Кордон

— Спасибо, князь, на добром слове, — поблагодарил Арбузов. — Никто не знает, когда придет враг. Вы скоро покинете Камчатку, заберете с собой пушки, но сооружения останутся. Нам доставят с материка другие орудия, с прислугой, и батареи в любое время будут готовы по-боевому встретить неприятеля…

На Красном Яру, южнее порта саженях в пятистах, рядом с кладбищем, сооружалась еще одна новая батарея. Она состояла из трех фасов2, но была вооружена слабо — тремя 24-фунтовыми орудиями. Два фаса за неимением пушек пустовали. Однако артиллеристы намеревались во

1 Горжа — тыльная часть оборонного укрепления.

2 Фас — прямолинейный участок с определенным направлением огня.

время боя маневрировать: переносить орудия с одного фаса на другой, в зависимости от положения неприятеля.

И на этой батарее была та же беда — не из чего строить платформы и блиндажи, нечем покрывать наружные земляные скосы и внутренние стены помещений. Однако, как знал Арбузов, и на Красноярскую (ее называли и Кладбищенской) батарею также возлагались большие надежды. Расположенная на склоне яра, саженях в стапятидесяти от кромки берега бухты, она могла стать неплохим препятствием для десанта неприятеля. Высадка его на берег в этом месте была наиболее удобной. Батарея представляла собой фланговую оборону Сигнального мыса и могла стрелять продольно по кораблям, если те займут на рейде позицию против Кошечного укрепления. Тут не было порохового погреба. Орудийные заряды хранились в железных корабельных цистернах. Для них артиллеристы вырыли сзади батареи глубокий ров. В его откосе, ближние к пушкам, они и установили цистерны. На манер Кошечной батареи и тут была построена ядрокалильная печь.

О результатах последнего осмотра оборонных сооружений Арбузов и Мровинский пошли докладывать губернатору. У входа в кабинет Александр Павлович остановил инженер-поручика.

— Побудьте, Константин Осипович, тут, — сказал он. — Я на одну минутку загляну к Василию Степановичу один. Надо решить наболевший вопрос с питанием сибиряков…

Вышел Арбузов от губернатора через четверть часа как из бани — красный, с капельками пота на лбу. Это насторожило Мровинского. Судя по возбужденному лицу Александра Павловича, инженер догадался, что в кабинете произошел весьма неприятный разговор.

— Что-то случилось? — осторожно спросил Мровинский.

— А-а! — Арбузов недовольно махнул рукой. — У меня в дороге люди чуть не умерли с голоду — неделю на сухарной трухе сидели. И тут их содержат впроголодь…

Константин Осипович сочувственно покачал головой и, чтобы как-то успокоить вконец расстроенного капитана

1 ранга, мягко сказал:

— Многовато нас сюда наехало. Продуктов не хватает. Правда, теперь снабжение улучшится. Сразу два коммерческих судна прибыли: американский бриг «Ноубль» и гер-

манский клиппер «Магдалина». Оба под разгрузкой стоят.

— Знаю, — отозвался Арбузов. — Об этом и разговор завел. Да, вижу, не вовремя зашел. Губернатор сегодня не с той ноги встал. То ли плохой сон увидел, то ли жена с кровати сбросила. Доложите ему о состоянии батарей без меня.

Мровинский промолчал, раздумывая, как ему поступить. Он по опыту своей службы давно уяснил: без вызова у начальства лучше не появляться, когда оно в плохом расположении духа. Инженер-поручик об — этом и намеревался сказать Арбузову, но не успел. В прихожей появился местный священник Георгий. Русоволосый, худощавый, с реденькой бороденкой, облаченный в черное саржевое одеяние, он, запыхавшийся от быстрой ходьбы, хотел что-то сказать, но не мог.

— Пра… пра… вославные! — с трудом выговорил священник. — У себя его светлость?

— Не торопитесь, батюшка, — придержал его Арбузов. — Отдышитесь. Этот господин, — он подбородком показал на Мровинского, — тоже к губернатору.

— Ради Христа прошу, пропустите меня, — взмолился отец Георгий. — Неотложной важности дело…

— Если не тайна, какое? — полюбопытствовал Арбузов. — Мы тоже с пустяками к губернатору не ходим.

— Святая тайна, — ответил священник и, опасливо оглянувшись, тут же заговорщицки сообщил — Церковь, рабы Божьи, обворовали! Все, что на ремонт храма «Господнего собрали, подчистую антихристы выгребли. Иконы ободрали. Вот страсти-то Господни!

Арбузов взглянул на инженера и тот его понял.

— Проходите, батюшка, — уступил дорогу Мровинский. — У вас случай чрезвычайный.

Священник скрылся за дверью.

— Чрезвычайный! — иронически произнес Арбузов и грустно улыбнулся. — Напротив, Константин Осипович, случай по этим местам весьма ординарный. Я нахожу, что служивые тут ужасно развращены. В порту, заметьте, господствует старая, крайне суровая система управления, по вине которой совершенно испортились дальневояжные матросы. Они обратились в людей, промышляющих беспорядками и воровством. В таком нравственном настроении состоят почти все команды ныне моего Сорок седьмого флотского экипажа. В этом хаосе и неурядице единственную надежду можно возлагать лишь на вновь привезен-

ных нами солдат-сибиряков и команду фрегата «Аврора».

Мровинский не поддакнул и не возразил. Он сам был свидетелем вольного разгула моряков флотского экипажа и солдат инвалидной команды. Недавно кто-то обворовал кабак, а кто-то из озорных побуждений опрокинул конфетную лавку. Вначале думали, что это по-прежнему бесчинствуют иностранцы. Известно, что нахальные чужеземцы много внесли в городе беспорядков. Однако строгие меры, предпринятые губернатором, возымели действие. Беспощадная порка плетьми и лозой, моченой в соленом рассоле, холодный и голодный карцер сказались на поведении иностранных китобоев. Они заметно присмирели. Факты грабежа и воровства сократились, но, к сожалению, не прекратились. Когда стали разбираться с последними случаями бесчинства, убедились, что в кабак лазили русские экипажные матросы, а конфетную лавку перевернули солдаты инвалидной команды.

— Если служивых и впредь будут кормить так скудно, — проговорил Арбузов, — я н€ поручусь и за этих, ныне скромных, непорченых солдат сибирской роты. Голод — не тетка. Губернатор это понимает. Не зря ведь из трехсот казенных коров он двадцать лучших отобрал для свое» фермы…

Мровинский последнюю фразу как бы пропустил мимо ушей.

— И все-таки я думаю, — сказал он, — в грабеже церкви не следует грешить на своих людей. Христиане, по-моему, Божий храм осквернять не станут. Воры не провизию же в церкви промышляли. Там, надо полагать, золотишко было. На него, скорее всего, иностранцы позарились.

— Возможно, — ответил Арбузов. — Пока не найдем злоумышленников, ничего определенного сказать нельзя. В первую очередь поспрашиваем своих людей, может, что и прояснится.

Александр Павлович попрощался и ушел. Ему захотелось самому найти украденное, обличить воров. Губернатору такое дело наверняка понравится. Завойко убедится, какой у него расторопный и умный помощник. С этой целью Александр Павлович и разослал с десяток солдат-сибиряков по порту. Те, выполняя тайное указание помощника губернатора, побывали в подвалах и на чердаках казенных зданий, куда доступ был свободным, осмотрели все потаенные места, где, по их предположению, могли

быть спрятаны украденные вещи. И поиск дал плоды: на одном из чердаков солдаты нашли под старыми плетеными корзинами… десять тюков серого сукна — пятьсот аршин!

Узнав, что из церкви никакое сукно не пропааало — оно там никогда не водилось, — Арбузов поспешил сообщить о находке губернатору.

— Вот! — Александр Павлович положил в кабинете Завойко на пол тюк и доложил как и где фельдфебель сибирской роты обнаружил кем-то спрятанный казенный материал.

Губернатор доклад своего помощника выслушал с явным недовольством.

— Что за материал? — спросил он, нахмурив брови.

— Вступая в отправление своих обязанностей по порту и флотскому экипажу, — сообщил Арбузов, — я на первых порах заметил неполноту показанного по ведомостям провианта…

— Почему до сих пор молчали? — спросил Завойко.

— Нужно было уточнить, а на сверку и сводку наличия имущества с ведомостями недоставало времени. Пятьсот аршин серого сунка в ведомостях значится с пометкой моего предместника господина Фрейганга: «Употребить на теплые одеяла для моряков флотского экипажа». Я и полагал, что оно употреблено по назначению. А теперь, извольте убедиться, злоупотребление налицо.