Помни обо мне

— Человек многое может! — с вызовом возразил юноша.

— Конечно, мы не можем вам запретить, но… не советуем.

Короче, Юру убеждали вернуться к обычным занятиям, и Юре нечего было возразить, хотя в душе он и не мог, и не хотел согласиться со всеми этими разумными доводами. Однако в данный момент ему действительно ничего не оставалось, как вернуться домой.

Юра заявился ко мне сразу по возвращении из Ярославля.

— Как успехи?

— Не спрашивайте!

Он поведал мне о своих поисках. Очень уж ему, должно быть, нужно было и высказаться, и посоветоваться, а открыться перед родителями он не решался.

— Совсем запутался. Дважды настигал, и оба раза ее увели. То шайка спекулянтов, то какая-то тайная секта. Какая-то непонятная деятельность. Одного только не возьму в толк: как могла туда попасть Таня? Я обязан ее найти!

— Но ведь ее ищут?

— А я буду в стороне?… Нет!

Он пришел за советом, и мне следовало дать ему благоразумный совет.

— Вряд ли вам самому под силу ее найти, не так все это просто. И может быть, сама Таня не хочет, чтобы ее искали?

— Тем более! Не всякий самоубийца хочет, чтобы его спасли, но это не значит, что его следует оставить без помощи.

— Гипербола!

— А вы что мне посоветуете?

Юра ждал, и я не мог, не имел права ограничиться какой-нибудь назидательной сентенцией.

— Дайте время подумать. Я бы тоже хотел посоветоваться…

— С кем?

— С одним своим другом.

Юра испытующе посмотрел мне в глаза.

— Хорошо, я зайду еще к вам… — Остановился на минуту. — И еще. Если вас вздумают призвать на наш семейный совет, не выдавайте меня…

И я не мог не обещать ему сохранить тайну нашего разговора.

Конечно, в разговоре с Юрой можно было ограничиться каким-нибудь умозрительным советом, но вряд ли такой совет способен был принести пользу, Юру следовало направить по такому пути, на котором он мог бы достигнуть цели.

Поэтому я, в свою очередь, направился к одному своему другу, крупному криминалисту, много лучше меня сведущему в том, что называется поисками иглы в стоге сена.

В общепринятом понимании этого слова крупный криминалист — это человек, в совершенстве постигший методику, тактику и технику раскрытия преступлений. Но от себя добавлю, что этого недостаточно для того, чтобы стать крупным криминалистом. В равной мере он должен быть еще психологом, тонким наблюдателем душевных переживаний и знатоком воздействия внешних обстоятельств на формирование человеческой личности. Потому что без широкого идейного кругозора криминалист подобен сыскной собаке.

Вот к такому человеку доброго ума я и обратился по поводу исчезновения Тани.

Он подверг меня обстоятельному допросу. Что за девочка и что за мальчик. Чем они дышали и как жили. С кем встречались и к чему стремились.

И в конце концов мой друг дал мне совсем не тот совет, какой я рассчитывал от него получить.

— Да предоставьте вы этого Юру самому себе! Девушку, разумеется, рано или поздно отыщут, поисками заняты теперь достаточно опытные люди, но лично я не стал бы расхолаживать парня. Ведь именно сейчас происходит становление его характера. Пусть ищет! Удачны будут поиски или неудачны — зависит от его ума, настойчивости, сообразительности и еще множества случайностей, но пользу ему они принесут. Слишком уж привыкли мы опекать молодежь. Родители, школа, комсомол… Танцуй от печки и потеплее закутывайся на улице… Поэтому и растут наши мальчики и девочки одуванчиками. Чуть ветер… Кто опекал первых комсомольцев, когда они становились людьми? Убежденность в своей правоте! Идеи! У парня благородные стремления, и, если он не балаболка, пусть столкнется с жизнью нос к носу.

СЕМЕЙНЫЙ РАЗГОВОР

Действительно, не прошло после посещения Юры и нескольких дней, как меня пригласили к Зарубиным.

— Юра решил нас убить, — с места в карьер начала Анна Григорьевна. — Воспитывали восемнадцать лет, а теперь все летит насмарку.

— Псу под хвост, — более образно уточнил Сергей Петрович.

«Убийца» сидел за обеденным столом и хладнокровно поглядывал на родителей.

— Юра решил растоптать свое будущее, — продолжала Анна Григорьевна. — Он не хочет поступать в университет!

— Ничего не случится, если поступлю годом позже, — с полным спокойствием отпарировал Юра.

— Ты дурак. Благоприятные обстоятельства не повторяются.

— А я не ищу их!

— Что же ты собираешься делать?

— Работать.

— Тебе нечего есть?

— Мне нужны деньги.

— Тебе не хватает карманных денег?

— Мне нужна крупная сумма.

— Непонятно.

— Представь себе, я хочу одолжить деньги товарищу. Не могу я делать добро за чужой счет, тем более что многое мы понимаем по-разному.

— Что же ты собираешься делать?

— Я уже сказал — работать.

— Где?

— В СМУ. На строительстве.

— Кем?

— По твоей специальности.

Юра весело посмотрел на мать и поводил рукой, как бы рисуя что-то в воздухе.

— Художником?

— Нет.

— Чертежником?

— Нет.

— Кем же?

— Маляром.

— Кем?! — Надо было видеть Анну Григорьевну. Лицо ее пошло пятнами. На секунду она лишилась дара речи. — По-твоему, я — маляр?…

— Если уж тебе так хочется работать, иди ко мне на завод, — предложил Сергей Петрович. — У нас есть чему поучиться и будет кому тебе помочь.

Опершись кончиками пальцев о краешек стола, Юра стоял в позе прокурора.

— Дорогие предки! Я вас очень люблю и уважаю. Но по некоторым вопросам у нас диаметрально противоположные понятия. Поэтому договоримся…

Сергей Петрович прищурился.

— Что это за тон?

Но Юру не смутил окрик отца.

— Давай, папа, не придираться. Суть в том, что вы с мамой — люди компромисса, а я, извини, воспитан на более высоких образцах.

— Кто же это тебя воспитал?

— Ты и мама. Сеяли разумное, доброе, вечное, и, представьте, посеяли, хотя сами иногда изменяли тому, что проповедовали.

— Объяснись.

— Я это и делаю. Вы росли и формировались в годы, когда слова часто расходились с делами…

Анна Григорьевна обиделась за мужа.

— А ты знаешь, что в те годы твой отец еле уцелел?

— Однако уцелел? И если не пострадал, так не из-за того, что был несозвучен эпохе, а скорей из-за того, что все-таки был созвучен…

— Ты обвиняешь отца?

— И не думаю. Просто он продукт своего времени.

— Как ты сказал?

— А я продукт своего.

— И, конечно, ты более совершенный продукт?

— Как это для вас ни прискорбно.

— Знаешь, твое самодовольство…

— Не самодовольство, а историческая закономерность. Разве мы живем не в лучшие времена?

— Но ты-то чем лучше папы?

— Верностью принципам.

— Что же это за принципы?

— Коммунистические!

— Мы уклонились от непосредственной темы разговора, — вернул я своих собеседников к конкретному предмету спора. — Мне тоже думается, что Юре не стоит так легко отмахиваться от университета.

Юра одарил меня убийственным взглядом.

— Закончим, — сказал он, оставляя за собой последнее слово. — Меня вы не переубедите, а если не перестанете, я попытаюсь получить койку в общежитии.

Разговор не слишком приятный! Резкости говорили обе стороны, но особенно резок был Юра…

Филистер посчитал бы спор сына с родителями явлением негативным: отцы и дети! Столкновение поколений!

А я так не считаю, это был полезный разговор, в нем содержалось положительное начало, такой разговор закономерен, он должен, должен был возникнуть по тому или иному поводу.

Мало сказать, что я знаком с Зарубиными, я знаю Сергея Петровича и Анну Григорьевну, они превосходные люди, умные, честные, отзывчивые, иначе они не смогли бы воспитать Юру таким, какой он есть.

Прямолинейность Юры может производить неприятное впечатление, а кое-кто, возможно, назовет ее невоспитанностью. Но воспитанность — понятие условное. Когда-то воспитанностью называлось умение скрывать свои мысли и делать вид, что уважаешь людей, которых заведомо не уважаешь. Что поделать, если старшие Зарубины выросли в обществе, несвободном от ложных понятий. А Юре это не нужно. Ему не нужно притворяться, он хочет не уживаться, а жить с людьми, это разные вещи.