Хотя морозный воздух и обжигал им щеки, но, мощными толчками входя в легкие, питал и, как ни странно, разогревал кровь.

Катрелис и Сан-Шагрен ехали рядом, стремя в стремя.

— На мой взгляд, дело ни с места! — поделился своим скептицизмом с хозяином Сан-Шагрен.

— Ты преувеличиваешь. В такой охоте, как эта, в любой момент может произойти все, что угодно, никогда не предугадаешь, что именно. Но не нужно торопить события. А пока пусть наш приятель поводит нас по своим владениям, если ему это так нравится.

— На наше несчастье.

— Побольше оптимизма, мой мальчик, и терпения! Тысяча чертей, разве это не самая лучшая охота, в которой тебе довелось участвовать? Да ты потом всю оставшуюся жизнь будешь вспоминать о ней, как о величайшем событии! Слушай, ну что ты раскис, как младенец: все бы тебе плакать и вздыхать! Вот что, Сан-Шагрен, хватит ныть, давай-ка лучше вспомни о том, что противник у нас ого-го какой! — И вдруг он привстал в седле от неожиданности. — О! Вот те на! Только этого недоставало!

Волк исчез из вида. Тропинка была пустой. Собаки заметались взад-вперед, туда-сюда, но все было безрезультатно, и от этого свора просто взбесилась. Только одна Блонда, вильнув хвостом, устремилась наверх, по покрытому хвоей и частоколом стволов подъему.

— Веди собак! — приказал доезжачему маркиз.