Страница 21 из 130
— Идите, панна София! — приказал он. — Встречайте как полагается.
ПЕРВЫЙ ПОСЛАНЕЦ ЗАРУБЕЖНОГО МИРА
1
София Галчко широко распахнула дверь, шагнула в сторону и сделала нечто среднее между военным поворотом через левое плечо и институтским реверансом.
И сразу в комнату впорхнул мсье Энно.
Посланец цивилизованной Франции был одет с поистине французской элегантностью. На нем были безукоризненно отглаженные панталоны — черные в белую полоску, галстук «пари cyap» с огромной фальшивой жемчужиной и строгая черная визитка с модной узкой талией. В руке он держал котелок последнего парижского фасона, то есть с такими узенькими полями, что их с трудом удавалось ухватить пальцами. Однако мсье Энно держал котелок прочно в вытянутой руке — в широком жесте горячего сердечного привета.
Грушевский заранее принял решение: соблюдая престиж возглавляемого им высокого учреждения, а также из уважения к самому себе, ученому с мировым именем, он встретит чужеземного представителя с надлежащим достоинством. Он будет сидеть, склонившись над бумагами, когда гость появится на пороге; он поднимет голову, когда гость переступит порог; чуть–чуть приподнимется, когда посланец цивилизованного мира остановится у порога.
Но все получилось иначе.
Непреодолимая сила, помимо воли профессора, подбросила его над креслом, словно ударом пружины, и выбросила вперед, как ядро из пушки. Что ни говорите, был он всего лишь будущим председателем еще не существующего правительства предполагаемого государства, а приближался к нему в грациозном пируэте посланец одной из четырех могущественнейших держав мира.
Мсье Энно, небрежно уронив котелок в кресло, пожал руку профессора, но профессор руки его не отпустил, ухватившись за нее обеими своими руками. Тогда мсье Энно пожал второй раз, пожал и третий, — так они и стояли посреди комнаты, тряся друг другу руки. При этом оба произносили пылкие приветственные слова.
Мсье Энно говорил:
— Мсье! О мсье! Какая высокая честь!
Грушевский:
— Весьма счастлив… Мое почтение… Примите мои заверения… Сердечно… Душевно…
Представитель Франции говорил по–русски. Председатель украинской Центральной рады — по–французски. Прононс у него был неважный, и каждое слово он выискивал в памяти, вспоминая гимназические времена, экая и мекая.
Наконец все приветствования были произнесены, два представителя двух государств — существующего и предполагаемого — разомкнули рукопожатия, и Грушевский направился не к своему монументальному креслу, а в противоположную сторону.
— Прошу прощения, — кивнул он на свой заваленный бумагами стол, — там беспорядок! Работы непочатый край! Прошу покорно! — И он гостеприимным жестом пригласил гостя к круглому столику.
Когда же, если не теперь, и обновить этот круглый столик, поставленный в угол именно для того, чтобы вести за ним международные переговоры «на равной ноге»?
Однако, когда они уселись за круглым столом, на «равной ноге», — воцарилось молчание. Оба государственных деятеля, хозяин и гость, приветливо посматривали друг на друга, любезно улыбались, и каждый ждал, когда начнет другой.
Этой паузой стоит воспользоваться, чтобы хоть вкратце поведать о душевных волнениях, обуревавших в эту минуту и профессора Грушевского и мсье Энно.
2
Профессор Грушевский был давнишний и известный германофил — за немецкой нацией он признавал главенствующую роль в исторических процессах минувшего; ей отводил он ведущую роль и в историческом прогрессе времен грядущих.
Что же касается расы романской, то в своих скрупулезных исследованиях прошлого профессор не находил серьезных доказательств соприкосновении между нею и украинской нацией. Потому и взгляд его, устремленный в будущее, не видел предпосылок для каких–либо реальных взаимоотношений между Украиной и Францией. Франция была где–то далеко, за двумя хребтами гор, на краю Евразийского материка. Украинцы во Франции не проживали, не оставили там ни могил, ни руин, ни каких–либо иных следов своей древней материальной культуры. Не много французов проживало и на Украине, да и те были элементом случайным, так сказать, не историческим: учителя танцев в женских гимназиях или агенты французских предпринимателей, искавших на украинской земле высоких прибылей. Они, правда, сооружали памятники современной материальной культуры — фабрики и заводы — и даже зарывались глубоко в землю, добывая различные полезные ископаемые. Но и там могилы оставались не французские, а украинские, то были могилы погибших в борьбе за существование украинских батраков; в сознании же современных украинских тружеников заводчики и фабриканты–французы возбуждали такую же ненависть, как и заводчики и фабриканты любой другой нации, включая и украинскую. Пытливого исследователя старины все эти факты не слишком обогащали. Ему оставалось лишь заключить, что пути украинской и французской наций уходили в историческую даль, не скрещиваясь, словно бы параллельно.
И вдруг — первой ласточкой желанных связей будущего украинского государства с иными державами — явился посланец именно из Франции.
И председатель Центральной рады трепетал.
Мсье Энно тоже трепетал.
Всю свою жизнь был он всего лишь обыкновенным коммивояжером — специалистом по одеколону, пудре и гигиеническим резиновым изделиям. До войны он прибыльно торговал в Киеве как агент парижской парфюмерной фирмы «Коти» при киевском «Юротате», то есть — при «Южно–русском обществе торговли аптекарскими товарами». Война внесли в жизнь мсье Энно чрезвычайную перемену, обозначившую его успешное продвижение по жизненному пути: он стал на путь государственной деятельности. Министерство торговли Франции возвело его в ранг торгового атташе республики на юге Российской империи, которая в союзе с Францией вела войну против австро–германского блока и нуждалась не только в косметике и медикаментах, но и в армейской амуниции, пулеметах, пушках, аэропланах и прочем военном снаряжении. Карьера и материальное благосостояние мсье Энно сделали феерический скачок: он обладал документом от правительства Франции, получал высокие комиссионные от фирмы и, естественно, умел обеспечить для себя незаурядный куш от покупателя. Русская революция ни в коей мере не повредила делам мсье Энно, напротив, она несравненно увеличила его ресурсы, ибо торговые связи между Францией и Россией с момента революции значительно расширились.
И вот сегодня утром торговому атташе в Киеве вручили депешу из Парижа — из Министерства иностранных дел! — с предложением возложить на себя и обязанности дипломатического представителя. Ему поручалось: немедленно войти в контакт с деятелями, которые намерены возглавить новую республику, долженствующую возникнуть на южных территориях бывшей Российской империи под названием «Украина»; незамедлительно узнать, что это за «Украина» и каковы намерения у ее Центральной рады, и завтра же выехать через Балканы в Париж за получением дальнейших инструкций, предписывающих, как обращаться с украинским государством, если таковому суждено быть.
Карьера мсье Энно делала головокружительный прыжок вверх — из мелкого торговца он превращался ныне в торговца государственного и даже межгосударственного масштаба.
И вот он совершал свой первый шаг на дипломатическом поприще, выполняя первую в жизни дипломатическую миссию, и точно так же, как и Грушевский, чувствовал себя неуверенно, ибо не знал — с чего начинать?
3
— Чему обязан, мсье? — решился наконец Грушевский нарушить учтивое молчание.
Заданный собеседником вопрос помог и мсье Энно собраться с силами и прийти на помощь профессору.
— Мой президент! — воскликнул он в экзальтации. — Ваша нация прекрасна!
Грушевский благосклонно улыбнулся: стало ясно, по крайней мере, что представитель Франции признаёт самый факт существования украинской нации.
— Ваша Украина, — с еще бльшим пафосом возвестил мсье Энно, — чудесна! Ваши украинцы — очаровательны!