Страница 22 из 71
Лондонское руководство не прислушалось к мнению Бартоша. Подпись ИЦЕ — сокращение слова «ПардубИЦЕ».
Небезинтересна радиограмма от 24 февраля 1942 г. о настроениях в протекторате (на эти настроения влияли и неудачи американцев и англичан на Тихом океане, и успех контрнаступления Краской Армии под Москвой):
«Последние события вызвали во всем народе новую волну недоверия как к Англии и Америке, так и к вам. Россия и ее армия — единственная надежда для всех. Если люди еще и верят в близкий конец войны в Европе, то лишь потому, что судьба ее решится в России, поскольку события на Западе воспринимаются с определенной долей злорадства…
Россия, разумеется, вызывает самые большие симпатии у рабочих, но ей также симпатизируют и другие классы…»
Другая депеша от 15 и 16 апреля 1942 г.:
«…Неподготовленность Англии к войне, а к ней Гитлер шел открыто, доказывает и ее (Англии) неспособность вести за собой Европу и после того, как война закончится. И наоборот, акции России значительно выросли, и вообще все верят, что Советы победят Германию. Это подталкивает аграрников, особенно богатых, опасающихся за свое имущество, на сотрудничество с немцами. На этом направлении разверните пропагандистскую кампанию. Если у России сейчас начнутся неудачи, то люди будут прежде всего думать о военной мощи Англии, которая не оказала достаточную помощь».
В начале марта 1942 года Бартош сообщил в Лондон, что нащупал нити, ведущие к Оте, то есть к Моравеку, и, чтобы завоевать доверие знавших Моравека людей, он просил передать по Лондонскому радио условный текст: «Мир хорошо знает, что такое немецкие концентрационные лагеря, и особенно — что такое Маутхаузен н Освенцим, где томятся и погибают многие чехи. Ответственность за эти чудовищные преступления несут Гитлер и его сообщники».
5 марта 1942 г. текст был передан в эфир, и 14 марта Бартош ответил: «После субботней передачи и при помощи Б. установлен личный контакт с Отой…»
Итак, сведения Тюммеля опять через Моравека могли поступать в Великобританию, и руководство Бартоша в Англии ответило:
«Установив связь с Отой, вы выполнили одну из главных своих задач, то есть осуществили контакты и начали сотрудничество с внутренними организациями. Наши действия были осторожными, искусными и планомерными. Благодарю вас и выражаю вам свою признательность…»
Казалось, все было в порядке. Тюммель продолжал действовать. Однако же… Нам известно, что Моравек получил от Бартоша (Мотычки) фотографии парашютистов и надо было изготовить фальшивые удостоверения личности. Это могли сделать только его сотрудники, и Моравек назначил на 21 марта 1942 г. встречу, на которой собирался передать фотографии. И тут произошла трагедия.
Гестапо раскрыло Тюммеля в конце февраля, а Моравек, судя по всему, не знал этого и не подозревал об опасности.
Первый арест Тюммеля произошел 13 октября 1941 г., ему была устроена очная ставка с Волком — арестованным чехословацким офицером Хуравым. Тот отрицал тождество Тюммеля и Рене, и в конце ноября 1941 года Тюммель за недостатком улик был освобожден. Гестаповец Абендшен, однако, продолжал его подозревать. Тюммель признался, что знаком с Моравеком, но объяснил, что получает от Моравека важные сведения для рейха и поэтому того необходимо оставить на свободе. Абендшен не поверил Тюммелю, и тот сообщил гестапо адрес Моравека, успев все же предупредить его. Облава на Моравека опять успеха не имела.
Вторично Тюммель был арестован в феврале 1942 года. По данным Абендшена, Тюммель утаивал какие-то важные сведения и от гестапо, и от своего начальства в абвере. Абендшен утверждал, что Тюммель работает на Лондон.
Тюммель оправдывал свои действия тем, что якобы рассчитывал получить для нацистской службы необходимую информацию и скрывал свои связи с Моравеком с целью выявить всю его подпольную сеть.
Доводы Тюммеля, казалось, убедили гестаповцев, которые предложили ему договориться о встрече с Моравеком в одном из пассажей на Вацлавской площади, где они смогли бы задержать Моравека, не подвергая опасности разоблачения его агентуру.
Тюммель согласился, однако Моравек не явился в пассаж.
Обстановка накалялась. Тюммель получил приказ устроить новую встречу с Моравеком. Однако, чтобы у Тюммеля не было возможности предупредить Моравека, в квартире Тюммеля остался ночевать гестаповец Шарф. Он спал у самых дверей, но Франта-Тюммель вылез через окно и дал знать Моравеку об угрожающей ему опасности.
Теперь уже и те гестаповцы, которые было сначала поверили Тюммелю, пришли к выводу, что он работает на чехословацкую разведку. Тюммелю приказали завлечь Моравека к себе на квартиру, чтобы там арестовать. Тюммель возразил, что Моравек пойдет к нему только в том случае, если Тюммель сам встретит его на остановке трамвая. Вернувшись без Моравека, Тюммвль заявил удивленным гестаповцам, что Моравеку сегодня некогда и он придет завтра…
Терпению Абендшена пришел конец, и 20 марта Тюммель снова был арестован. На следующий день произошла трагедия.
Гейдрих доложил Борману: после допросов нескольких человек, связанных с Моравеком, выяснилось, что 21 марта 1941 г. в 19 часов в одном из пражских парков — над трамвайным депо в Стршешовицах — состоится встреча Моравека со связным. Гейдрих приказал заблаговременно оцепить весь парк и ждать. Придет ли связной?
В 19 час. 10 мин. связной пришел и после отчаянного сопротивления был арестован. Он не успел даже воспользоваться оружием. У него вырвали признание, что он должен был с кем-то договориться о встрече на 22 часа, поскольку в 19 часов Моравек прийти не смог.
Далее Гейдрих сообщает: «Около 19.15, когда мои люди уводили арестованного, на одной из боковых дорожек неожиданно появился Моравек и, увидев, что связной арестован, открыл стрельбу, что сразу же вызвало ответный огонь с нашей стороны…»
Леон-Моравек хотел помочь товарищу и сделал около пятидесяти выстрелов, однако, по словам Гейдриха, ни в кого не попал, сам же был ранен в голень и бедро. Всего он как будто получил десять ран. Поняв, что он окружен и выхода нет, Моравек застрелился.
Еще пытаясь бежать, Моравек потерял ключи и выбросил портфель, в котором помимо радиограмм из Лондона и материалов для шифровок лежали фотографии парашютистов, переданные ему Бартошем.
По другой версии, Леон шел вместе со своим связным на квартиру к Тюммелю (связной имел кличку Франт); возможно, он должен был забрать у Моравека фотографии парашютистов; увидев, что весь квартал окружен, Моравек попытался вскочить в проходивший трамвай, завязалась перестрелка… Конец был тот же: портфель оказался а руках нацистов…
Согласно этой же версии, Франт, настоящая фамилия которого была Ржегак, направился к вилле Тюммеля один. Однако, не увидев на тротуаре условного знака — нарисованного мелом кружка (Тюммель был уже арестован), Франт вернулся. На обратном пути его схватили гестаповцы.
Любопытно также свидетельство очевидца о самоубийстве Моравека. Этот очевидец вышел в конце дня на прогулку (но было это не вечером — в отличие от утверждения Гейдриха в письме Борману), и вдруг «у Прашного моста из двадцатого трамвая на ходу выпрыгнул человек, двое в штатском бросились за ним, начали стрелять по убегавшему, он отстреливался, однако вскоре был ранен и застрелился».
Примерно так же описала смерть Моравека женщина, возвращавшаяся пешком с работы. Ее рабочий день заканчивался в 17 часов. У Прашного моста она могла быть самое позднее в 17 час. 45 мин.
Гейдрих же указывает другое время и представляет в ином свете обстановку, связанную с этим событием.
Так погиб отважный участник движения Сопротивления Леон, он же Ота — Вацлав Моравек. Пауль Тюммель долго находился в заключении и, по некоторым сведениям, перед самой победой был казнен в концлагере Терезин. Разведчик международного класса, он слишком много знал.
Как повлияло дело Тюммеля на планы парашютистов?
Гибель Моравека и арест Тюммеля поставили под угрозу группу Бартоша. Гестаповцы теперь располагали фотографиями ее участников. Имен они не знали, но на обратной стороне снимков стояла печать пардубицкого фотоателье. Нацисты ринулись в Пардубице.