Кордон

Дальнейшие события развернулись в столице, куда вслед за бумагами отправились Муравьев и капитан 2 ран-

га Невельской (очередной чин он получил за «благополучную доставку грузов в порт Петропавловск»).

Письменный рапорт командира транспорта «Байкал» о результатах исследования Сахалина и Амурского лимана вызвал в Санкт-Петербурге веселое оживление:

— Российский морской офицер сделал мировое открытие! Ха-ха-ха!

— Досужая выдумка наивного мечтателя!

— Бред, болезненная фантазия сумасшедшего, пожелавшего поставить свое имя в ряд прославленных исследователей…

А если к документам Невельского отнестись всерьез? бумаги с Дальнего Востока с фактическими выкладками и рукописными картами Амурского лимана, Татарского пролива и острова Сахалина обошли многие кабинеты различных министерств и ведомств. Русский морской офицер уверенно заявлял, что Лаперуз и Браутон, в разное время огибавшие Сахалин, ошибочно принимали его за полуостров, что Амур впадает в Татарский пролив. Окажись Невельской прав, и приоритет морского открытия будет принадлежать России. Шуточное ли дело!

О новоявленном исследователе доложили государю. Подумав, Николай I велел созвать Особый комитет по амурскому вопросу, а возглавить его поручил доверенному лицу, ведавшему политикой страны, государственному канцлеру Карлу Вельгельмовичу Нессельроде.

Министр «нерусских дел», горбоносый карлик на кривых хилых ногах, подобрал в комитет тупых и консервативных сановников-единомышленников. Кто-то из них вспомнил, что несколько лет назад об исследовании устья Амура были доставлены в Санкт-Петербург бумаги. Покопались в архивах, нашли. Они гласили о том, что в 1846 году, выполняя задание Главного морского штаба, поручик корпуса флотских штурманов Александр Михайлович Гаврилов на бриге Российско-американской компании «Константин» вошел из Охотского моря в Татарский залив, побывал в устье Амура. Каких-либо уверенных выводов после исследования Амурского лимана офицер не сделал. Он был скован инструкциями тех же высоких сановников и самовольно продолжить исследование не рискнул. Поручик сетовал на короткий срок, отведенный ему на путешествие, и просил повторить эксперимент. О результатах экспедиции Гаврилова сообщил в столицу председатель Главного правления Российско-американской

компании адмирал Фердинанд Петрович Врангель. Письмо адмирала показали царю. Николай I изволил повелевать: «Дело о реке Амур считать конченным и всю переписку об этом хранить в тайне».

И вот, спустя четыре года, Нессельроде с пристрастием ухватился за старые бумаги.

— Пустил поручик Гаврилов казенные деньги на ветер, — недовольно высказался политический пигмей. — Теперь другой офицер их транжирит в ущерб политике.

Узнав от самого же Невельского, что капитан увел «Байкал» от Камчатки к Сахалину, не имея на рука^ столичной бумаги с официальным на то разрешением, Карл Вильгельмович покраснел:

— Самовольник! Как посмел так поступить? Наказать ослушника!

С Нессельроде и его клевретами воевать Невельскому было трудно.

— Предать якобинца за самовольство суду военного трибунала! — вторил канцлеру вешатель декабристов военный министр А. И. Чернышев.

И даже припертые к стене убедительными фактами и обоснованными доказательствами, что Сахалин остров, а Амур судоходен, Нессельроде и его компания не сдавались. Постигнуть закулисную тайну их конъюнктур сторонникам Невельского, казалось, непостижимо. Карл Вильгельмович с пеной на губах утверждал, что Амур дорого обойдется русскому государству. Англия возмутится действиями России. Она заставит Китай объявить претензии на Амур и Приморье. Соединенные Штаты примкнут к антирусской коалиции — их мечта хозяйничать на Тихом океане. И канцлер сделал вывод: «Необходимо ради благосклонности морских держав пресечь честолюбивых офицеров, рвущихся нанести свое имя на карту».

Особый комитет нашел действия Невельского по исследованию Сахалина и Амурского лимана «считать в высшей степени дерзкими, мои должны повлечь за собой строжайшее наказание виновного». Военный министр А. И. Чернышев предложил разжаловать капитана 2 ранга Невельского в матросы. Он так и сказал: «Надеть на самовольна серую куртку!»

Вот уж воистину верно евангельское выражение: «Несть пророка в отечестве своем».

Всплеснул руками Карл Вильгельмович, когда узнал, что военный губернатор Восточной Сибири стоит за про-

должение работ в Амурском лимане. Вот чего не ожидал, того не ожидал Нессельроде. Муравьев одобряет действия Невельского и даже больше: настоятельно просит разрешения и средств, чтобы снарядить и отправить по Амуру многолюдную экспедицию, которую намерен возглавить сам. Военный губернатор печется о будущем Дальнего Востока. А мы тут разве тупоголовые, дегенераты? Вот бумага Муравьева. Он намерен ее показать самому государю! Нессельроде прочитал рапорт вторично: «России, натурально, если не владеть всею Восточной Азией, то уж непременно господствовать на всем побережье Восточного океана. Мы допустили вторгнуться сюда Англию, которая из своего маленького острова предписывает законы во все части света. Законы же английские не имеют целью благосостояния человечества, а пишутся они в удовлетворение лишь коммерческих интересов Великобритании, нарушая спокойствие других народов… Овладеть Камчаткой, Сахалином, отрезать Россию от Восточного океана — вот, полагаю, ближайшая цель Англии».

— Безумец! Бездумный реформатор! — вскричал Карл Вильгельмович и заходил по своему просторному кабинету. — Мысли Муравьева о Дальнем Востоке так же нелепы, как и предложение об отмене в стране крепостного права. Этот прожектер не разбирается в большой политике. Зачем нам нужен необжитый и дикий край? Так он поссорит Россию с великими державами! — Негодованию Нессельроде не было предела. — Дался графу этот Амур! Ну, допустим, он окажется судоходным. Что, куда, зачем мы будем сплавлять по таежной реке? Только укажем путь государственным преступникам, каторжникам, которые убегут из мест ссылки к океану, а там сядут на иностранные суда и — поминай как звали молодых отпрысков Трубецких, Якушкиных, Волконских. Улизнут из Сибири Пет-рашевские и иже с ними…

Однако не таков был военный губернатор Восточной Сибири, чтобы без боя сдать свои позиции. Категорическое возражение Нессельроде и его приверженцев он назвал палками, которые вставляют в колеса.

Россия, наверное, не была бы Россией, если бы в ней не жили люди мыслящие, мужественные, горячо любящие свою Отчизну и не жалеющие силы ради ее прогресса. Муравьев в амурском вопросе занял принципиальную позицию. Его поддержали начальник Главного морского штаба светлейший князь А. С. Меншиков и новый министр

ннутренних дел Л. А. Перовский. Они обошли по-солдафонски ретивого военного министра Чернышева и во всем потакавшего ему Нессельроде, попросили у царя аудиенцию и раскрыли перед ним отрадную картину Дальнего Востока в будущем, благодаря отечественному открытию. Один из них сказал, что исследование Приамурья и Приморья несет невиданный прогресс и решает два гло^ бальных вопроса — пограничный и морской, — которые, есть надежда, возвысят Россию и в политическом отношении. Другой, назвав Амур артерией, связывающей с океаном Восточную Сибирь, напомнил, что Петр Великий назвал ключевыми три реки, которые «закрывают границы России»: Нева, Дон, Амур. И Николай I изрек:

— Я нахожу поступок господина Невельского молодецким, благородным и патриотическим.

Узнав, что Особый комитет принял решение не в пользу исследователя, царь распорядился:

— Комитету собраться вновь под председательством наследника, великого князя Александра Николаевича. Господину Невельскому. присвоить звание капитана 1 ранга и пожаловать орден святого Владимира 4-й степени.

А когда речь зашла о закрытии (по настоянию Нессельроде) только что обозначенного первого военного поста на Дальнем Востоке, Николай I обронил фразу, которой суждено было стать крылатой: «Где раз поднят русский флаг, он уже спускаться не должен».