«Красин» во льдах

Но, как ни мало мы знали обо всем происходившем в мире, мы верили, что за каждым метром продвижения нашего «Красина» следит весь мир и вся наша Родина. Ведь спасение аэронавтов «Италии» было не только актом естественной человечности, но и выполнением долга перед своим народом. Впервые в истории Советская страна снарядила экспедицию в Арктику. И сколько злобных, враждебных и насмешливых предсказаний за рубежом сопутствовало походу «Красина»!

Пусть льды остановили нашего «Красина», пусть дальнейшее продвижение корабля во льдах невозможно — наступил час действия летной группы. В то время как в кают-компании корабля шел концерт, радист передавал в Москву, в Комитет помощи Нобиле:

«Чухновский предлагает начать полеты».

Наутро мы все толпились у радиорубки, спеша отправить радиограммы в редакции о новом этапе похода.

Решение принято: Чухновский вылетит при первой возможности!

Можно ли считать удачным спасение Лундборга?

Матрос, сидя у дверей кубрика на корточках, уныло тянул невеселое «Яблочко»:

Эх, яблочко, да куда котишься? На Кап-Платен попадешь — Не воротишься!

Как легко и быстро изменилась эта нехитрая песенка, сложенная где-то на Украине в годы гражданской войны и занесенная матросами «Красина» на Крайний Север, во льды, чуть не на самый Северный полюс! А Кап-Платен поистине «въелся в печенки», как справедливо заметил о нем штурман Бачманов. Вот уже сколько дней с правого борта виднелись его черные отроги, на восток от которых, как ни бился во льдах сильнейший в мире ледокол, он не в состоянии был продвинуться.

Но если нет надежды пройти к востоку во льдах, то можно продвинуться над льдами. Взоры людей смотрели на самолет, высившийся над палубой ледокола. Самолет стоял на огромном, сбитом из бревен помосте.

Самолет мог спасти положение.

Для полета следовало найти площадку под аэродром. Спустили штормтрап, и Чухновский с четырьмя спаянными в семью чухновцами — Страубе, Федотовым, Алексеевым и Шелагиным — вышли на лед подыскивать подходящее место. На расстоянии полутора миль от «Красина» они отыскали превосходное ледяное поле. Площадь его Чухновский определил на глаз в один километр на полтора. Чухновцы отсутствовали несколько часов. С верхнего мостика ледокола и с носа мы следили за пятью крошечными фигурками, которые на расстоянии полутора миль от нас внимательно изучали большую льдину. Они обошли ее всю, останавливались перед каждым бугром, искали трещины и, когда решили, что льдине можно довериться, вернулись обратно.

— Годится! — закричал Чухновский, подняв голову кверху и обращаясь к тем, кто стоял на мостике корабля.

Чухновцы влезли на борт. Боцман Кудзделько подскочил к штормтрапу, вытащил его наверх и сказал:

— Ну вот!

Эгги отдал приказ готовить машины. Красинцы, для которых давно уже день смешался с ночью, ходили подбодренные, с надеждой оглядывая самолет на помосте.

В восемь часов тридцать минут утра 6 июля ледокол вздрогнул, заворочал в ледяной массе винтами, из которых один был лишен лопасти, и тяжело стал надвигаться на лед. Мы покидали место нашей невольной почти трехдневной стоянки. За дни, которыми датируется эта стоянка, вместе со льдами «Красин» сдрейфовал к востоку на четыре мили.

Ледяная площадка, найденная Чухновским, находилась в полутора милях к востоку от места стоянки «Красина». Смехотворно малое расстояние — полторы мили! — мы проходили от восьми с половиной часов утра до пяти часов вечера. Лед из состояния обороны переходил в наступление и надвигался на борта ледокола. Лед и «Красин» набрасывались друг на друга, как два существа, ненавидящих одно другое. В пушечном грохоте невозможно было понять, что рушится — лед или «Красин». В ушах воздух раскалывался на части, и лопался ледяной покров под тяжестью десяти тысяч тонн красинской массы. Лед грыз стальную обшивку нашего ледокола. Он раздирал ее, бился в иллюминаторы. Зеленые и голубые глыбы выползали из-под бортов, как живые существа, подмятые другим, более сильным. Выползая, они набрасывались на красинские борта и стучали по ним. Глыбы сбивались под самым носом корабля в высокие горы, загромождая «Красину» путь, и тогда ледокол медленно отступал назад, чтобы пройти в стороне от только что родившейся ледяной горы.

Так длилось почти девять часов. Эти долгие часы потребовались ледоколу, чтобы пройти полторы мили во льдах!

К вечеру 6 июля мы стояли уже у ледяной площадки, которую Чухновский избрал для аэродрома. Место аэродрома штурман Петров определил: 80°47,2' северной широты и 23°8′ восточной долготы.

— Куда уйти от Кап-Платена! — горестно воскликнул доктор Средневский, глядя с правого борта на каменистые выступы ненавистного мыса.

Кап-Платен стал еще ближе и четче был виден. Мы находились милях в двенадцати к северо-востоку от него. Впереди траурной пирамидой с откушенной вершиной поднимался остров Карла Двенадцатого. Глыбы Семи Островов оставались на юге, отодвинулись к темной полоске берега Северо-Восточной Земли.

А впереди, еще дальше острова Карла Двенадцатого, в самой глубине горизонта дымной крошечной тучкой всплывал в ледяной пустыне маленький остров Брок.

Мы знали, что по ту сторону острова Брока и дальше него на восток в океане плавает льдина с шестью людьми — группа Лундборга. И мы и они видели одновременно один и тот же маленький каменистый остров, но мы не видели друг друга.

Дымная тучка на горизонте дразнила и волновала всех. Цель была слишком близка и вместе с тем недосягаемо далека.

Джудичи впивался в маленький Брок взором, который он пропускал одновременно через две пары очков и бинокль.

— Там! — говорил он по-немецки и по-итальянски, обращаясь к стоявшим рядом.

Там были земляки Джудичи, которых искал весь мир.

Боцман Кудзделько, кликнув помощников, принялся «обручать» льдину с «Красиным».

Пять-шесть человек с заступами в руках возились на льдине. Заступами они пробивали во льду большие лунки. Кудзделько разматывал длиннейшие цепи. Цепь спускали сначала с носа, затем с кормы. На концах каждой цепи был крючкообразный якорь. Одну сторону якоря опускали в лунку, как бы поддевая на крючок льдину, а другая сторона высовывалась наружу. Затем цепь подтягивали, и «Красин» накрепко соединялся с ледяной площадкой.

— А мы тебя свя-ажем, свя-ажем! А мы тебя свя-ажем, свя-ажем! — приговаривал боцман Кудзделько, опуская крюк якоря в лунку, выдолбленную во льду.

Был он, боцман Кудзделько, небольшим и всерьез сделанным человеком. И совсем не казалось удивительным, что маленький такой человек смеет говорить страшные слова ледяному полю арктического океана, смеет шутя «обручать» с ледяным полем такой огромный корабль!

Кудзделько накрепко привязал «Красина» к льдине. И вместе с льдиной нас незаметно несло сначала куда-то к северу, затем обратно на юг, к юго-западу и опять к северу. Березкин, производя измерения глубин, удивлялся тому, как быстро менялись глубины. Сначала глубина достигала двухсот семидесяти метров, а через час батометр показал двести сорок два метра. Березкин всерьез уверял, что нас бросает взад и вперед. И никому не верилось, что это действительно так. Все вокруг было недвижно, мертво и утомительно однообразно. Но батометр не лгал. «Красин», «обручившись» с ледяным полем, отказался от волевых движений.

Спуск самолета был назначен на утро 7-го числа. Но, прежде чем наступило утро, прежде чем самолет «ЮГ-1» покинул насиженное гнездо на спардеке нашего ледокола, красинцы узнали, что шведский летчик Шиберг достиг льдины и удачно снял с нее Лундборга.

Удачно ли? Для чести шведского летчика это было едва ли удачно. Ведь на льдине были раненые. Они нуждались в помощи в первую очередь. Между тем офицер Лундборг был невредим. Пристало ли здоровому офицеру спасаться прежде, чем спасут раненых?

Все это казалось странным. Еще более странно прозвучало заявление самого Лундборга представителям печати, когда он, спасенный, был доставлен на родину. Лундборг не постеснялся публично признаться, что целью его полета на льдину Нобиле было прежде всего «вырвать добычу из-под носа у большевиков»! Не гуманную цель спасения людей преследовал этот летчик — он лишь стремился не допустить, чтобы советские люди помогли другим!