Страница 36 из 71
23 мая, в субботу, я зашел к Камилу Новотному. Обычно я бывал у него по субботам с утра. Он сказал мне, что его брат, часовщик, ремонтируя часы в кабинете Гейдриха, узнал, что 27 мая протектор собирается вылететь специальным самолетом к Гитлеру. На столе Гейдриха якобы лежала памятка на этот день… Я сразу же передал эту новость Зеленке. Гейдрих повезет с собой ценные сведения. Медлить было нельзя.
Все складывалось в пользу плана, на котором так упорно настаивал Габчик…
На квартире у Габчика и Кубиша собралось секретное совещание. Надо было договориться о дальнейших действиях. Габчик стоял на том, что, раз Лондон не отменил приказа, следует его выполнить. Его поддержали Зеленка-Гайский. На встрече определили точную дату покушения — 27 мая 1942 г. О результатах совещания меня информировал Опалка. Он рассказал, что ему не удалось отговорить Габчика от его замысла. Пришел Зеленка и подтвердил это. В соответствии с заранее обговоренным планом я перебрался на виллу Лудикара в районе Глоубетин. Там была одна из подпольных явок нашей организации. Были еще и другие явочные квартиры — в Зленице, Оубенице и т. д.
Сын хозяйки этой виллы сотрудничал с нами, и место было удобное — окраина Праги, то есть за пределами зоны повышенной опасности, к тому же поблизости находилась Бажантницкая роща.
Подготовка была в самом разгаре.
В Глоубетин я переехал 26 мая. На следующий день после покушения сюда в 17 часов должен был прийти Вальчик. Встреча была назначена на конечной остановке пятого номера трамвая. Предполагалось, что Вальчик привезет сообщение от Опалки относительно портфеля Гейдриха…
Портфель надо было захватить в целости и сохранности. Было решено, что Кубиш бросит гранату только в крайнем случае. Ведь взрыв может уничтожить содержимое портфеля. Поэтому Габчик должен был стрелять, а Кубиш — оставаться в засаде.
Местом покушения с общего согласия определили поворот в пражском предместье Голешовице. Приехав туда на велосипедах, оба участника затем на них же и уедут. Бомбы и автоматы они спрячут в портфели. Чуть выше поворота Вальчик, стоя у забора, даст зеркальцем знак о приближении машины Гейдриха…
Обычно протектор выезжал ранним утром, однако, поскольку в тот день он собирался лететь в Берлин, в его расписании могли произойти непредвиденные изменения.
Все это надо было учитывать.
Трассу, по которой Кубишу и Габчику предстояло возвращаться с места покушения, то есть дорогу из Кобылис до Карлина, мы, насколько возможно, обезопасили. Об этом позаботился Пискачек. В определенных пунктах находились наши люди. Они не знали, о чем конкретно идет речь, но получили от Пискачека необходимые инструкции. Например, Ружичке было дано такое указание: «…Между девятью и десятью часами быть на углу Рокоски и внимательно за всем наблюдать. Если там появится полиция или иная охрана, военные, отвлечь их внимание вопросами или разговорами».
В тот день стояла прекрасная погода.
Солнце манило на природу, хотелось лечь на траву, заложив руки за голову, и закрыть глаза. Когда я преподавал в Брно в гимназии, у нас в Славкове, в пригороде, был небольшой сад. Как же замечательно пахнет земля весной!
В тот день я тоже ждал новостей в саду, только на этот раз в Глоубетине, здесь находился наш штаб. Настал «день икс», а я ему совсем не радовался. Оставалось лишь надеяться, что репрессии будут не слишком жестокими. Но я в это не верил.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Allegro vivace е con brio
Хочу Судьбу схватить за горло…
Людвиг ван Бетховен.
ДОРОГА
Позавтракав, он потянулся и встал. Длинный, тощий, выступающие скулы. Глубоко сидящие глаза из-за прищуренных век казались косыми. Газеты он прочел еще до завтрака; их доставляют из Праги по утрам.
Он подошел к окну. Перед входом в замок уже стоит большой темный «мерседес-бенц». «Клейн точен», — подумал он и посмотрел на ручные часы. Начало десятого.
Замок окружают вековые деревья. На траве еще лежит роса.
Гейдрих стоит у окна: «Такие деревья росли у нас возле гимназии». У нас… В Галле. В этом городе он родился в 1904 году, ходил в школу. С детства ему нравились военная форма и отрывистые слова команд. После первой мировой войны он пошел вольноопределяющимся в армию, позже попал в военно-морской флот. Жаль, что в Чехии сплошь одни пруды. Боже, многого тут у них нет…
Клейн, его шофер, в форме обершарфюрера СС стоит наготове у машины. Ничего, подождет. Нужно еще проверить все документы и попрощаться.
Сад залит солнечным светом, капельки росы постепенно исчезают, трава высыхает. У ворот при въезде в парк меняется охрана, слышно, как под сапогами скрипит на дорожке песок.
— Где Клаус и Хайде? Где Зильке?
— Клаус! Клаус!
Гейдрих ждет, затем, махнув рукой, заходит в кабинет, берет портфель и складывает в него бумаги. Еще раз осматривает стол: ничего не забыто? Ему давно пора быть в Граде. Где же Лина?
Лина. Ему вспомнилась стройная девушка, она носила тогда костюм наездницы. Он был старшим лейтенантом военно-морского флота. Теперь она — мать его троих детей. Скоро будет и четвертый. Пора бы запретить ей поездки верхом.
— Папа… — это Зильке заглянула в дверь и увидела у стола отца.
Гейдрих берет в руки портфель и голосом, от которого стынет кровь, спрашивает:
— Где вы были?
— Во дворе. Герберт учил нас заряжать пистолет… Взяв дочь за руку, он выходит из комнаты.
— Где мама?
— Ждет тебя внизу.
Замок просторный, похожий на шкатулку с острыми гранями, украшений почти нет, только маленькая балюстрада с балкончиком.
Они спускаются по лестнице. Клейн вытягивается по стойке «смирно» и докладывает. Гейдрих, почти не взглянув на него, ищет глазами жену. Она стоит в парке, рассматривая огромный ясень.
— Эти деревья здесь не нужны. Мы их спилим!
— Я уезжаю. Чем тебе не нравятся деревья?
— Посадим фруктовые. А эти продадим…
— Оставь их, мало тебе других забот… Мне пора. Где Клаус и Хайде?
В этот момент вбегают в ворота дети.
Какое-то время вся семья идет вместе. Клейн снова становится навытяжку. Из домика охраны к нему подходит адъютант Герберт Вагниц, что-то говорит. Тихо шурша шинами, подъезжает второй автомобиль. Из деревни доносится гусиное гоготание, пронзительно, на всю деревенскую площадь, сейчас совсем пустую, кудахчет курица; в эти минуты жители прячутся за калитками палисадников или уходят в дом.
В эти минуты.
Сейчас протектор уедет. А пока он еще прохаживается по газону перед замком, трава кое-где истоптана Клаусом. Сын одет в короткие штаны, за поясом у него кинжал, как и положено членам «гитлерюгенда». Лина идет позади, постегивая хлыстиком по траве. Клейну жарко. Сверкающий «мерседес» ждет. Часы над балюстрадой пробили десять. Обычно в это время он уже в пути. Или даже в Граде. Последние указания, прощальные поцелуи.
Ворота раскрыты настежь.
— Все готово?
Обершарфюрер СС Клейн, выпятив грудь, щелкает каблуками. Гейдрих садится рядом с шофером и кивком головы дает ему знак. Клейн включает газ, машина плавно трогается. Часовой у ворот берет «на караул». Крутой поворот налево — и они выезжают на дорогу. Мелькают первые домики.
Гейдрих кладет портфель на колени.
Дорога пересекает деревню, взбирается на холм, делает поворот, идет прямо, опять делает поворот. Показывается второй замок, затем небольшая роща.
Шум листвы напоминает тихую музыку. Пахнет сыростью и весной.
Светлая зелень деревьев, ярко-желтые цветы вдоль обочин.
За рощей раскинулись поля. Клейн молчит и внимательно следит за дорогой. У Гейдриха нет желания разговаривать. Он смотрит на отцветающие уже фруктовые деревья. Затем открывает портфель и перебирает документы.
Вот они выезжают на шоссе, здесь дорога лучше. На шоссе ни души, лишь перед домиками кое-где копошатся старики, да и те, едва завидев темную машину, спешат скрыться в домах.