Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 45 из 63

 - Нам приданого не надо.

 - Как так?

 - Вы нам только девку отдайте…

 Вот и «пропили», то есть просватали Марию без её согласия и ведома. Парень из соседней деревни Королёв Василий давно оказывал ей знаки внимания. И он ей нравился. Василий узнал о сватовстве конкурента и с взрослым родственником пришёл просить дать отказ донаховцам.

 - Так как я сам хочу жениться на Маше. – Аргументировал он свою просьбу.

 - А ты Марию спросил?

 Тётка Ульяна, воспользовавшись отсутствием дома племянницы, сказала, что та Васю и видеть не хочет. После этого Королёв вовсе перестал замечать Машу, к её полному изумлению. 

 - Видать судьба мне за Семёна идти! – решила она и после скромной свадьбы переехала в семью мужа в Донаху.

 До этого момента они с Александрой Шелеховой жили как родные сёстры, вместе работали, ели и отдыхали. Почти сразу по их приезду в Криницу из Германии с Сашей произошёл несчастный случай. За недостатком тягловой силы в посевную носили на себя из заготзерна  на станции Унеча до родного села мешки с элитным зерном по 8 килограмм каждый, связанные вместе в «хохле» и перекинутые через плечо.

 - Ты бы Санька не таскала тяжести! – предостерегла беременную подругу Мария.

 - Ничего не будет… - легкомысленно отмахнулась Шелехова.

 Бабка Никонова, возле дома которого играл трофейный патефон, угостила девчат в честь праздника пирогом. Девчата отведали чисто картофельный пирог, разломанный на четверых и, несмотря на пройденный путь с грузом, пустились в пляс под балалайку.

 - Жить так хочется! – призналась весёлая Машка.

 - После того, что мы пережили, - задорно крикнула Саша, - нам ничего не страшно…

 Аккомпанировал им отец Юрки «Крохи»,  которого за красивую игру на балалайке прозвали «композитор Будашкин». Девчата босиком отбили «барыню», взвалили мешки на плечи, и пошли дальше. Следующей ночью у Александры случился выкидыш.

 … Годовой минимум трудодней для колхозников – 240 выходов на работу.

 - Если кто не выработает – отрежем сотки. – Грозил вернувшийся из эвакуации «Ероплан».

 - Язык он пускай себе отрежет! – судачили между собой колхозники.

 - Как немец на порог – он первым сдрыснул…

 Председатель самолично запахивал на тракторе картофель у нерадивых колхозников, чтобы зимой питаться было нечем. Не смотря ни на что, люди трудились плохо, потому что работали за «палочки».

 - Зачем колхозникам деньги? – очевидно, кто-то задумался в «высоких» кабинетах. - У них же всё – своё!

 На новую колхозницу Шелехову тоже была заведена трудовая книжка в 30 листов. Трудодень отмечался учётчиком палочкой. Трудовые книжки сдавались бригадиру. Возле каждой колхозной конторы вывешивали щит с показаниями выходов на работу. Здесь каждый сверял свои выходы с записями бригадира.

 - Совесть то поимей! – корила его Мария за неотмеченные дни, когда подруга отлёживалась после выкидыша.

 - Так она ж не работала.

 - Я же за неё пахала… двойную норму же выполнила!

 - Не положено!

 После освобождения от оккупации в селе не осталось ни одной лошади. Землю свою и колхозную вскапывали лопатой. Вспахивали, у кого была, на корове. Была установлена твёрдая норма: вскопать лопатой каждому 5 соток в день, вспахать на корове – 15 соток.

 - Я нашу бурёнку загнала, вспахивая кожен день по тридцать соток.

 - Я сказал не положено! – стоял на своём бригадир, положивший глаз на городскую девушку.

 Подростки в колхозе, выполняли разную работу, в том числе ночной выпас колхозного скота, за который начисляли 40 трудодней. Старший брат Николай служил в это время в армии и Митя с матерью Авдотьей Яковлевной заработали за предыдущий год вместе чуть больше пуда зерна.

 - Ежели в этом году трудодни плохо закроешь, - пообещала горячая Мария и зыркнула серыми глазищами, - мы с голоду подохнем без отца, но и тебе не жить.

 - Не пужай!

 Бригадир побурчал, но трудодни закрыл правильно… Кроме обязательной отработки в колхозе семью донимали и другие неприятности. Жизнь в деревне была трудна и голодна. Налоги с домашних соток в личном подворье были больше, чем с такой же площади на колхозном поле. Из-за засухи Сафоновы не смогли расплатиться с налогами государству и с них, за такую несознательность взяли пеню: 250 стаканов фасоли…

 - Подавитесь вы этой фасолью! – в сердцах сказала мать Авдотья.



 - Тише, тише… - остановила её старшая дочь. – Заберут ещё больше!

 Мать будила младшую дочь каждый день в шесть утра и снаряжала в лес «по дрова». В сильную стужу колени семилетней Сашки она обматывала пенькой. Штанов под платье на неё не было, поэтому выше колен кожа трескалась от мороза. Ходили в лес утром и вечером. Возили сучья и прутики на салазках, обвязав их верёвками.

 - Живём в лесу, а деревья на дрова рубить запрещается. – Жаловались деревенские бабы.

 - Хотя бы сухостой позволяли валить…

 - Держи карман шире!

 Однако холод был не самым главным врагом крестьян. В голодные послевоенные годы приходилось собирать колоски по колхозным полям. Летом ели борщ из щавеля слегка забелённый молоком. Ели воробьятник, липовый лист. Вместо хлеба пекли картофельные пироги, да и то далеко не всегда. «Деликатесом» считалась картошка, заправленная толчёнными и прожаренными зернышками конопли.

 - Вместо сладости - нарезанная ломтями и упаренная в чугунах сахарная свекла. – Сетовала Авдотья Яковлевна, накрывая обед вернувшимся работникам.

 - А мне нравится! – шутил Николай, который вставал из-за стола полуголодным.

 Вкуса мяса крестьяне не ведали, так как сплошь были постные дни. Поросят после войны редко кто держал - кормить особо нечем их было. Держали гусей для уплаты налога мясом 40 кило в год. Как только к осени гуси набирали вес, их ловили, сажали в плетушки и везли в Дмитровск.

 - Слава Богу, заплатили налог! - говорила тогда мать и крестилась.

 - А сами что будем есть?

 - Картошка нынче уродилась и Пеструшка скоро отелится…

 Корова в личном подворье облагалась налогом: поставка государству молока в 3,9% жирности, 500 литров за год. Вместо молока можно было сдать сливочное масло. Если кому удавалось «выручить копейку», то покупали масло в поселковом магазине и сдавали как эквивалент налога за молоко.

 - Меня Ульяна научила, - по секрету шепнула Авдотья старшей дочери.

 - А смысл.

 - Так молочко Сашеньке достанется…

 Свою младшую дочь, чудом выжившую в войну Саньку, она оберегала как зеницу ока. После отёла коровы у Сафоновых, пришла комиссия и «законтрактовала» телёнка. Резать его для своих нужд, строго-настрого запрещалось.

 - Нарушение этого запрета расценивается как государственное преступление и карается со всей строгостью социалистической законности. – Пугал хозяйку вечно пьяный председатель.

 - У нас бурёнка совсем старенькая, - пожаловалась Авдотья, - можно тёлочку себе оставить?

 - Не положено!

 Колхоз в конце года, согласно контракту, обязывался выплатить за выращенного телёнка компенсацию продуктами.

 - Знаем мы, - заплакала мать, - сколько вы живоглоты даёте!

 - Но-но! – взвился председатель. – Поговори у меня…

 Груня Митина, вдова с тремя детьми, не выполнила обязательный налог государству. Пришёл, как и подобает в таких случаях, уполномоченный министерства по сельхоззаготовкам и забрал корову в счёт налога. Дед Митин Захар Гаврилович в сердцах сказал ему:

 - Так-то и германцы забирали.

 Кличка «Германец» присохла к этому уполномоченному до конца его жизни.

 Поработав в колхозе Александра, поняла, что долго так не протянет. Она сходила к директору школы Панову, и тот взял её учителем немецкого языка.

 - Пригодился таки немецкий! – удовлетворённо сказала она подруге.

 - Не зря мы в Германии жили…

 - Тяжко там было, но зато с тобой встретились!

 - Лучших друзей выбирает жизнь.

 В войну дети не учились, так как школу в Криницах немцы зачем-то развалили и сожгли.