Страница 156 из 168
Первыми к Копенгагену подошли сорок восемь русских галер, доставивших гвардию и отборные пехотные полки, назначенные в десант. Русская конница шла сушей.
Из Копенгагена для почетной встречи царя вышла эскадра в пять линейных судов. Русские и датчане встретились в море. От датского флагмана отвалила шлюпка, на носу которой гордо стоял востроносый, похожий на кузнечика человечек: его величество король датский и норвежский Фредерик. Таким легким кузнечиком он и скакнул на борт царской шнявы «Принцесса». Петр по русскому обычаю облобызал короля троекратно. Вслед за тем царственные особы, русские и датские адмиралы спустились в кают-компанию.
На овальном столе, покрытом белоснежной хрустящей скатертью, красовался поистине царский обед. Шаутбенахт Бредаль, командующий русской галерной эскадрой, довольно оглядел яства: над серебряной супницей клубился легкий пар от наваристой стерляжьей ухи с черным перцем и гвоздикой; крабы, омары и креветки отражались в пузатых штофах, тонко нарезанная семга стыдливо краснела среди зелени, янтарным желтком отливала на огромном серебряном блюде астраханская осетрина, ревельские угри и миноги перемежались с мясистой сельдью пряного посола.
— Дары морей! — любовно вырвалось у толстяка адмирала, обожающего морскую кухню.
— О, да это настоящий союз Нептуна и Деметры! — развеселился Фредерик при виде такого изобилия.
— Представьте, брат мой, я, человек, столь любящий море, не могу есть рыбу — желудок не принимает! — удрученно признался Петр королю. За столом царь пил на сей раз только минеральную воду, захваченную с курорта Пирмонта, опять же ссылаясь на запреты докторов.
Недуги и воздержания Петра, казалось, только подогревали аппетит короля. Петр и Бредаль с двух сторон усердно потчевали его датское величество цветными водками. И вскоре открылось, что король-кузнечик, увы, слаб на голову и чрезмерно болтлив. Переводчик едва поспевал за ним, и на помощь был приглашен Роман Корнев. Петр I, казалось, нимало не сомневался в способностях своего полковника.
— Чаю, пока ты в королевском гошпитале в Копенгагене обретался, то и речь их стал понимать?— еще утром спросил его царь. Роман уныло склонил голову: опять ему быть толмачом. И вот сейчас он оказался в пьяных объятиях короля Фредерика, который, к общему удивлению, узнал драгуна и воскликнул с некоторым радостным изумлением:
— Черт побери! Да это же тот самый герой, который в конном строю взял батарею под Фридрихштадтом. Я еще наградил его орденом Белого Слона!
По тому, как лукаво усмехнулся Петр, Роман понял, зачем он понадобился в царской каюте. Ведь он был для Фредерика как бы знаменем его собственной воинской славы.
— Выпьем за нашего героя, брат мой! — обратился король к Петру, и тот охотно налил бокалы.
— Везет тебе, Корнев, за тебя второй раз венценосцы пьют! — рассмеялся Петр.
— Э, далеко не все союзники будут пить за русского драгуна...— по-пьяному опечалился Фредерик. И добавил:— Вот, скажем, брат мой, король английский Георг, тот пить за русских не будет!
— Это отчего же? Ведь он ныне нам прямой союзник,— разыграл удивление Петр.
— Прямой-то прямой, а боится вашего десанта в Сконе. Английский посол не дале как вчера уверял меня, что вы хотите захватить всю Швецию, а коли не удастся, то хотя бы остров Готланд и стать господином на Балтике.
— Чушь и лжа великая! — Петр только развел руками.
— А вот и не чушь! — Король уже настолько опьянел, что пальцем погрозил Петру.— Ведь всему свету ведомо, братец, что вы взяли контрибуцию с Данцига, ввели войска в Мекленбург, сделали Росток своей гаванью. Теперь наступает черед Голштинии и Швеции, а затем, как твердят мне мои министры, конец и нашей маленькой Дании!— Фредерик плюхнулся на стул и удрученно свесил голову, словно наяву видел печальную участь своего королевства.
— Э, да он совсем капут!— Петр поднялся во весь свой огромный рост, почти доставая головой до потолка, каюты, и озабоченно кивнул Роману: — О разговоре нашем ни-ни!— И наказал строго:— Будешь впредь моим толмачом во всех переговорах с Фредериком. Король, сам видишь, тебя помнит и любит — ведь только у тебя, да у Данилыча есть в России датский орден Белого Слона. Заслужил — носи!
На другой день в полдень в Копенгагене состоялась торжественная встреча русской эскадры. Русские галеры, входя в гавань, салютовали из трех пушек. Из королевской цитадели в ответ грохнули пять залпов. А потом дымами окутался стоящий на рейде датский флот и неприступные форты, прикрывавшие вход в гавань.
На берегу Петра приветствовали оживший король, который, как заметил Роман, успел поправить себя утренней чаркой, и его министры. На набережной и на улицах хорошенькие белокурые датчанки бросали цветы царю, его свите и шедшим строем, с песней и развернутыми знаменами, преображенцам и семеновцам.
Первые недели король Фредерик, казалось, и дня не мог прожить без своего царственного гостя. Они вместе смотрели датский флот, замки Фридрихсбург и Розенбург, устраивали смотр русской и датской гвардии. Затем прибыла царица Екатерина Алексеевна, и снова была приветственная встреча с разной церемонией. Датская королева царя уважила — первой нанесла визит царице, и Екатерина Алексеевна растаяла, яко воск. Отныне две царственные четы вместе блистали на балах и в театре, посещали кунсткамеру, в королевском вольере смотрели диковинных птиц, а во дворце королева даже показала Екатерине все драгоценности датской короны. Казалось, за всеми придворными забавами, на которые датский король Фредерик был мастер отменный, постепенно отступала и забывалась главная цель похода—десант в Сконе.
Но Петр тем и отличался от своих легковесных союзников — и Августа и Фредерика, — что о конечной цели всегда помнил.
И, оказавшись как-то раз наедине с королем в знаменитой обсерватории покойного великого астронома Тихо до Браге и выслушав все королевские объяснения о далеких звездах, Петр спустил своего собеседника с небес на грешную землю и спросил прямо:
— Когда же в поход, брат мой?!
Из высокой башни обсерватории как на ладони были видны столичная гавань и дальний рейд, на коем белели несчетные паруса английской, голландской, датской и русской линейной эскадры (контр-адмирал Сивере привел из Ревеля четырнадцать русских вымпелов).
Король Фредерик напрямик не ответил: заюлил, стал бормотать о противном ветре, задержавшем главную датскую эскадру вице-адмирала Габеля в Норвегии, о больших недочетах в датской армии, как о том доложил ему на днях генерал-квартирмейстер Шультен.
— Не можем мы ждать, пока датчане последнюю пуговицу на своих мундирах пришьют!— насмешливо сказал Петр. И приказал Роману: — Переведи-ка ему, что мы и без датского воинства в Сконе высадимся!
— Нет, нет, брат мой!— замахал руками король, видя, словно в страшном сне, как русские уводят у него из-под носа богатейшую провинцию, давнее яблоко раздора Дании и Швеции,— Десант в Сконе без эскадры Габеля кончится катастрофой! У шведов в Карлскроне собран могучий флот, берега укреплены батареями. Они потопят ваши галеры, едва они подойдут на пушечный выстрел! — Король даже руки воздел, точно приглашая в свидетели самого бога.
— А вот сие мы проверим на завтрашней рекогносцировке!— решительно сказал Петр,— Я сам сосчитаю шведские вымпелы в Карлскроне.
На другой день три русские шнявы: «Принцесса», «Лизегта» и «Диана», словно белокрылые чайки, поднимая крутую волну, летели к шведскому берегу. С попутным ветром скоро вышли к Карлскроне, и Петр самолично пересчитал шведскую эскадру. Пальцев на обеих руках было достаточно. Шведы держали в сей гавани всего девять линейных судов.
— Поворот оверштаг! — распорядился Петр, видя, что шведские береговые форты окрысились дымками пушечных выстрелов.
— Швед нам салютует! — весело заметил Петр Бре-далю.
— Боюсь, что салют тот для «Лизетты» будет неласков.— Озабоченный голландец показал на шедшую в хвосте шняву, до которой уже долетали шведские ядра.— Я ведь говорил, что опасно сближаться на прямой выстрел с фортами!