Страница 21 из 44
На помощь прибежали Громов, Ушаков, Журавлев и другие. Со всех сторон полетели мертвые петли на шею медвежонка.
Чувствуя опасность, Мишка то и дело стал погружать голову в воду. Он, устав, стал тяжело и прерывисто дышать. Борис Громов в полуботинках влез в воду, быстро накинул лассо. Но медвежонок резким движением рванулся в сторону, и, когда веревка ослабла, он быстрым движением передней лапы ловко освободил шею от роковой петли.
Мы стали изучать характер полярного хищника и тактику его обороны. Удачней всех посчастливилось накинуть петлю Ушакову, медвежонка вытянули из воды и спеленали в веревках.
Медведь на льду.
По снежному насту мы потащили добычу к ледоколу, стоящему от нас в 100—120 метрах.
Веревки стягивались и впивались в тело медвежонка. Полупридушенный, он бросался на нас, обливаясь кровью. Полуживого, доволокли его до корабля.
Вместо корзинки, нам с палубы сбросили стальной трос паровой лебедки. Упавший крюк перебил ключицу медвежонка.
На стальном тросе, которым обычно подымают железные балки, бочки и пр., мы стали поднимать хрупкое тело трехмесячного сосунка.
Вездесущий Новицкий крикнул в рупор:
— Приготовились! Начали. Снимаю.
Засопела паровая лебедка. Натянутый трос быстро потянул белого зверя наверх.
— Давай! Давай! Больше движений! — волновался оператор.
В это время Московский, опасаясь, что медвежонок ударится о перила, уцепился и повис на веревках, спускающихся с медвежонка. Кто-то из неопытных не сумел остановить лебедку в то время, когда Московский спрыгивал на лед. Трос маятником качнулся в сторону, медвежонок со всего размаха ударился о косяк рыбацкого карбаса и упал замертво рядом с освежеванным телом своей матери…
Так неудачно кончилась наша попытка добыть живого медведя.
Кинооператор, довольный киносъемкой, ударился в плясовую.
— Замечательно! Исключительный кадр! Подумайте, — миллионы людей будут смотреть на экране обвал настоящего ледника.
— Пляши, пляши, вот предъявим счет Союзкино за сотню лишних выстрелов, тогда посмотрим, как запоешь, — ехидничает Лимчер, бросая в бухту мелкие камни.
Стадо игравших до нашего прихода нерп ушло к кромке льда. Испуганный выстрелами морской заяц кинулся мелководным проливом в круглое, как блюдце, озерко. Грохот и гул обвалившегося ледника так застращали беднягу, что он в течение нескольких минут не показывал своей морды над поверхностью глубокого озера.
Зверобой Серега Журавлев хитрыми глазами блуждает по воде, высматривая добычу.
— Ага, вон он, появился!..
Заяц высунул сплюснутую редькой усатую голову, втянул в себя порцию чистого воздуха, метнулся, блеснув на солнце лоснящейся пятнистой шкурой, и снова ушел в наплаканное ледниками озеро.
Сотни крачек, с длинными серыми хвостами и черными перьями на крыльях, вьются над разложенным костром и щебечут резкими голосами:
— Кир-ки-ка-ка-а-а…
Борис Громов перешиб крыло одной из птиц. Раненая крачка в смертельной агонии упала в море, недалеко от берега. Десятки подруг бросились на помощь, они задевали ее своими крыльями, стараясь клювами ухватиться за перебитое крыло и вынести ее на сушу. Поток, вытекавший из горного озера, угонял птицу все дальше и дальше в открытое море. Я тоже имел неосторожность выстрелить по мимо пролетавшей крачке. Свинцовый дождь снес ей полчерепа. Обливаясь кровью, она камнем упала к моим ногам. Над головой моментально образовался рой раздраженных птиц. Они наскакивали на меня, клевали шапку, били крыльями, отталкивали назад.
Костер пылал. Длинные языки синего пламени лентами поднимались вверх, кидая желтое отражение на ледяной припай. У костра, вытянув ноги к огню, сидят участники экспедиции.
Проф. Шмидт, теребя пушистую бороду с вклинившейся в нее серебряной полосой седины, говорил:
— Романтика Арктики гибнет. Люди, проникающие в ее просторы, роют ей могилу. Легендарность и суровость побеждаются советскими зимовщиками. Мы являемся подлинными свидетелями размаха этой работы. Северная земля, к которой держит рейс наш капитан, скоро перестанет быть белым пятном на карте. Люди, изъявившие желание пробыть на ней два года, — это сгусток человеческой отваги.
Штаб экспедиции.
Журавлев, притаившийся за большим камнем все ждет свою добычу. В то время, когда заяц появлялся над водой, — Сергей Журавлев приподнимался, ставил руки под челюсти и трелью свиста оглашал пустынную местность.
— Приманивает, морской зверь идет на свист. Хороший у меня промышленник будет, — гордо заявил Г. А. Ушаков и направился к своему товарищу-зимовщику.
Морской заяц, прислушиваясь к „концерту“, все чаще и чаще выплывал.
Раненая мною крачка приковыляла к костру. Большое полушарие мозга свесилось над ее левым глазом. Красивое оперение превратилось в отрепье. Мой приятель, комсомолец Вася Ходов горячей головней пришиб ее до смерти.
Ушаков, поговорив со своим зверобоем, вернулся к группе.
— Заяц посмелел. Товарищи, кто хочет поохотиться, — идите. Разбейтесь на партии. Стрелять только по команде Журавлева.
К озеру, точно к осаждаемой крепости, со всех сторон подходили стрелки. Журавлев с упора нацелился и первым выстрелил по зайцу. Открылась канонада. Морской зверь, зажатый берегами озера, стал искать спасения в узком проливе. Сгоряча мы расстреляли по обойме и, когда заяц шел проливом, оставляя за собой след разрезанной воды, у нас в магазинных коробках не оказалось патронов. Мы бежали рядом с зверем, кричали, свистели, а зачем, — сами того не знали. Журавлев же бросился к устью пролива и по наносам песка пошел навстречу мчавшемуся зверю. Мель, на которую с разгона попал заяц, как вспаханная борозда, расступилась перед сильной грудью; заяц, мгновенно выкинутый из воды, был прекрасной мишенью. Две пули пчелами впились в упругое тело. Кровь брызнула кверху. Сильное течение подхватило барахтающегося зверя и понесло в открытое море.
— Лодку! Лодку! Скорее лодку!
Журавлев, Вася Ходов и я на шлюпке по кровавому следу погнались за зверем. Истекающий кровью, он последний раз показался над водой.
— Убит. Гоните, иначе опустится на дно, тогда амба, — горячился зверобой.
От сильных ударов весел шлюпка прошла мимо.
— Красные пятна позади…
— Не мешкать, назад! — закричал Журавлев.
На легкой зыби кровяное сало в лучах падающего солнца переливалось перламутром. С весел потекла кровяная вода.
— Здесь ищите…
Начальник экспедиции проф. О. Ю. Шмидт.
Морской заяц, весом 480 килограммов.
Зазубренный багор нащупал скользкое тело, лодка покачнулась.
— Тише, черти, — выругался Сергей.
Я соскочил на обкатанные морскими прибоями камни, ногой нашарил зайца, нагнулся, схватил его за ласты и приподнял к лодке.
Сергей Журавлев быстрым движением располосовал рану ниже челюсти, продетую веревку затянул в мертвый узел.
— Назад…
Морской заяц на буксире был доставлен на берег к наблюдавшим за нами членам экспедиции. Издалека Шмидт шутил:
— Шашлык жарить будем. Шаш-лычок…
Замешкавшийся кинооператор Новицкий упустил момент съемки. Шлюпка подошла. Зайца уже вытащили на берег.
— Товарищи! Повторите! Нельзя так! Вы должны согласовывать со мной работу.
Пришлось повторить, вернее инсценировать момент прихода шлюпки.
Убитый зверь оказался длиной в 255 сантиметров, а весом около 480 килограммов. Такие крупные экземпляры очень редко приходилось видеть даже новоземельскому зверобою — Журавлеву.