Каган Русов

- Давно хочу спросить тебя, Рогволд, что стало с кудесником Рулавом? Жив ли он еще? Годы его немалые. Ему ведь уже за восемьдесят перевалило.

- Живой он, - нехотя отозвался Рогволд. – Последний раз я видел его в Микельборе. Это он мне напророчил, что Полоцк рано или поздно будет моим.

- Ну доброго ему здоровья, - покривил душой патрикий. – Умнейший человек. Но бывает, что и кудесники ошибаются в толковании воли богов. Ты это имей в виду, Рогволд. Хотя, конечно, человек ты молодой, княжич, и если не потеряешь голову в битве, то, наверняка, переживешь князя Ингера. А его наследник Святослав может оказаться сговорчивее отца.

- Разве что, - нехотя согласился Юрий. – Но пока что, Рогволд, тебе не стоит ссориться с Ингером.

- Убедили, - вздохнул Рогволд и посмотрел при этом не на молодого боярина, а на старого патрикия. – Никто в этом мире не вечен. Я подожду.

Аристарх под пристальным взглядом княжича едва вином не поперхнулся, но быстро овладел собой. Ох, непрост сын покойного князя Мечидрага, далеко не прост. Да и трудно ждать наивности от человека столь долго прожившего бок о бок с кудесником Рулавом. Жаль только, что Рогволд притащил с собой к Аристарху боярина Юрия, разговор мог бы получиться куда откровеннее. Впрочем, время еще есть и, будем надеяться, что эта встреча патрикия с княжичем, жаждущим справедливости, далеко не последняя.

Известия, полученные от боярина Юрия, настолько озаботили патрикия Аристарха, что, проводив молодых людей до порога, он тут же принялся писать письмо в Царьград. Старшего своего сына Константина Аристарх в последний раз видел десять лет назад, когда ездил в Плиску по торговым делам. Константин тоже приехал туда, чтобы обсудить с отцом кое-какие имущественные проблемы. Разговор получился непростым, но отец и сын все-таки пришли к полюбовному соглашению. Ныне Константину уже исполнилось тридцать пять лет, и он занимал далеко не последнее место при дворе императора Романа Лакопина. Возможно его карьере при дворе поспособствовал дядька по матери патрикий Григориус, возможно слово за сына своего бывшего любовника замолвила Зоя Огнеокая, но так или иначе император возвел Константина в чин магистра и доверил ему почетную должность по сбору пошлин в Царьградском порту. На таком хлебном месте не разжился бы только ленивый, а сын патрикия Аристарха отличался редкостным трудолюбием, когда дело шло о его собственной мошне. Впрочем, и о византийской казне он не забывал, а потому был на хорошем счету не только у императора Романа, но и у его сыновей-соправителей, попивших когда-то немало крови у патрикия Аристарха. В письме Аристарх предупредил сына о грозящих Византии неприятностях, но на всякий случай остерег, чтобы Константин не торопился, обнародовать послание, ибо точные сроки Игорева похода еще предстояло уточнить.

Патрикий запечатал письмо и призадумался. Годы его уже приближались к семидесяти. Так же как, впрочем, и годы князя Ингера. Вопрос был только в том, кто из них уйдет раньше. Сам патрикий пока еще не чувствовал возраста, болезни, слава Богу, обходили его стороной. Но ведь и Игорь смотрелся могучим дубом. Казалось, что этому человеку вообще износа не будет. Никаких признаков подступающей дряхлости Аристарх, как ни старался, не обнаружил в великом князе. Ингер вполне мог прожить еще лет десять-пятнадцать и передать Русь в руки окрепшего Святослава. Такой расклад похоронил бы все надежды не только Аристарха, но и его властолюбивой сестричады. Впрочем, не только Аристарх с Ольгой желали скорой смерти князю Киевскому. На Русь, поднимающуюся под его могучей дланью с тревогой смотрели и в Итиле, и Константинополе, и в Ахене, где король Оттон все-таки сумел удержать на голове корону, доставшуюся от отца, несмотря на мятежи вассалов и сопротивление полабских славян и варягов. Справится он и с князем Олегастом, столь неожиданно утвердившимся в Моравии. Но это только в том случае, если на помощь сыну Олега Вещего не придет его братан князь Ингер.

К сожалению, Аристарху так и не удалось перемолвиться словом с Рогволдом, беспокойный княжич покинул Киев, не попрощавшись с огорченным патрикием. Если верить боярину Юрию, то сидеть сиднем в Моравии Рогволд не собирался.

- Он викинг, - завистливо вздохнул молодой боярин. – Пойдет в набег к чужим берегам.

Аристарх огорченно крякнул – вот ведь дурная голова! Зачем искать счастье за морями, если есть возможность взять свое, можно сказать, под боком. Впрочем, особой нужды у Аристарха в Рогволде уже не было. Князь Ингер готовился к дальнему походу, и у патрикия были все основания полагать, что этот поход будет для князя последним. Если верить воеводе Свенельду, то великий князь нацелился на Тмутаракань, а налет на Византию носил отвлекающий характер. Матарху должен был захватить воевода Асмолд, а сам Ингер в это время собирался разорить окрестности Царьграда, связав своей активностью руки императору Роману Лакопину. Замысел великого князя многим казался удачным, во всяком случае охотников поучаствовать в его походе набралось с избытком. Патрикий Аристарх с сердечной болью наблюдал за приготовлениями Ингера и его воевод. И хотя он сделал все, от него зависящее, чтобы поход Ингера закончился неудачей, все же на душе у него скребли кошки. Какая-нибудь случайность, чей-то недосмотр, и Ингер вполне может затмить славу своего дядьки Олега Вещего, нанеся Византии, раздираемой смутами, серьезный урон. И тогда о крещении Руси можно будет забыть, ибо славяне никогда не согласятся принять веру врага, да еще врага слабого. Своими сомнениями и опасениями Аристарх мог поделиться только с княгиней Ольгой, но сестричада не поняла его мук.

- Бог не допустит победы Ингера, - твердо сказала она и тем вселила в сердце Аристарха надежду.

Беречь киевский стол и княжескую семью Ингер оставил воеводу Свенельда. И, в общем, это был правильный выбор. Сын кудесника Рулава никогда бы не изменил великому князю, несмотря на всю свою нелюбовь к нему. Зато у Ингера были все основания полагать, что Свенельд до последнего вздоха будет защищать княгиню Ольгу и ее сыновей. Патрикию Аристарху князь поручил казну и ведение всех финансовых дел. И это решение было вполне разумным, ибо не было в Киеве человека, который лучше старого патрикия знал, с кого и сколько взять и куда потратить немалые средства, доверенные ему на хранение.

- Поход – дело опасное, - строго сказал князь воеводе и патрикию. – Если со мной случится беда, то вам и воеводе Асмолду придется вершить дела Руси до совершеннолетия княжича Святослава. Я на вас надеюсь и верю как самому себе.

От таких слов великого князя Ингера патрикий даже прослезился. Разумеется, он сделает все, от него зависящее, чтобы интересы княжича Святослава не пострадали. Но Ингеру следует позаботиться и о младшем своем сыне Вратиславе, иначе противостояние двух братьев вполне может породить смуту.

- Твоя правда, - нехотя согласился Ингер. – Пусть за Вратиславом останется Радимицкая земля, но только тогда, когда он войдет в возраст.

Прямо скажем, не слишком щедро одарил великий князь своего младшего сына. Княгиня Ольга надеялась закрепить за своим младшеньким Новгородскую землю и не раз говорила об этом Аристарху. Но князь Ингер рассудил иначе. И по своему был прав. Ибо Новгородская земля слишком лакомый кусок, чтобы отдавать его малому Вратиславу, чье рождение породило столько слухов, не весьма лестных и для великого князя, и для его супруги.

- А что стало с графиней Матильдой? – неожиданно спросил Ингер у Аристарха.

Патрикий, не ожидавший такого вопроса, слегка растерялся и не сразу нашелся с ответом:

- Как в воду канула. Ни слуху о ней, ни духу. Похоже, действительно сгубили ее злые люди.

- Жаль, - покачал головой Ингер. – Добрая была женка.

В самом конце весны многочисленное войско князя Ингеру ушло вниз по Днепру. Часть ладей уже была готова к походу, часть Ингер собирался прикупить у северцев и тиверцев. По расчетам Аристарха, для двух киевских ратей требовалось не менее тысячи ладей. Ибо Ингер собрал под свою руку силу, которую мало кому до него удавалось собрать. Не менее сорока тысяч ратников ушло ныне из Киева. Правда, в Черном море им предстояло разделиться. Более половины из них воевода Асмолд поведет на Тмутаракань, а пятнадцать тысяч мечников убийственным смерчем обрушаться на Византию. О Матархе Аристарх не особо печалился. В конце концов, почему бы не прибрать к рукам жирный кусок чужой земли, пока хазары заняты раздорами, но с Византией патрикия связывало слишком многое, чтобы он мог безучастно наблюдать за ее разорением. Впрочем, для очистки совести Аристарх предупредил о походе Асмолда своих хазарских друзей, однако ситуация в Итиле была такова, что это предупреждение скорее всего окажется бесполезным. Бекам ныне не до Матархи. Все свои надежды патрикий возлагал на императора Романа Лакопина и византийский флот, который должен был атаковать Ингера раньше, чем русы высадятся на берег.