Покушение на Гейдриха

Не подав и виду, что мы знакомы, он и я вошли в один вагон, вместе должны были и выйти… Ехали мы на 21-м номере. Был солнечный, яркий день. Все, казалось, радовалось весне. Зденек стоял на площадке, и солнце освещало его голову. Я посмотрел на него и вдруг с ужасом заметил, что его густые черные волосы у корней совсем светлые. Они были крашеные! Окажись рядом какой-нибудь гестаповец, все могло бы кончиться трагически. Я сделал ему знак глазами, и мы сошли на следующей остановке, на Индржишской улице.

— Что случилось? — удивленно спросил он.

— Зденек, очень заметно, что у вас крашеные волосы. Пойдемте к моему знакомому парикмахеру.

Мы пошли в Карлин. Здесь, напротив варьете, мой друг держал парикмахерскую. Сам-то он уже сидел в гестапо, вместо него работал сын. Я объяснил ему, что нам нужно, он отвел Вальчика наверх в квартиру и там привел волосы в порядок. После этого мы поехали дальше, в Браник.

Тоник уже дожидался нас и показал Зденеку, где был спрятан ключ от калитки: с улицы надо было просунуть руку под забор. Показал и ящик, где лежал ключ от дома. Это заняло минут двадцать, я ушел, а Зденек остался. Он жил там несколько дней, иногда приходил ночевать к нам, потом мы его неделю не видели, — видимо, он был в Бранике. Он ходил по Праге, где работал агентом художественного салона в издательстве Топича. Я знаю, что он носил в портфеле ценник и иронизировал на эту тему.

Заглянула к нам раза два пани Моравцова, долго она не задерживалась, скажет слово-другое и опять исчезает.

Прошло несколько недель. Кажется, уже в мае мы договорились, что Вальчик от нас переедет к знакомому железнодорожному служащему в район Ганспаулки. Ночевал ли он еще тогда в Бранике, я не знаю. У нас было правило: вопросов задавать поменьше.

И вот я отвел его на холм, что над районом Дейвице. Ганспаулка вся утопала в цвету. Сколько там было черешен и сирени!.. Он шел весело, в руке был один портфель. Черные усики, черные волосы. Рассказывал о маме, говорил, что навестил ее. Знакомые, к которым мы шли, жили на вилле. У них было два сына и дочь. Один из сыновей сидел где-то в немецкой тюрьме за подпольную коммунистическую деятельность. Другой был художником. Вальчику они отвели маленькую комнатку. Мы пожали друг другу руки, и я ушел.

Я полюбил Вальчика. Он был скромный, славный парень. Честный человек. И осторожный. Умел соблюдать требования конспирации. С ним было просто договориться, приятно работать. Расскажу об одном совместном деле. Как-то вечером он спросил меня, знаю ли я Пльзень. Было это в апреле.

— Знаю, а что вам нужно?

— Есть там ресторан «Тиволи»?

Я взял лист бумаги и нарисовал, как его легче найти. Он посмотрел на план и задумался с недовольным видом. Я спросил:

— Непонятно?

— Понятно. Только я города не знаю, если начну спрашивать, это вызовет подозрение…

— Когда вы хотите поехать?

Он назвал дату.

— Ладно, я договорюсь на службе и поеду с вами. Поедем в разных вагонах, а в Пльзени сойдем, и я вас туда доведу.

Он обрадовался. В назначенный день мы выехали утренним скорым в 7.22 и преспокойно прибыли в Пльзень около десяти. Зденек следовал позади меня метрах в двадцати. Он держался так непринужденно и уверенно, что я не переставал удивляться. Когда же мы дошли до нужной улицы, он подошел к человеку, явно дожидавшемуся кого-то. Я зашел к своим родственникам и вечерним поездом вернулся в Прагу.

Зденек пробыл в Пльзени несколько дней, а я на следующее утро понял, чего ради он туда поехал. Мы завтракали, когда по радио передали, что накануне вечером английские самолеты предприняли налет на пльзеньскую «Шкоду»; но бомбардировка, как сказали, ущерба не нанесла.

«Да, это дело не обошлось без нашего Зденека», — подумал я, и было досадно, что «бомбардировка ущерба не нанесла», если верить радио. Больше я ничего не знаю о подготовке этой бомбежки. Зденек приехал скучный, в плохом настроении.

ДЕВУШКА КУБИША

Я родилась в деревне Хомле недалеко от Раднице в апреле 1918 года. С 1934 года работала продавщицей в Пльзени, а во время войны — в магазине готового платья Кучеры. У них и жила. Мы торговали дамскими пальто. У Кучеровых была своя большая машина. Мы грузили в нее ящики, в которых на плечиках висели пальто, и в храмовые праздники ездили на ярмарки.

В 1938 году пан Кучера на этой машине помогал вывозить оружие с пльзеньских складов, помогал и прятать его. Тогда же он и познакомился с инспектором полиции Вацлавом Кралем. Адрес Краля был у парашютистов, когда они впервые приехали в Пльзень. Краль достал им документы о регистрации в полиции и трудовые книжки и направил их к Кучеровым. Они и ночевали у нас. Перед налетом их собралось восемь человек. Пани Кучерова озабоченно говорила:

— Ах, Манечка, устроить на ночлег столько мужчин не простое дело.

К инспектору Кралю я ходила с поручениями, Он жил на улице «Под Загорском», номер 9. У него были жена и дочка Геленка. Они все погибли вместе с ним… Однажды я встречала на вокзале «тетю»-Моравцову из Праги. Это была очаровательная женщина, не очень разговорчивая, правда. Два раза я ездила к ней в Прагу за одеждой для ребят.

Какие, спрашиваете, были эти парни? Зденек — Габчик, значит — всегда шутил, что больше всего на свете он любит «девушек и пышки». Лучше других я знала Оту, под этим именем мне представился Кубиш. Мы нравились друг другу, и скоро это перестало быть секретом для окружающих… Он всегда очень тепло говорил о своих маме и папе. Рассказывал о братишке. У меня тоже был брат, он тогда лежал в пльзеньской больнице. Ота иногда провожал меня, когда я навещала брата, дожидался, когда я выйду. Он был чуткий, мягкий… А с братом произошла такая история. Он был учеником у мясника. Однажды катал на велосипеде девочку, а она сунула ногу в спицы. Падая, брат ударился о каменную тумбу и получил сотрясение мозга. Ота написал мне письмо, справлялся о брате… Он отправил его 12 мая к нем домой, в деревню. Через неделю пришло еще одно, совсем коротенькое письмецо со словами: «Я думаю все время о тебе, Манечка…»

Они со Зденеком бывали и у нас дома, в Хомле. Я ездила туда за продуктами. Ребята ездили со мной. В Хомле мы ночевали, а утром возвращались рабочим поездом в Пльзень. Помню, один раз с нами хотел поехать их приятель. Они звали его Чурда. Я еще подумала, что это кличка, не фамилия. Но потом они его не взяли. Не верили ему, что ли. Наверно, это был тот, который потом всех предал.

Когда оба парашютиста впервые появились у Кучеровых, то хозяин решил выписать меня, снять с учета в полиции. Я ведь жила у них и была там прописана. Впоследствии то, что я больше не числилась среди проживающих там, спасло мне жизнь… У Кучеровых была дочь (Вера). Мы с ней очень дружили, хотя она была на пять лет моложе меня. Мы вместе ходили гулять с обоими парашютистами, иногда брали и Вериного жениха Вацлава. Мы показывали ребятам Пльзень, завод «Шкода», важные объекты, учреждения, а в апреле помогали им в подготовке налета. Они должны были подавать знаки самолетам, которые прилетали бомбить «Шкоду»… Однажды мы вместе пошли на Гольдшайдровку, нас там ждали двое ребят. Точно не помню, кто — Мирек (теперь я знаю, его настоящая фамилия была Вальчик), Адольф, Атя, или тот, которого мы не взяли в Хомле.

Ота и Зденек подожгли объект, а мы с Верой караулили, чтобы их кто-нибудь не заметил. Потом все быстро разбежались: ребята — куда-то в Шкврняны, а мы с Веркой поспешили домой.

Больше мы не виделись, ребята вернулись в Прагу. Кажется, 17 июня арестовали семью инспектора Краля и всю семью Кучеровых. Вера была в тот день на даче, и гестапо за ней приехало туда… Я случайно оказалась в деревне; помогала своим убирать сено. Единственный раз в жизни мне сильно повезло.

Ота погиб в подземелье церкви. У меня остались только два его письма. Когда парни после того неудачного налета уезжали обратно в Прагу, Ота сказал мне, что после войны мы с ним поедем в Моравию к его родителям и он представит меня им как свою невесту.