Страница 31 из 55
— Все своеволие! Упаси от него господь! — воскликнул второй шейх.
— Это знамение времени! — добавил третий.
«Что он имел в виду, говоря «знамение времени»?»— подумал Омру. Следует быть начеку. Конечно, он здесь ради Саида, однако надо прислушиваться и к разговорам вокруг — вдруг узнаешь что-нибудь важное. Нечаянно можно напасть на такое, чего и нарочно не сыщешь.
Старший из шейхов сказал:
— Клянусь аллахом, не удивлюсь, если кто-нибудь скажет, что кобыла мула ожеребилась!
— Упаси нас аллах! Если кобыла мула понесет и ожеребится, значит, пришел конец света! — воскликнул третий шейх, самый маленький ростом.
— А откуда ты знаешь, что он уже не пришел? — возразил шейх с зычным голосом.
Омру слушает. Чудной разговор. Да у него, видно, есть тайный смысл… Какие знаки используют шейхи в разговоре? Давай-ка, Омру, навостри уши как следует! Во время первой встречи с ним начальник соглядатаев сказал: «Настоящий соглядатай — это пара ушей и пара глаз. Даже во сне он слышит, видит, запоминает и передает».
— Мы повидали немало чудес на своем веку. Теперь, значит, нельзя двинуться из дому в мечеть без этого куска кожи? — продолжал разговор один из шейхов.
— О таком раньше и не слыхивали, — сказал низкорослый.
Эх, если бы знать, из каких они школ! Надо расспросить о них у Хамзы вечером или завтра, чтобы не вызвать подозрений и доказать, что он действует по правилам сыскного искусства, если бы и вправду Хамза оказался следящим за ним оком.
Внимание Омру привлекли два торговца, вошедшие в кофейню. Один, седой, входя, спросил:
— Интересно, султан снял свою маленькую чалму и надел вместо нее большую?
— Если это так, значит, он выздоровел. Однако об этом еще не оповещали, — ответил второй.
«Из какого они квартала?» — подумал Омру.
С другой стороны раздался голос пожилого шейха:
— Появление антихриста — вот еще знамение времени!
— А я точно знаю, что султан надел большую чалму и встретился с эмиром Флюманбаем, — настаивал седой купец.
— Клянусь аллахом, я чувствую, что антихрист шныряет между нами! — сказал второй шейх.
Сердце Омру застучало: вот оно — низенький купец никак не хочет поверить, что султан надел большую чалму! Да и то правда, об этом не оповещают. Почему?
— Клянусь, нам не хватает только, чтобы солнце всходило и заходило на западе! — прогремел шейх с зычным голосом.
— Вообще-то я думаю, что и такое возможно, — откликнулся один из купцов.
Вошел смуглый изящный человек в маленькой синей чалме. Он был из числа христиан, которые пользовались мусульманским покровительством. Хамза бен аль-Ид ас-Сагыр говорил как-то Омру, что человек этот молчалив и дождаться от него слова все равно что ждать дождя в пустыне. Каждый день он заходит сюда четыре раза: после восхода солнца сразу же, как только откроется кофейня, утром, после обеда и перед закрытием.
Шейхи шутят: «Что он здесь потерял?» «Аллах непременно продлит мне жизнь, чтобы я мог позлорадствовать над нашим временем!» — говорит седой. Все смеются.
«Нужно обязательно дословно запомнить эту фразу», — думает Омру.
Торговец, что пониже своего собрата, говорит: «Вот купили кролика за полтора динара. Вынуждены были…»
Разговор меняет направление.
Этот христианин каждый раз, как приходит, выпивает стакан аниса без сахара и выкуривает две порции табаку. Он не курит табак, который подают в кофейне, а приносит с собой потрескавшийся кожаный кисет с отличным желтым, табаком, у которого несравненный аромат. Хамза не знает, откуда он его берет. Он достает всегда одно и то же количество табаку, ни больше и ни меньше, просит Хамзу установить кальян, следит за каждым его движением и начинает курить. Он выпускает дым через нос с таким выражением, будто испытывает боль, будто что-то причиняет ему страдания, вертит головой то вправо, то влево, обращаясь с немой жалобой к наргиле, словно рассказывает о жестокой несправедливости, жертвой которой стал. Когда табак подходит к концу, он смотрит на трубку, подправляет угли, надавливает на них, обхватывает наргиле обеими руками, склоняется над ним, дует — немая мольба о том, чтобы не кончались затяжки.
— Н-да-а, н-да-а, — тянет шейх маленького роста.
— А я не верю ему, совсем не верю и могу поклясться страшной клятвой.
Хамза рассказал все, что знал об иноверце: живет он в караван-сарае «Каплуны» около Хан аль-Халили. Нет у него ни жены, ни детей. Однажды Хамза видел, как он плакал и слезы ручьями катились по его щекам. Он плакал без рыданий и всхлипываний.
«Откуда он берет этот табак? — подумал про себя Омру. — Что его заботит? Кажется, будто он обращается к людям, которых не видит никто, кроме него». А вон и Саид сидит. Как он неожиданно появился! Омру и не заметил. Это упущение. Об этом он не станет упоминать. Саид молча сидит на лавке, смотрит в землю. Омру пытается успокоить свое сердце. Да, до совершенства Омру еще далеко. Надо смотреть и смотреть в оба, не ведая никаких чувств и настроений. Вот та высокая ступень, которой достигнет только настоящий соглядатай. Эх, если бы был хитрый способ проникать в мысли другого, тогда бы соглядатаям было ясно, о чем думает человек, когда у него подергивается веко или морщится нос. Омру забился поглубже в нишу, прижавшись спиной к стене.