Каган Русов

- Боярыня Татьяна просит твоего внимания, боярин Аристарх, - вскинула наконец на мужа глаза скромница Фетинья.

Сорокалетнюю жену престарелого боярина Жирослава патрикий терпеть не мог, хотя и пользовался частенько ее услугами. Ибо не было в Киеве женщины более осведомленной в семейных делах княжьих ближников, чем боярыня Татьяна. Более всего Аристарх опасался, что хитрая и блудливая боярыня собьет с пути молодую Фетинью и приохотит ее к делам срамным и строгими мужами никак не одобряемым. Боярыня Татьяна в свои неполные сорок лет смотрелась тридцатилетней. А в ее зеленых бесовских глазах мог бы утонуть не только юнец, но вполне зрелый и много чего повидавший муж. По Киеву ходили слухи, что жена боярина Жирослава колдунья, что она способна присушить любого мужчину и выпить из него все соки. И к этим весьма устрашающим для христианки обвинениям прилагался длинный список из соблазненных боярыней Татьяной простаков. Значился в этом списке и Аристарх, что было, кстати говоря, наглой ложью, ибо двух этих людей связывали отнюдь не любовные отношения. Последней жертвой боярыни Татьяны стал воевода Свенельд, во всяком случае, так утверждали киевские сплетники, однако Аристарх этому не верил. Свенельд был слишком серьезным человеком, чтобы пускаться во все тяжкие с женщиной, о которой шла столь дурная слава.

- Я к тебе со слезной просьбой, боярин Аристарх, - с порога обратилась к хозяину гостья. – За ради Христа возьми ты старшенького моего с собой. Может, он хоть в чужих краях обломается.

От такого нелепого предложения Аристарх даже вздрогнул. Старшего сына боярина Жирослава патрикий знал очень даже хорошо, и хотя этот отрок носил христианское имя Юрий и крещен был в церкви, но большего блудодея мир еще не видел. Недаром же отец Феоктист, смирный и покладистый грек, буквально преображался при одном упоминании о сыне Жирослава, а искрам, сыпавшемся из его глаз, мог бы позавидовать сам бог Перун, не к вечеру будь помянут. Феоктист считал, что боярский сын Юрий позорит христианскую веру и вносит смятение в неокрепшие и отравленные ядом язычества души. А ведь этому отроку едва исполнилось девятнадцать лет, и что с ним будет, когда он войдет в зрелые годы, Аристарх судить не брался. Боярин Жирослав, по наущению все того же отца Феоктиста, решил было проучить неразумного Юрия, но встретил такой сокрушительный отпор от его матушки Татьяны, что более уже в дела сына не совался, махнув на беспутного гуляку рукой. Но ныне, кажется, припекло уже и Татьяну, иначе с чего бы это она обратилась к Аристарху с такой нелепой просьбой?

- Помехой он тебе в дороге не будет, боярин, - продолжала настаивать Татьяна. – И силушкой мой Юрий не обделен, и умом крепок.

Насчет ума у Аристарха были кое-какие сомнения, хотя молодой боярин далеко не дурак, а вот насчет силы, тут Татьяна своего сынка не перехваливала. Здоров как бык. В кулачном бою равных ему в Киеве нет. Аристарх собственными глазами видел, как этот юнец вышибал из круга самых опытных бойцов из княжьей дружины, к великому сокрушению Ингера. По виду Юрий ничем из толпы не выделяется, худощавый и роста среднего, но как до боя дойдет, не враз поймешь, откуда в нем сила берется. По Киеву у слух пошел, что с сыном боярским далеко не все чисто. И что зачала его боярыня Татьяна не без участия языческих богов. Вот вам и христианин Юрий! Было от чего отцу Феоктисту беспокоиться. Однако Аристарх грешил не столько на Велеса или Перуна, сколько на княжича Олегаста, с которым боярыня Татьяна предавалась блуду. Да и ликом, не при боярине Жирославе будет сказано, Юрий был схож с беглым княжичем. А иные находили в нем сходство с Олегом Вещим. Вот такой уродился у боярыни Татьяны сынок.

- Ты мне лучше скажи, зачем боярина Свенельда привечаешь, и тем мараешь честь мужнину и свою.

Аристарх ждал, что Татьяна смутится и покраснеет, но не дождался, а вредная женка лишь хитренько улыбнулась ему в ответ:

- Не туда стрелы мечешь, боярин.

- Это ты что, на Фетинью намекаешь, - взвился неожиданно даже для себя Аристарх.

- Окстись, боярин, - махнула в его сторону рукой Татьяна. – Причем здесь Фетинья – овца невинная. Другому бы не сказала, а тебе скажу, поскольку ты человек осторожный и к пустобрешеству не склонный – на княгиню Ольгу я намекаю.

Аристарх так и рухнул на лавку с открытым ртом. В словах боярыни Татьяна он не усомнился ни на миг. Не стала бы эта лукавая женка возводить напраслину на великую княгиню, не в ее это интересах. Она ведь первая ближница Ольги. Если великий князь узнает об измене своей жены, то спрос он учинит не только княгине, но и боярыне. И Татьяна не настолько глупа, чтобы этого не понимать.

- Потому и взяла чужой грех на душу, - вздохнула Татьяна, - чтобы уберечь и себя и тебя, Аристарх, от больших неприятностей.

И в этом лукавая боярыня права. С кого же спросить князю Ингеру за грех жены, как не с ее дяди Аристарха. Да и не ограничится Ингер одним Аристархом, всю христианскую общину под корень изведет. Приунывшие было волхвы враз воспрянут духом и начнут нашептывать Ингеру о коварстве христиан, честь великого князя измаравших. И все рухнет в одночасье. Все, что с такими трудами создавалось Аристархом на протяжении многих лет, уйдет в небытие из-за прихоти далеко вроде бы неглупой женки.

- Да ты не пугайся, боярин. Затем и беру я Ольгину вину на себя, что с боярыни невелик спрос. Ну разве что старый муж за волосы оттаскает. Так ведь с меня не убудет. Сына-то возьмешь с собой, боярин?

Вот ведь вилявая баба, добилась-таки своего. От такого напора Аристарху даже спрятаться некуда. Прижала его к стенке боярыня Татьяна, ничего не скажешь.

- А коли беда случится с твоим сыном в чужой стороне? – нахмурился Аристарх.

- Знать на роду у него это написано, - вздохнула Татьяна. – А что до беды, то ее и в родном городе накликать можно.

- Насолил, что ли, твой сын кому-то? – догадался Аристарх.

- Об этом я умолчу, боярин.

Конечно, будь у патрикия время, он непременно выяснил бы причину столь странного поведения Татьяны, которая своего беспутного сына холила и лелеяла как никакая другая мать, а тут вдруг решила отправить его в чужую сторону. Но сейчас ему было не до чужих забот, со своими бы разобраться. Аристарх не мог уехать из Киева, не поговорив с Ольгой. А разговор, наверняка, получится трудным. Великая княгиня женщина упрямая и себе на уме.

- Где Ольга встречается со Свенельдом? – спросил Аристарх у Татьяны.

- У меня в доме, - неохотно ответила боярыня.

- А Жирослав как же?

- В отъезде он, на дальней усадьбе.

Вот оно значит как – не успел муж за порог выйти, а у жены уже полный дом срамников. А ведь недалече отъехал боярин Жирослав, всего лишь верст на двадцать. А патрикию Аристарху путь предстоял долгий, тут за год, пожалуй, не обернуться.

- Я должен все увидеть собственными глазами.

- Да ты что, боярин, не в себе? – всплеснула руками Татьяна. – Ольга мне этого никогда не простит!

- А ты ей скажи, что пришел-де боярин Аристарх о сыне твоем Юрии поговорить и случайно узнал всю правду.

- Ну разве что, - вздохнула Татьяна. – Так берешь сына, боярин?

- Беру, - махнул рукой Аристарх. – Готовь его в дорогу.

За блудодеями боярин подсматривать не собирался. Ему куда важнее было смутить Ольгу и принудить к откровенности. Но вышло так, что вошел он в ложницу в самый неподходящий момент и от всего увиденного едва не впал в оторопь. Княгиня бросила на любопытного дядьку такой взгляд, что он враз за дверь выскочил и замер здесь в недоумении. По всему выходило, что свою сестричаду он знает плохо, что проглядел он в этой уже отнюдь не молоденькой женщине самое важное. И от этого открытия умному патрикию стало не по себе.

- Говорила я тебе, боярин, - не лезь, - усмехнулась Татьяна при виде смущенного Аристарха.

- Поговорить нам все же надо, - вздохнул патрикий. – Как только они закончат там наверху, зови ее ко мне.

Дабы обрести себя для серьезного разговора, Аристарх присел к столу рядом с ухмыляющимся Юрием и залпом осушил чарку, поднесенную хозяйкой.