Страница 37 из 95
— Почему же мне ничего не известно о таком полезном новаторстве?
Мотды пожал плечами:
— Наверно, потому, что вы редко у нас бываете.
Новченко ткнул кулаком в плечо Ханина, как будто тот был в чем-то виноват:
— Ты слышал? Я тут редко бываю!
— Ага, — кивнул Мотды. — Ей-богу, я вижу вас в Карамет-Ниязе всего второй раз. Ну… в смысле на строительстве канала.
Новченко снова обратился к Ханину:
— А ведь он, пожалуй, прав. Надо нам почаще сюда заглядывать. Не то все начнут заниматься самодеятельностью! Ты лично что думаешь насчет метода Мотды?
— Я?.. — Ханин чуть растерялся, но тут же лицо его приняло чуть высокомерное выражение. — Я бы все-таки, прежде чем отрезать — семь раз отмерил. Всякий новый метод нуждается в тщательной проверке, а результаты проверки — в изучении и уточнении… Нельзя идти на производственный риск, не выяснив предварительно…
— Ладно, — оборвал его Новченко. — Твоя песня мне известна заранее, нечего было и спрашивать. — Он повернулся к Бабалы — А как. твое мнение, Бабалы Артыкович?
— Пока я не видел, как работает Мотды, а по пословице — лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Но кое-что я тут прикинул про себя. По-моему, Мотды затеял интересное дела
— Ты, значит, «за». Итак, мнения разделились. Тогда пускай сам Мотды объяснит, в чем выгоды его метода.
— Ничего сложного тут нет, Сергей Герасимович. — Мотды провел носком сапога бороздку на мягком песке — Предположим, это канал. Если скрепер идет вдоль него, то мне приходится сперва рыть грунт, а потом отваливать его направо и налево. — Он сапогом отодвинул песок сперва в одну, потом в другую сторону, так что образовались две небольшие насыпи. — А поглядите, что будет, если рыть канал поперек. Все три операции я проделываю одновременно. Экономлю и силы, и время. И вместо двадцати пяти метров — прохожу пятьдесят. А это на пользу и стройке, и мне: вдвое увеличивается заработок.
Новченко только кивал согласно, ему по душе пришлось объяснение Мотды. К тому же там, где работал скреперист, образовывалась не просто глубокая рыхлая борозда, а просторная ровная траншея, — это вызвало особое одобрение начальника строительства, и он сменил строгий тон на благожелательный:
— Прости, братец, что я с маху чуть не обвинил тебя в анархизме. Бабалы прав, дело ты затеял полезное. Теперь скажи, ты в Карамет-Ниязе один так работаешь?
— Да нет… — Мотды чуть замялся, боясь признаться, что за спиной начальника строительства уже начало развертываться новаторское движение. — На мой метод перешли многие скреперисты.
— И отлично!.. Вы бы только потеряли драгоценное время, если бы ждали, пока о вашем методе узнает руководство стройки, да зашевелится, да одобрит его…
Сейчас же нам остается только поддержать славных передовиков! Кстати, ты премию за свое новаторство пожучил?
Мотды беззаботно махнул рукой:
— Да бот с ней, с премией, главное — канал побыстрее построить.
— Э, нет, дорогой, это непорядок. Заслужил — получай. Из личного моего фонда премирую тебя тремя месячными зарплатами… Нет, лучше так: тебе выдадут столько, сколько ты заработал за последние три месяца. Ты сэкономил стройке большие деньги, зачем же нам-то скупиться?..
Мотды вытянулся по стойке «смирно»:
— Служу Советскому Союзу!
Новченко улыбнулся:
— Мы вроде не в армии, братец.
— Мы на фронте, Сергей Герасимович На фронте строительства коммунизма!
Бабалы с любопытством и с каким-то новым для себя, теплым чувством наблюдал за Новченко. Перед ним был совсем другой человек. Еще недавно он казался Бабалы грубоватым самодуром, способным обидеть своих подчиненных, вспылить, накричать по любому поводу, непрошибаемым упрямцем, для которого тлавное — настоять на своем, прав он или неправ, малокультурным вельможей, прислушивающимся лишь к собственному мнению… Что скрывать, Новченко порой вполне отвечал такому впечатлению. Во сейчас Бабалы не узнавал его. Сергей Герасимович держался как подлинный руководитель большого строительства, преданный своему делу, отлично в нем разбирающийся, умеющий дать верную оценку рабочей инициативе, простой, все понимающий, терпеливый и человечный в обращении с настоящими тружениками, такими вот, как Мотды…
Верный законам гостеприимства и правилам туркмен чилика*, Мотды пригласил Новченко и его спутников выпить чаю и отобедать.
Сергей Герасимович в душе одобрял добрые туркменские обычаи, но даже ради них он не мог позволить, чтобы на целый час приостановилась работа скрепера. Это, по его мнению, бросило бы тень и на приглашающего, и на приглашенных. Поэтому он искренне поблагодарил Мотды, но вежливо отказался от чаепития.
Мотды понял его и не обиделся. Широко, открыто улыбнувшись, он полез на свой скрепер.
Кругом стояли рокот, гул, скрежет, пыль висела в воздухе тяжелыми облаками.
Человеку, попавшему сюда впервые, вполне могло бы почудиться, что наступил судный день…
Впрочем, и для привычного глаза картина стройки являла собой зрелище незабываемое.
Масштаб строительства, размах ведущихся здесь работ, заметный даже с первого взгляда энтузиазм строителей произвели сильное впечатление и на такого скептика, как Ханин. Он смотрел, прислушивался, пока они ходили по участку, и больше помалкивал, а когда Новченко направился к «газику», намереваясь продолжить путь, Ханин придержал его за локоть.
— Сергей Герасимович, мне хотелось бы сказать вам кое-что.
Новченко резко остановился и глянул на Ханина с насмешливым недоумением:
— Хочешь еще раз поделиться своими сомнениями?
— Нет, Сергей Герасимович, я хочу поблагодарить вас за то, что вы привезли меня сюда и дали возможность воочию увидеть чудеса, которые здесь творятся.
Новченко даже поперхнулся от удивления:
— Хм… Вон ты как запел!.. Что это на тебя накатило?
Поморщившись оскорбленно, Ханин все же продолжал:
— Видите ли, Сергей Герасимович… Я ведь не консерватор, который тупо твердит «нет» всему новому. Просто я не верю в несбыточное.
— Ты считаешь несбыточным делом — строительство канала?
— М-м… Считал. Замахнуться на Каракумы — это, знаете ли, не сразу переваришь. А я привык подходить ко всему с закономерной осторожностью: чтобы убедиться в успехе какого-либо мероприятия, мне надо приглядеться, пощупать своими руками, подумать…
— Семь раз отмерить…
— А что в этом плохого, Сергей Герасимович?
— А то, что мы работали, а такие, как вы, все «отмеряли», да ныли, да еще пытались вставлять нам палки в колеса!
— А вы полагаете, что я должен был поверить вам на слово и тут же закричать «ура»?.. Вы ведь не новый костюм купить задумали — а покорить Каракумы! И у противников строительства канала на руках довольно веские аргументы.
— Это я слышал, — досадливо отмахнулся Новченко.
— Но сегодня я видел, как трудятся строители, как глубоко они верят в победу, как жаждут ее! И я сказал себе: с такими людьми — чудеса возможны. Их героический труд, да, да, поистине героический, это не пышные слова, — лучший аргумент в вашу пользу, Сергей Герасимович. Не только, конечно, в вашу — в пользу всех, кто отстаивал идею строительства Большого канала.
Новченко сверкнул глазами в сторону Бабалы:
— Как думаешь, Бабалы Артыкович, это он искренне?
— Думаю — вполне искренне.
— А ты не запамятовал пословицы — насчет того, что горбатого лишь могила исправит?
Ханин выдавил на лице кривую улыбку:
— Сергей Герасимович, вы отстали от жизни. Советским медикам, говорят, порой удается выпрямить горбатых…
— Ну-ну. Бывает, конечно, что и слепой прозревает. Но что-то слишком уж быстро ты прозрел. Или твои убеждения как весы: бросишь маленькую гирьку на одну чашу — она наклонится, снимешь гирьку — опять поднимется…
Ханин обиженно насупился:
— Вы, конечно, вольны не верить мне, Сергей Герасимович. Но ведь недаром молвится, что, увидев чудо, сомневающийся поджимает хвост. На чашу моих убеждений не гирьку положили — а целый участок!.. Вместе с героями-строителями и их оптимизмом! Вместе с Мотды и его новаторством, целеустремленностью и ищущей мыслью!.. Туркмены говорят: если собрать в кулак всю силу, то можно загнать в землю кол, свалянный из шерсти. Честное слово, Сергей Герасимович, если после всего, что я увидел, вы заявите: Ханин, мы заставим воды Амударьи течь не по Каракумам, а по небу, — я с верой и почтением сниму перед вами шляпу.