Страница 41 из 43
Привилегированные части военного флота. Синие робы, такие же брюки, забранные в белые гетры. Бескозырки. Неумолчно гремят оркестры. Коробки подразделений сменяют друг друга, и кажется, уже не будет конца этому потоку маршей и мундиров. Но вот в грохот музыки врываются новые звуки — рев авиамоторов.
Над площадью поплыли звенья эскадрилий. Машины старых конструкций. Такими сейчас не воюют. Самолеты идут низко. На некоторых зажигаются дымовые шашки для эффекта. В небе два истребителя. Разыгрывается воздушный бой. Летчики неплохо владеют высшим пилотажем. Сближение на встречных курсах. Каскад фигур. Глубокое пикирование. Все это над самым центром города, над многотысячной толпой… К счастью, все оканчивается благополучно. Самолеты проходят над крышами домов, огибают башню-небоскреб вокзала и исчезают из поля зрения. А на площадь въезжают красные пожарные машины. Завыли сирены, замигали тревожные, слепящие глаза даже днем, при ярком свете тропического солнца, красные сигналы, вращающиеся на кабинах машин. Не в пример самолетам пожарные машины — оборудование первоклассное. У громадных, как пушки, брандспойтов застыли бойцы, облаченные в серебряного цвета скафандры с черными касками. Что ж, при современных способах ведения войны противопожарной обороне отводится особое место… Отгудели сирены, отмигали красные вспышки сигналов, и образовавшуюся пустоту площади заполнили отряды парашютистов. Легкий, почти гимнастический шаг. Лихо сдвинуты набекрень береты. На груди автоматы. И люди сами, как автоматы. Парашютисты на машинах. Парашютисты в строю. За ними подразделения в каких-то комбинезонах — люди-лягушки. Подразделения особого назначения. Это уже новая армия, какой почти не знали. Короткий перерыв, и пространство заполняется рядами курсантов военно-морских училищ. Элегантные офицеры в старинных сюртуках с никелированными саблями…
Это тоже парад, но значительно более безобидный… Конкурс на звание «мисс Бразил» — самые красивые
Солнце, весеннее яркое тропическое солнце, берет свои права. Жарко. Дышать нечем. Мы протискиваемся сквозь плотную толпу к решетке парка. Здесь в тени развесистых деревьев стоят несколько американских «студебеккеров», огромных и мощных. Это отряд охраны… Над площадью, теперь загороженной стеной зрителей, поднимаются клубы сизых выхлопных газов… Рев моторов и лязганье гусениц подсказывают, что появились танки. Пробраться назад уже нет сил. Мы арендуем два ящика, обыкновенных два ящика из-под фруктов. Предприимчивые ребята приволокли откуда-то эту тару и сдают ее внаем. Забираемся на ящики и созерцаем танковую колонну. Танки — старые долговязые «шерманы» — ровесники минувшей войны. На бортах машин белые пятиконечные звезды. За «Шерманами» выкатилось несколько современных машин: низкие, обтекаемые башни с мощнейшими хоботами орудий.
Третий час парада. Жжет солнце. Пропитанный бензином воздух першит в горле, уши закладывает. В синем тумане ползут тягачи с мощными гаубицами, потом с длинными противотанковыми пушками, потом установки с легкими ракетами. Проходит дорожно-строительная техника, подъемные краны, грейдеры, походные ремонтные мастерские. Все это современные средства ведения войны…
Голова раскалывается от музыки и рева моторов. Очень трудно балансировать на небольшой площади ящика. В толпе все чаще раздаются крики о помощи, и к медицинским пунктам, расположившимся в тылах толпы, подносят или подводят зрителей, схвативших тепловой удар. Но вот наконец затихло громыхание моторов, развеялся бензинный туман, и под звуки военных рожков по развороченному асфальту снова зацокали подковы. Проходит драгунский полк. Настоящие «драгуны с конскими хвостами», с пиками, саблями… Обгоняя колонну, сбоку несется испуганная лошадь без седока… Очевидно, таков ритуал. Опереточных драгун сменили пожарные машины, но уже не с пушками-брандспойтами, а с пожарным генералитетом. Пожарные стратеги в мундирах минувших веков на современных машинах…
Потом толпа зрителей заволновалась и как-то по-особому заулюлюкала. Впереди шеренги комсостава, впереди знамени, мимо трибун, мимо президента и его гостей по площади спокойно шествовал рыжий бульдог, покрытый попоной. С обоих боков собаки свисали кобуры с пистолетами… Это военная полиция. Бульдог — ее символ.
И снова ревели моторы и цокали копыта. Проходили технические войска и еще какие-то части. И наконец грузовики с катерами и спасателями. Спасателей принимали хорошо. Это они вытаскивают из воды тонущих. Им каждый день приходится доказывать свое мужество и отвагу.
Зрители устали, зрители оглушены, пресыщены зрелищем орудий уничтожения, налаженной военной машиной. И то, что воздух стал каким-то желтым и что стало трудно дышать, воспринималось как нечто запланированное организаторами парада. Однако ничего этого предусмотрено не было. Облака сгустились и потемнели. Над площадью взвились огромные серые столбы из пыли, опавших листьев, газетных листов. Где-то неподалеку треснул электрический разряд. Публика начала быстро разбегаться. И когда опустели трибуны, на город обрушился ураган. Затрещали доски. Парусом надулся тент над президентской трибуной и поволок все сооружение. Трибуна опрокинулась и развалилась. Через минуту в небо взвились серое полотнище брезента, какие-то листовки, обломки досок и прочий хлам. Защелкали фотоаппараты корреспондентов, застрекотали кинокамеры. И все знали, что гвоздем завтрашнего репортажа будет снимок рухнувшей правительственной ложи. Комментарии напрашивались сами собой…
Бразилии не с кем воевать. Ее границы давно определены. И никто не посягает на ее территорию. Зачем же вся эта дорогостоящая мишура: тонны брони, сжигаемого понапрасну бензина, бесчисленные казармы и маршалы (говорят, что в Бразилии больше маршалов, чем во всем остальном мире)? Против кого направлены жерла орудий и дула пулеметов?
Спустя несколько месяцев, во время бурных студенческих волнений, мы вновь увидели бразильскую военную машину. Но теперь уже без опереточных декораций, без отрядов всадников в пестрых мундирах (красные кители, белые брюки), без развевающихся вымпелов и конских хвостов… Не было никелированных сабель. Были танки с задраенными люками. Были пулеметы, установленные прямо на асфальте. Были бульдожьи лица военной полиции. Была та напряженная, сгущенная атмосфера, которая предвещает грозу.
Маяк на острове Раза
Прекрасен рассвет над океаном, ослепителен день, пышен вечер. Впрочем, вечеров в нашем понимании в тропиках не бывает. Солнце как-то незаметно соскальзывает с небосклона, оставляя за собой широкий сиреневый хвост. Потом исчезает и он. И если оглянуться, то оказывается, что противоположная сторона неба уже вымощена звездами, а черные силуэты гор, словно волны, подбрасывают легкую лодочку полумесяца. Прямо на глазах размывается, растворяется и исчезает горизонт.
Прибой скорее чувствуешь, чем видишь. Небо из голубого становится сизым, фиолетовым, черным.
И вдруг в надвигающуюся темноту вонзается ослепительный клинок. Раз. Еще раз. И еще раз, уже окрашенный кровью. Белый, белый, красный. И так без конца. Всю ночь. Это работает маяк на острове Раза, расположенном в нескольких километрах от входа в бухту Гуанабара. Белый, белый, красный. Если отгромыхавший день оставлял в нас хотя немного сил, мы приходили к океану, слушали вздохи прибоя и ждали, когда над еле различимым пятнышком острова вспыхнет первый сноп огня.
Мы никогда не были на острове Раза, но нам до странности ясно представляется жизнь его обитателей. Жизнь смотрителей маяка. Жизнь, которой завидовал Эйнштейн. Жизнь, подчиненная четкой и ясной цели — служению маяку. Небо. Море. День за днем. Год за годом.
Когда с гор сползает туман и луч света тает, едва покинув светильник, над островом начинает реветь сирена. Говорят, что ее слышно за 8 морских миль. Для судов, неделями не видевших земли, это первый привет.