Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 37 из 55

— Мансур? — переспросил Аз-Зейни.

— Да, Мансур ар-Руккайбий. Я достаточно знаю о нем. Он разумнее своего дружка и приносит нам пользу.

Аз-Зейни сделал движение рукой.

— Хорошо, давай вернемся к Саиду.

— Он стал заядлым курильщиком и пристрастился к новому напитку, который пришел к нам из Йемена и называется кофе. Через несколько месяцев после свадьбы своей любимой Самах Саид стал частым посетителем дома Сунийи бинт аль-Хуббейзы. Отправляется туда каждый вторник. В чем тут секрет — мы не знаем.

Аз-Зейни наклонился вперед и подпер рукой подбородок:

— Увеличить число твоих людей, наблюдающих за ним, для того, чтобы они ловили каждое его движение и чтобы он чувствовал, что за ним следят…

Закария кивнул.

— Мы сделали даже больше: я приказал своим людям неотступно следовать за ним и время от времени неожиданно выкрикивать имя Самах… Он чуть не рехнулся…

Аз-Зейни засмеялся.

— Превосходно, прекрасно… А как прошла молитва?

— Зацеловали мне руку.





Аз-Зейни засмеялся громче.

— Послушай, Закария, тебе нужно завоевать еще большее их расположение. Завтра садись на коня, и пусть один из твоих людей оденется крестьянином, а другой — мамлюком и «мамлюк» начнет избивать «крестьянина». Тут ты слезай с коня, принимай сторону крестьянина и хватай мамлюка. Разыгрывай такие сцены почаще, и аллах заставит людские сердца возлюбить тебя. Когда прибудут иноземные соглядатаи, они впервые в истории увидят человека, который являет собой не только пример великого соглядатая, знающего свое дело, но и любимого и уважаемого людьми. Это поможет нам в установлении справедливости и равновесия.

Закария молчал. Мысль Аз-Зейни понравилась ему. Он чуть было не забыл, зачем пришел. Догадался ли Аз-Зейни о цели его прихода и поэтому оставил свои занятия ради беседы? Не отложить ли разговор об эмирах? Но если Аз-Зейни не узнает, зачем Закария приходил, он будет ломать голову над причиной его прихода. После молчания, длившегося всего несколько мгновений, но показавшегося особенно тягостным из-за слабого света единственной свечи, Закария неожиданно сказал:

— Ты будешь убит, Зейни…

Аз-Зейни стал слушать его…

Через два дня, когда Закария прогуливался в саду своего дома, перед ним неожиданно предстал Аз-Зейни. Он обнял Закарию, смахнул настоящие слезы волнения, навернувшиеся на глаза, и произнес: «Человеку, подобному мне, не прожить без тебя, Закария!» После этой встречи Закарии показалось, что он чувствует скрытую симпатию к Аз-Зейни, в особенности после того, как тот принял совет Закарии ночевать в разных местах по его указанию и под его защитой. Но был ли Закария искренен с Аз-Зейни? Нет. Сдаться, отказаться от своего прежнего решения — это равносильно самоубийству. Чтобы утвердиться в неизменности своего решения, Закария начал проращивать семена старого, давно похороненного им плана. Он вызвал Абу-ль-Хайра аль-Мурафи. Абу-ль-Хайр, старый соглядатай, служил какое-то время в захолустье в Верхнем Египте. Несколько дней тому назад он прибыл в Каир. «За свою жизнь, — говорит он, похваляясь, — я разорил десятки домов и разбил такие семьи, которые, по мнению всех, невозможно было разрушить». Если Абу-ль-Хайр начинал кружить вокруг человека, тот в конце концов неизбежно оказывался повергнутым, в особенности если Абу-ль-Хайр узнавал, что дела у этого человека идут хорошо и он счастлив а своей семье и со своей женой. Абу-ль-Хайру нравится, когда радость становится горем, веселье — печалью, а довольство — унижением. Он не покладая рук трудится, чтобы разрушить счастье, испортить радость людям. Он пускается в пляс от радости, когда жену отвергает муж.

Закария рассматривает его вытянутое лицо, горб, согнутую дугой спину, глаза, которые всегда смотрят вверх. Время от времени Абу-ль-Хайр с силой выпускает воздух через ноздри, как будто он испытывает смущение и хочет спросить о том, что должно произойти в следующую минуту…

Месяц зу-ль-ка’да 920 года хиджры

Из записок венецианского путешественника Висконти Джанти, который прибыл в Каир во второй раз в 917 году хиджры и после недолгого пребывания там отправился в путешествие по Сирии и странам Хиджаза. Вернувшись в Каир, он вновь задержался в нем на некоторое время. На этот раз он знал язык жителей этой страны и уже не нуждался в помощи арабского переводчика.

Я не ношу одежду турецкого купца: дело в том, что население и полиция следят за каждым османом. Если схватят, то в лучшем случае передадут его главному соглядатаю государства, чтобы тот подверг пленника жестокому допросу и заставил сказать, какие сведения ему поручено собирать и передавать турецкому султану. Я вышел на улицу с короткой палкой в руках, чтобы отгонять от себя собак. Город бурлил. Очень редко жители восточного города, особенно женщины, выходят из дома после вечерней молитвы. В особенности это касается Каира, порядок в котором поддерживает сильный человек, неукоснительно следующий всем предписаниям религии. Незыблем его авторитет среди людей. Он и был причиной всеобщего возбуждения. Я имею в виду Аз-Зейни Баракята. Никто до него еще не удерживался так долго в этой должности, хотя положение здесь переменчиво и часто тот, кто вечером владел этим местом, утром уже терял его. Я заметил, что фонари висят только перед лавками. Старик сидит у старой стены: я вижу его и днем и ночью, ни один мускул на его лице не дрогнет, словно он каменное изваяние. Я припоминаю, что видел его в прошлый свой приезд. Он совсем не изменился. Мне бы хотелось понаблюдать за ним, чтобы узнать, когда он ест, когда разжимает руку, держащую посох.

Дородная женщина сидит перед большой корзиной с петрушкой и кресс-салатом. Мужчина торгует сладостями из муки, масла и сахара, которые называются «бусбуса». Жителям Востока она очень нравится. Несколько торговцев в Каире славятся своим искусством приготовления бусбусы. Один из них — человек маленького роста, кривой на один глаз. Он выходит из своего дома перед заходом солнца и направляется в сторону квартала, где живут только торговцы благовониями. Тут он останавливается. К нему со всех сторон подходят мужчины, женщины и дети. Все спокойно ждут. Если кто-нибудь повысит голос, требуя, чтобы торговец пошевеливался, тот лишь выразительно взглянет на нетерпеливого покупателя и сделает движение рукой, означающее: «Уходи!» После этого торговец не продаст ему ничего, как бы покупатель ни уговаривал его. Торговец разрезает бусбусу коротким ножом с широким треугольным лезвием. Движения его рук так точны, как будто он работает по золоту или высекает из мрамора. Когда на его противне остаются только сладкие крошки, которые блестят желтыми лучами на тонком слое масла, он ножом собирает их и подвигает к краю листа. Как только он заканчивает собирать крошки, появляется пожилой мужчина, высокий, худой, с повязкой на глазах. Он тихо подходит, держа на руках младенца. Торговец подает мужчине остатки бусбусы, завернутые в небольшой кусок бумаги, берет под мышку треугольную деревянную подставку и уходит. Мне нравится стоять неподалеку и наблюдать за его руками и неподвижным лицом.