Кордон

Особый комитет, заседая вторично, квалифицировал действия офицера императорского Российского флота Невельского по амурскому вопросу правомерными. Он постановил: «Создать экспедицию по дальнейшему исследованию Восточного побережья и назвать ее Амурской. Начальником ее во всех отношениях назначить чиновника по особым поручениям капитана 1 ранга Г. И. Невельского. Действия и руководство экспедицией должно осуществляться под главным начальством военного губернатора Восточной Сибири Н. Н. Муравьева».

Так Геннадий Иванович, не успев облачиться в форму капитана 2 ранга, получил очередное звание, стал начальником Амурской экспедиции, рассчитанной на длительное иремя. Потом было еще немало трудностей, мешавших нормальной работе в отдаленном крае. Экспедиции не хватало денежных средств, с перебоями доставляли в Приморье продовольствие. Люди, трудясь в суровых климатических условиях, не имели поначалу добротного жилья, теплой одежды, нередко были без запасов еды и медикаментов, по полгода и более не получали почту. Лютые холода и изнуряющие болезни унесли много жизней. Не обошла беда и семью Невельского. Он в Петровском зимовье похоронил маленькую дочь…

Арбузов, слушая собеседника, не переставал удивляться его стойкости и мужеству. «Да, обеднела бы Россия, — думал Александр Павлович, — если бы не рожала таких сыновей, как Невельской, Муравьев и им подобных».

В порту Де-Кастри еще никто не знал, что три месяца назад Англия и Франция объявили войну России, что враг уже обстреливает Кронштадт, а основная армада его судов направлена к Крыму, что шестнадцать тысяч черноморских моряков, потопив свои корабли, скоро будут драться насмерть в севастопольских бастионах, поджидая подхода полевой русской армии.

— Сейчас очень важно, чтобы никто из иностранцев не узнал о наших открытиях на Дальнем Востоке, — обес-пошенно говорил Невельской. — Несмотря на завидную предприимчивость в области коммерческой, англосаксы ны отстают по географическим исследованиям. Они по-иаетоящему не представляют, как выглядят наши восточные берега, по-прежнему преклоняются перед устаревшими открытиями мореплавателей Лаперуза и Браутона. Им пока неведомо, что Сахалин остров, об Амуре у них вообще смутное представление. А это значит, что, в случае войны, мы на Востоке окажемся в выгодном стратегическом положении. В Татарском проливе наши корабли будут для них недосягаемы. Кстати, он освобождается ото льда обычно в начале мая. Скажем, враг перекроет пролив Лаперуза, ошибочно считая, что из Де-Кастри у нас водным путем нет другого выхода, и будет ждать нашего появления только там. А мы спокойненько выйдем из Татарского пролива в Охотское море, обогнем Сахалин и неожиданно обрушимся на неприятеля с тыла. Как?

Слушая Невельского, Арбузов недоверчиво качал голодай. Ему еще до конца не верилось, что из залива Де-Кастри можно беспрепятственно пройти кораблям в Охотское море. Но Геннадий Иванович изучил эти места досконально и в своих суждениях был уверен.

— Столкновение России с Англией и Францией, — говорил Невельской, — как видно, неизбежно. Но война, Александр Павлович, дело приходящее и уходящее. Вы-

страдает ее Россия. А давайте взглянем на Амур и Татарский пролив глазами мирных людей. Вот вы сделали сплав по реке. Сколько народу, груза доставила вода! А попробуйте этот путь пройти через тайгу пешим ходом. С великими муками, сказываете, преодолели по суше двадцать пять верст. Словом, в устье Амура надо строить порт.

— Так ведь твердой уверенности, что можно по реке пройти до конца, еще нет, — возразил Арбузов.

— Ваша «Аргунь» пришла сюда из Амура. А паровая шхуна «Восток» пойдет с господином Муравьевым в Аян, — не обращая внимания на сомнения собеседника, продолжил Невельской. — Если идти прежним путем, через пролив Лаперуза, то это грубо одна тысяча двести миль. Но шхуна «Восток» теперь пойдет вдоль Сахалина не на юг, а на север. Отсюда до Аяна через Охотское море не более четырехсот пятидесяти миль. Есть разница?

— Заметная, — с улыбкой согласился Арбузов.

— А в Камчатку путь от Де-Кастри сокращается чуть ли не вдвое, — сказал Невельской и с удовольствием добавил — Нет, не зря господин Муравьев так отчаянно дерется с тупыми и упрямыми петербургскими сановниками. Игра стоит свеч!

Отдавая должное заслугам военного губернатора Восточной Сибири, Невельской умолчал о своих. «Нет, — думал о нем Арбузов, — не ради славы и честолюбия столько неприятностей пережил этот человек. И сейчас, когда становится ясно, как велико им сделанное, когда его имя действительно можно поставить в едином ряду с мировыми именами мореплавателей, Геннадий Иванович не хочет, чтобы новое открытие предавали огласке. Это и есть бескорыстная, истинная забота о России, тревога за ее судьбу».

А Невельской, видимо, забыв на время, что он только начальник Амурской экспедиции, увлеченно говорил собеседнику о том, каким бы хотел видеть в ближайшее будущее Дальний Восток:

— Обязательна в устье Амура и южнее его нужно как можно быстрее афоить большие и мощные порты. Российский флаг надо прочно-напрочно установить здесь, на этом дальнем побережье.

— А господин Путятин, оказывается, тоже против Амура, — вставил Арбузов.

— Он приятель Нессельроде, становится таким же англоманом, — хмуро отозвался Невельской и в раздумье до-

ш

бавил — А ведь был когда-то лихим капитаном, прозорливым человеком. Не узнаю Евфимия Васильевича, не узнаю! Словом, адмирал-адъютант…

Арбузов догадывался, что у Невельского были основания так нелестно отозваться о Путятине. Он промолчал.

Геннадий Иванович посетовал, что Петербург жалеет денег на освоение Дальнего Востока, на его порты и крепости.

— А без средств, — сокрушенно проговорил он, — что сделаешь? — И тут же мечтательно произнес — Эх, людей бы сюда мастеровых побольше, да чтоб со своим плотницким инструментом, одетых и обутых, снабженных продовольствием!

Арбузов смекнул, что Невельской высказал не только свои пожелания. Нечто подобное Александр Павлович слышал и от Муравьева. А когда Геннадий Иванович сказал, что главный порт надо утверждать не в Камчатке, а на материке, вблизи Амура, Арбузов окончательно убедился, что Муравьев и Невельской в этом вопросе абсолютные единомышленники и, видимо, не однажды его обсуждали совместно.

— Время покажет как нужно поступать дальше, — неопределенно высказался Александр Павлович. — А пока меня с солдатами ждет Камчатка. Велено ее укреплять.

— Слыхал, — кивнул Невельской. — Транспорт «Двина» для вас готовят. Камчатку тоже укреплять надо. Петропавловск пока главный порт на Дальнем Востоке. — Геннадий Иванович посмотрел вокруг, поморщился — А тут примитив, беднота. Пришвартоваться даже не к чему. Вот так разгружаемся…

К берегу от транспорта подгребали лодки с людьми и грузом. На их носах стояли рослые матросы, вооруженные баграми. Когда плоскодонные лодки начинало сносить с взятого направления, ловкие матросы с силой всаживали багры в песчаное дно и удерживали их на месте.

Невельской заторопился. Извинившись, он попрощался с Арбузовым и заспешил к навесам, куда грузчики несли мешки.

Подошел прапорщик Глен.

— Отбываю, господин Арбузов, на остров Ситха, — стараясь быть бодрым, сообщил он. — Предписано служить в самом центре Русской Америки, в Ново-Архан-гельске.

— Служба есть служба, — : задумчиво ответил Ар-

бузов. — Кто знает, где она лучше: то ли в Камчатке, то ли на Ситхе. Надеюсь, что еще свидимся. Прощайте, Николай Алексеевич.

— Не поминайте лихом.

Они трогательно обнялись, не теряя надежды, что когда-то еще доведется встретиться.

17 июня от порта Де-Кастри отошла паровая шхуна «Восток». На ней отбыли в Аян Муравьев, Гончаров и архиепископ Иннокентий. Шхуну повел капитан-лейтенант Воин Андреевич Римский-Корсаков, старший брат великого русского композитора. Двумя днями позже покинул порт военный транспорт «Двина», направляемый в Камчатку капитан-лейтенантом Михаилом Васильевичем Васильевым. На борту транспорта, кроме экипажа в шестьдесят пять человек, было несколько офицеров и триста пятьдесят солдат-сибиряков во главе с капитаном 1 ранга Арбузовым.