Сто лет жизни в замке

Обычно она появлялась после полудня в большом вестибюле Поншартрена с тем, что она называла «своей садовой шляпой» на голове, то есть в большой шляпке из черного тюля. Потом она садилась в большую «викторию», открытую коляску с подвеской из кожи, смягчавшей толчки, запряженную сильными черными лошадьми с кучером и выездными лакеями в ливреях. Хозяйка замка приказывала отвезти себя в этом экипаже в ее огород. Это был образцовый огород с прямыми, как стрела, красивыми дорожками, к которому возможно, приложила руку Ля Кентини. Как и в Версале, огород этот был окружен решетками из кованого железа, ворота которых открывали перед коляской. И начиналась ежедневная инспекция.

Время от времени коляска останавливалась, чтобы маркиза могла осмотреть овощи, фрукты и цветы которые садовники и их помощники показывали ей на серебряных подносах перед тем, как отправить их в замок. Потом она возвращалась в замок, чтобы председательствовать на обеде, который подавался в два часа на испанский манер. Также был сдвинут во времени и ужин, который подавали в десять часов. После обеда маркиза совершала длительные прогулки по окрестности, но всегда в коляске. У нее, правда, имелся автомобиль, но пользовалась она им, только когда хотела поехать в Париж или в Дрэ.

Первая половина дня была посвящена делам. Она проводила ее в будуаре, украшенном полотнами Веласкеса, Гойи, Рубенса. Сидя в бержере[5], закутав, ноги в покрывало из соболя или шиншиллы, она диктовала письма, отдавала распоряжения своим секретарям. Любой из ее гостей, желавший поговорить с ней, не дожидаясь ее выхода в полдень, должен был испрашивать аудиенции, как у королевы, предупреждая ее «статс-даму» мадемуазель де Боруар, которая, как говорят, была похожа на Дон Базиля, но чья родословная — речь идет о старинном роде из Перигора — могла бы позволить ей в другие времена сопровождать настоящую государыню. Несомненно, мадам «де Виллеэрмоз» была соблазнена девизом Боруар: «хорошо служить, никогда не прислуживать».

Маркиза жила со своими двумя дочерьми. Они были так же красивы, как она, и так же набожны, Каждое воскресенье из Парижа приезжал доминиканец, чтобы в полдень отслужить мессу в часовне замка. Тогда мадам Виллеэрмоз и дети спускались из апартаментов в испанских мантиях, всегда с точностью часов, и занимали место в подобии ложи, обтянутой красным бархатом. Они следили за проповедью с вниманием и набожностью по большим молитвенникам, раскрытым перед ними. После этого священник, конечно, приглашался за стол замка, на котором в больших золотых павлинах, игравших роль ваз, лежали фрукты и сладости из роз и фиалок.

Хотелось бы узнать больше об этой наследнице конкистадоров Перу, но Габриель-Луи, судя по всему, потерял ее из виду во время войны. Он довольствуется тем, что заканчивает посвященную ей главу простым замечанием: «маркиза де Виллеэрмоз умерла». Эти несколько слов звучат гораздо более печально, чем любые речи.

Возвращаясь из Турции, где все еще царствовал ужасный султан Абдулгамид, Прэнге провел несколько дней в Будапеште, где в воздухе еще витали воспоминания о Сиси, чтобы поклониться в королевском дворце в Буде «платью убийства из черного шелка и стилету, орудию преступления»; Он, естественно, был приглашен и, ужиная однажды во дворце на берегу Дуная, познакомился с совершенно удивительной французской знатной дамой. Она была красивая, высокая, с величественной походкой. Ее черные волосы, разделенные на прямой пробор, были бы красивы, если бы их позаботились причесать. На ней было платье из желтого шелка с длинным шлейфом, но, судя по всему, только что вынутое из чемодана и неглаженое, другими словами, страшно мятое. Добавим сюда лакированные сапоги для верховой езды.

Еще до того как все сели за стол, вновь прибывшая, странный вид которой, по-видимому, никого не шокировал, завела разговор с маленьким французом, которого ей представили — с нашим Прэнге, — попросив его убрать белую гардению из петлицы под предлогом, что она не переносит ее запах. Не более, чем другие запахи; они хороши только для того, чтобы отравлять воздух, так же как и мыло, щелочь которого, по ее мнению, раздражает кожу. Надлежащим образом и с полной безопасностью можно было умываться только чистой ледяной водой. Что касается черных фраков и особенно сорочек с накрахмаленными воротничками, которые носили мужчины, она их находила попросту нелепыми. Единственная истинная красота исходит от античной Греции, и эти господа много бы выиграли, надев задрапированные и сильно открытые туники.

Если бы не знатное происхождение этой дамы, Прэнге принял бы ее за сумасшедшую Он направился за стол нетвердой походкой Но ее звали Бланш, графиня де Клермон-Тоннер, и магия высшей аристократии произвела на молодого человека свой обычный эффект. К нему прибавилось очарование совершенно блестящей беседы. В самом деле, это была экстраординарная женщина, которая могла бы, как леди Стенхоп, вдохновить авторов романов, но французы так устроены, что они всегда предпочитают иностранных оригиналов.

Эта амазонка в полном смысле была предана телом и душой делу монархии. В конце своей юности она вышла замуж за графа Шандона де Бриай, чтобы расстаться с ним через год, посчитав, что шампанское является единственным интересным моментом в этом браке. У нее, кстати, всегда его было в избытке. Эта бургундка, которую выдавало слегка раскатистое «р», не пила ничего, кроме него.

Пылкая по характеру и страстно привязанная к Востоку, она два раза объехала вокруг земного шара, пронеслась кометой по Китаю, привезла из Сибири медведя, которого ей пришлось отдать в зоопарк Ботанического сада, после того как он чуть было не сожрал прислугу ее особняка на площади Франциска I. Впоследствии она попыталась сместить с трона персидского шаха, чтобы заменить его принцем из старинной династии, сидела в тюрьмах Турции и Греции, несмотря на это купила дворец на Корфу и посетила Албанию, цивилизацией которой она бесконечно восхищалась.

У нее было забавное прозвище: ее называли «графиня Носок», так как она никогда не надевала ничего другого. Отсюда и сапоги с вечерним платьем. Днем она никогда не надевала шляпку, если только не носила ее в руке, при этом перья или эгретки, украшавшие ее, подметали пыль с пола.

Однажды она решила, что ей не хватает замка. Эта мысль пришла ей в голову во время путешествия в Альпах. Поднимаясь по долине Дюрансы между Систероном и Барселонетой, она увидела на горном пике крепость, девять башен которой лежали в руинах, но часовня и жилые помещения сохранились. Основное место в строении занимал караульный зал с полом, выложенным звонкими каменными плитами. Графиня Бланш тут же вспомнила вольные замки, которые она видела в Святой земле: Моабский замок, замок Рыцарей Она почувствовала, что душой привязалась к этим старым камням. Она еще больше привязалась к нему, узнав название этого замка в руинах: Таллар! Таллар, который когда-то принадлежал ее семье. Тогда она купила его и перебралась в замок с арабской прислугой, собаками и начальником вокзала Бруссы, которого она привезла из Турции, потому что он там скучал. Она сделала его метрдотелем, это был исключительно живописный персонаж с огромными усами. Что касается ее повара, то это был поляк, убежавший из русской тюрьмы.

Весь этот люд занимал все свободные помещения в замке, и графиня Бланш, которая любила принимать друзей, снимала для них из года в год в деревне дом XVIII века, принадлежавший местному нотариусу, который она очень красиво меблировала: Со временем она стала уделять этому старому поселку, камни которого притягивали солнечный свет, больше внимания, чем своему роскошному особняку на площади Франциска I в Париже. Все же она устроила в нем в 1912 году. Персидский бал, который наделал столько же шума, что и бал Тысяча и одной ночи, данный двумя неделями раньше на улице Кристофора Колумба маркизой Шабрийан. Она выбрала свой замок, чтобы умереть в нем в очень преклонном возрасте, не перенеся смерти племянницы, дочери брата, которую она воспитала с материнской нежностью.

5

Тип кресла.