Страница 30 из 48
Сора уже поджарил большой кусок мяса и, отнимая его от огня, протянул мне: «Я надеюсь, что нам с вами, ван-Донген, не угрожает опасность уступить действию сил Арктики. Уступают слишком слабые люди. Вы и я довольно сильны. Поэтому оставим наш разговор и займемся жарким, которое сегодня поджарилось лучше, чем когда-либо. Как вы находите?»
Покончив с жарким, мы улеглись спать в теплых спальных мешках, которыми снабдили нас на «Браганце». Наутро, признав, что Фойн нами обследован достаточно хорошо, мы решили его покинуть. На берегу, на огромных валунах, мы положили наши мешки. Возле них оставили сани. Собаки ослабели настолько, что брать их с собой не имело смысла.
Вдвоем с капитаном Сора на лыжах мы пошли к северу от острова Фойна. Сора и я настолько приучены к подобного рода переходам, что, несмотря на лишения, легко и бодро шли в ледяной пустыне. Остров все время оставался к югу от нас, и мы видели его темный, высокий горб.
Мы шли не разговаривая. Всякий разговор замедляет шаг, а нам нужно было спешить. Уже значительно позднее мы признались друг другу, что тогда, на льду к северу от острова Фойна, каждый из нас с беспокойством посматривал на другого: выдержит ли он? Мы выдержали оба и остались довольны друг другом.
Проведя весь день в движении, мы очень устали. Сора оглянулся, ощупал свои, а затем и мои карманы, в которых лежали куски полусырого собачьего мяса, плитка шоколада, немного сухого спирта, и покачал головой.
«Мы идем дальше», — сказал он.
Я запротестовал:
«Но это совсем невозможно! Сора, я хочу спать, спать, спать! — Я почти рассердился на моего спутника. — И вы должны спать, спать, спать! Иначе мы никогда не дойдем. Иначе мы потеряем последние силы в этой пустыне!»
Мой спутник был рассудительней меня. Он отвечал спокойно:
«Мы не ляжем спать, ван-Донген. Не кричите, иначе вы ослабеете. Вы знаете, какова судьба слабых в полярных льдах. Мы оставили наши мешки на острове. Если мы ляжем на льду, кто-нибудь из нас проснется с отмороженной конечностью. А что тогда будет делать другой? Он либо покинет больного, либо останется погибать вместе с ним. Можете ли вы быть уверены в том, что где-нибудь совсем близко от нас, за одним из этих торосов, не лежит умирающий Финн Мальмгрен? Мы должны идти и искать до тех пор, пока это будет возможно».
Тогда я протянул прекрасному человеку, мужественному капитану Сора руку и, признавая свою вину, сказал:
«Вы больше никогда не услышите от меня жалобы, капитан».
И снова мы двинулись в путь по льду. Вокруг нас царила все та же страшная тишина льдов, поднимались торосы, которые мы то и дело принимали за фигуры людей. Я чувствовал, как силы меня покидают, хотя ни за что никогда не сказал бы об этом капитану Сора. Мы боялись смотреть один на другого и двигались как во сне. И вот наступил момент, когда я увидел, как мой спутник, капитан Сора, вдруг начал отдаляться от меня, как-то неуверенно поднимал лыжи, привязанные к ногам. Прежде чем я успел что-нибудь сделать, Сора крикнул:
«Стоп!»
Между ним и мною по льду прошла зловещая трещина.
Началась передвижка льдов. Полярная весна в середине июля вступила в свои права. Нам угрожало остаться на какой-нибудь плавучей льдине среди пустынного океана.
И мы повернули! Почти двадцать часов продолжался наш путь на Фойн. Под ногами у нас расходились льдины, образовывались полыньи, громоздились торосы. Мы не смели остановиться ни на минуту, хотя бы для того, чтобы захватить с поверхности льдины горсточку мерзлой пресной воды.
Через двадцать часов я почувствовал под своими ногами твердую почву. Перед глазами поднимались прибрежные скалы Фойна. Мы доползли до берега и упали на обледенелые камни и лежали там, я не знаю и не помню сколько часов. Я пришел в себя и открыл глаза лишь тогда, когда почувствовал прикосновение чего-то теплого к моей щеке. Открыв глаза, я увидел над собой грязную шерсть зверя. Большое живое существо теплым языком облизывало мое лицо.
Я вскочил с криком:
«Сора, медведь!»
Сора смеялся. Меня лизала одна из собак, оставленных нами на острове. Все четыре собаки остались живы. Две из них без сил недвижно лежали возле саней, с высунутыми языками, тяжело дыша. Две другие еле передвигались. Сора сидел рядом со мной. Он весь зарос густой бородой и уже успел загореть под лучами полярного солнца.
Он дотронулся до моего плеча рукой и тихо сказал:
«Ван-Донген, вы должны быть готовы к тому, что мы больше не увидим земли. Я не хотел бы, чтобы последние часы, дни нашего существования были омрачены отчаянием или страхом. Боитесь вы умереть?»
Я понял своего спутника. Вокруг острова медленно передвигались льдины, наползая одна на другую, одна другой кроша ребра, сияя при этом всеми красками, которыми так богата прекрасная Арктика. Но это сияние красок, эта величественная картина передвижки льдов в океане для нас означали потерю надежды.
«Человек не должен бояться смерти, — ответил я спутнику. — Уметь встретить ее спокойно — это такое же искусство, как уметь достойно прожить целую жизнь».
Недостойно бояться смерти, но и недостойно ускорять ее наступление.
«Мы будем жить, пока это будет возможно», — решил Сора, тем самым предрешая судьбу оставшихся четырех собак.
Я молча пожал руку своему товарищу.
Мы перетащили на вершину острова спальные мешки, сани и туда же перевели собак.
Наступило двенадцатое июля. Сора и я спали в наших спальных мешках. В живых остались две собаки. Третью мы уже доедали. Тушка четвертой лежала про запас. Мы спали долго. Солнце было на юге, приближался полярный полдень. Сора разбудил меня. Он кричал не своим голосом:
«Сирена! Сирена!»
В тумане мы не видели ничего. Но из густой молочной пелены к нам доносился явственный звук сирены. Прошел час. К нашему счастью, начал медленно рассеиваться туман. Когда он рассеялся, мы увидели на траверсе острова во льдах корабль с двумя желтыми трубами. Сора вскочил, схватил лыжу и принялся размахивать ею.
Увы, корабль шел мимо, как будто не замечая нас. Только много позднее мы узнали, что нам подавали сигналы, которых мы тогда не сумели заметить.
Корабль двигался, побеждая льды. Он наступал на них, являя собой зрелище, от которого захватывало дух. Это было самое величественное из всего, что можно себе представить. Сора без устали размахивал лыжей. Я поднял кусок одеяла и принялся поднимать и опускать его, силясь привлечь внимание корабля.
Часа через два корабль скрылся из нашего поля зрения. Он исчез, а мы с капитаном Сора остались на вершине острова Фойна. Мы были убеждены, что никогда, никогда не увидим земли. Мы не знали, что корабль сообщил на Шпицберген о людях на Фойне. Мы узнали об этом через несколько часов в тот же день, когда неожиданно для нас над островом стали кружить два самолета на поплавках. Они опустились на просторную полынью у подножия острова с большим риском для жизни летчиков. Сора и я сбежали с вершины вниз, по плавучим льдам добрались до самолетов, летчики помогли нам взобраться — и через несколько минут мы уже видели под собой сияние синих глетчеров Северо-Восточной Земли, острые пики вершин, пустыню и несколько позже очутились в Кингсбее, на борту «Читта ди Милано».
Ван-Донген помолчал минуту, потом улыбнулся и весело сказал:
— Спасибо вашему «Красину». Это ваш корабль мы видели с капитаном Сора с вершины острова Фойна в день, который мы считали одним из последних дней нашей жизни.
Голландец закончил свою историю, вытащил из кармана еще кусок шоколада и принялся его грызть.
— А собаки, ван-Донген?
— Собаки? — спросил ван-Донген. — Они остались на острове. Они смотрели удивленными глазами на самолеты, ожидавшие нас. Я думаю, что и сейчас они живы. В Кингсбее я задал вопрос капитану Сора. Я напомнил ему наш разговор о собаках, о людях, об условной человеческой морали и о действии сил природы. Сора был грустен, когда я спрашивал об этих вещах. Он уже знал о судьбе Мальмгрена. «Мне жаль, что я высказал мысли, в справедливости которых сейчас более чем когда-либо хотел бы разубедиться».