Страница 47 из 47
В этих условиях писатель решил сделать из Агостинелли секретаря-переписчика, тот теперь работал в его теплой квартире. Одилон занимался своим делом и устроился с молодой женой в Леваллуа-Перре. У Пруста также был слуга Николя Коттэн, с которым он поддерживал самые лучшие отношения.
Это семейство в конце концов развалилось. Готовый на все, чтобы доставить удовольствие своему дорогому Агостинелли, Пруст отправил его на курсы летчиков в Бюк, что позволило молодому человеку избежать войны четырнадцатого года, но не смерти: он погиб в авиационной катастрофе 30 мая 1914 года недалеко от Антиба. Николя и Одилон были призваны в армию и погибли на фронте. Селеста Альбаре одним махом покинула свою квартиру в Леваллуа и перебралась на бульвар Осман, где стала служить писателю, которого она больше не покинула.
Рассказать о взаимоотношениях Пруста со своими слугами значило бы написать настоящий плутовской роман, поэтому остановимся только на Селесте. «Постепенно, — рассказывал Пьер Гираль, — Селеста вошла в доверие и завоевала дружбу Пруста… Последний, если только он не работал, нуждался в постоянном ненавязчивом присутствии. Селеста превратилась в незаменимую служанку, или, как сказал Робер Супо, в служанку-вдохновительницу… Пруст из чувства дружбы хотел, чтобы она прочла Бальзака и Стендаля, но Селеста, которая еще не поняла очарования культуры, предпочитала рутину вышивки… Во время наступления немцев они вдвоем уехали на поезде в Кабур, где Селеста была ошеломлена, а затем очарована вниманием, которым пользовался ее хозяин. Ее саму принимал, как королеву, администратор гостиницы, когда она обращалась к нему с любой просьбой от имени милого, но тираничного волшебника…».
Селеста Альбаре осталась с Прустом до его последнего часа, который настал в июле 1923 года. Она сохраняла память о нем и в конце концов написала книгу воспоминаний, названную «Господин Пруст» и изданную в 1973 году. Месье Пруст был бы очень доволен ее инициативой; еще тогда, когда он заботился о ее культуре, Пруст уже уговаривал Селесту написать воспоминания!
Этот тип гувернанток, даже если это не относится к Селесте Альбаре, иногда доводил дело даже до мэрии, как мы это уже видели в случае с Эммой Лапревотт, вышедшей оттуда уже мадам Анатоль Франс, но это скорее исключительный случай. В знатных имениях и среди довоенной аристократии правила хорошего тона — а они существовали как у слуг, так и у хозяев — требовали быть привязанным к дому или к семье, стараться поддерживать ее благополучие и даже защищать от нежелательных вещей. Как это показывает история, случившаяся со славным месье Лекоком, привратником особняка семьи Брольи, которого графиня д'Армайе, мать принцессы, упорно называла швейцаром[23], хотя тот был родом из Аверни. «У него существовал большой список для приемных дней и маленький для близких друзей. Однажды один назойливый посетитель добивался, чтобы его впустили, несмотря на категоричный отказ: «Принцесса не принимает!» — «Но я уверен, что мое имя есть в списке!». Славный Лекок одел очки, взял список и прямо сказал: «Вы там были, господин… но вас там больше нет!».
Можно себе представить на расстоянии достоинство старого слуги, выпроваживающего этого постороннего одной фразой, твердость которой не исключала безупречной вежливости…
Подобные слуги являлись составной частью огромной роскошной декорации, и они осознавали, что оживляют ее своим присутствием. В замках, которые переходили в другие руки, после смерти владельца, они обеспечивали преемственность, что не всегда могла сделать даже семья. Они были неугасимым огнем великой феерии, по которой объявление войны Германии в августе 1914 года прошлось подобно урагану. Хозяева и слуги вместе отправились на поле брани и многие из них не вернулись. Очень часто их имена выгравированы рядом на памятниках погибшим, но их тела не покоятся в земле предков, к которой они были так привязаны.
Когда 11 ноября 1918 года прозвучал горн, возвестивший о перемирии, занавес вновь поднялся, но пейзаж был другим, люди другими, богатство распылено или происходило из иных источников, слуги, наконец, были не такими, как раньше. Или же это было так редко! Слишком многие из них пали на поле боя!
А что же стало с замками, когда Европа очнулась от кошмара?
В следующей книге мы отправимся на их поиски, и нас будут ждать сюрпризы, но также уверенность: цивилизация замков пустила слишком глубокие корни во Франции, чтобы ее можно было отвергнуть, и наши старинные и благородные имения живы и поныне…
Сен-Манде, 3 сентября 1991 г.
23
По-французски «швейцар» и «швейцарец» — одно слово.