Сталинград

 - Найти свои нет никакой возможности. – Растерянно подумала Александра.

 По опыту прошлого лагеря она предложила соседям просто забирать любую одежду.

 - А там разберёмся…

 - Месяц будем искать. – Сказал носатый мужчина.

 - Главное прожить этот месяц!

 Нервничавших узников повели в самый большой барак. Поскольку там должна была производиться дезинфекции всей одежды, то охранники строго приказали продукты и табак сдать. Лучшие продукты запасливых латышей тут же попали на кухню коменданта и охраны. Некоторые дальновидные мужчины смогли закопать свой табак и папиросы в землю.

 - Это они хорошо придумали, - восхитилась опытная Шелехова, - явно выгадали.

 - Никому нельзя доверять! – буркнул мужчина и пошёл закапывать свои.

 Фашисты приказали раздеться всем догола, разложить вещи по нарам и пройти санобработку. Вскоре появились парикмахеры с машинками и ножницами. У девушек обрезали косы, мужчин подстригали под «кочан» и обстригли усы.

 - Я похожа на чучело! – огорчилась Санька и потрогала искромсанные волосы.

 Потом всем помазали креолином между ног и подмышками, а некоторых особо волосатых мужчин просто окунули в ванну с вонючим раствором.

 - У меня открытые раны! – ныл худой чернявый мужчина, заросший обильной растительностью на спине и груди. – Больно!

 - Это обязательная процедура.

 После санобработки всех вместе – детей, мужчин и женщин – голыми, без одежды, погнали в баню. Баня имела малую пропускную способность, а прибыло несколько сотен человек. За несколько часов все должны были пройти через баню – «помыться». Поэтому вся эта процедура происходила в спешке, очертя голову.

 - Не задерживаться! – громко кричали охранники.

 Чтобы женщины и дети голыми не торчали на улице, спокойные прибалтийские мужчины договорились идти в баню последними. Тёплой воды на всех не хватило, пришлось мыться холодной.

 - Слава Богу, лето на дворе! – раздался чей-то голос.

 - Не благодари его, - окрысился седобородый старик, - он забыл о нас.

 Когда баню проходили женщины, откуда-то появились гитлеровцы. Они непрерывно ходили по помещению и похотливо рассматривали голых девушек. Вверху стен были сделаны смотровые окошки, для того чтобы наблюдать «концерт». 

 - Какая красивая русская! – на немецком языке сказал невысокий военный, остановившийся перед Сашей.

 Она стояла, закрыв руками, интимные части тела и от стыда смотрела в бетонный пол.

 - Да уйдёшь ты, наконец, ирод! – подумала она и покраснела.

 При выходе из бани выдавали одно полотенце на несколько человек, но вытираться было некогда. То и дело звучали слова: «Быстрее, быстрее!».

 У выхода из здания выстроились пьяные «эсэсовцы». Глядя на голых людей, они смеялись и орали, как дикари:

 - А теперь физкультура.

 - Посмотрим на олимпийских чемпионов!

 Вокруг площади стояли «зэки» из администрации лагеря - все с палками. Последовала лающая команда:

 - Ложись!

 Кто не лёг на землю, того они били по чём попало. Потом мужчинам скомандовали:

 - Вставай!

 Так продолжалось подряд 15 минут. Второй номер программы - прыжки по-лягушачьи: присесть, руки к земле, и прыгать по команде. После всего этого выдали одежду: бельё, полосатые штаны, пиджак, деревянные сабо и повели в госпиталь. Там врачи дотошно записали, кто, чем болел.

 - Тиф, малярия или туберкулёз? – спрашивал как бездушный автомат сухой доктор.

 По дороге в госпиталь Саша разглядела странную группу. В конце лагеря двигалось несколько оборванных и утомлённых людей. На груди и на спине у них выделялись круглые белые нашивки, у некоторых на шее висела доска с надписью: «Fluchting».

 Люди шли парами, у каждой пары на плечах находилась длинная жердь. На ней – объёмная посудина, наполненная содержимым из параши в лагерной уборной. Содержимое уносили, и выливали на пустую окраину лагеря.

 - Эту ношу каторжники должны таскать 14 часов в сутки, - негромко сообщил Саше угрюмый русский с зелёным треугольником на груди, - а в обед носильщики получают лишь половину положенной порции.

 - А Вы откуда знаете?

 - Я работаю на кухне… Всех кто прислуживает немцам, согнали сюда для устрашения новичков.

 - И часто так наказывают?

 - Случается, - буркнул старожил и объяснил: - Пойманного после побега, сначала перед всеми избивают, а затем нашивают на обувь красные круги. А кто попадался второй раз - над номером красная полоска.

 - Что она обозначает?

 - Политические или склонные к побегу.

 - Так они провинились?

 - Это беглецы и заключённые, за разные провинности, зачисленные в «штрафную группу».

 - А зелёный цвет что обозначает?

 - Воры и бандиты…

 - Вы из таких?

 - Бывший питерский вор Лёня! – церемониально представился он. – Как устроишься, приходи работать ко мне на кухню, иначе не выживешь…

 Весь день ушёл на формирование. Трудоспособным на левый рукав пришили белые ленты с чёрными номерами. Пожилой латыш с горечью сказал:

 - С этого дня мы навсегда потеряли свои имена и фамилии.

 - Нас будут называть только по номерам. – Саша запоминала свой.

 Лагерные номера писались химическим карандашом на груди. В середине латиницей - первая буква национальности, (например: Р - поляк). Шелеховой выдали чёрный треугольник – саботажники.

 - Хорошо, что не фиолетовый, - пошутил Лёня, когда увидел Сашу. – Так помечены гомосексуалисты и извращенцы.

 … На ночь всех пригнали в пустой жилой барак. Бараки - длинные, разделённые на четыре части; спальные места в 3-4 этажа; между бараками сетка, а ворота все выходят на площадь. Вместо кроватей - нары, бумажный матрац и подушка, набитые древесной тырсой и стружкой, и два ветхих одеяла.

 - Нужно поменяться вещами и бельём. – Шушукались узники.

 - Плакал мой пиджак…

 Утомившись за двое суток, кто-то уснул, кто-то рассуждал, как пережить ночь, долго ли будут держать в этом бараке, возвратят ли остальную одежду. Все жались друг к другу, чтобы согреться и почувствовать себя в относительной безопасности. В течение всего дня Саша ничего не ела, и её мучил привычный голод.

 - Завтра пойду к Лёне чистить котлы…

 Перед отбоем всех построили у бараков для первой переклички. Вперёд выступил один из наиболее доверенных лиц коменданта лагеря гауптштурмбанфюрера Краузе и выкрикнул:

 - Тихо!

 Староста лагеря македонец Альберт Видуж ухмыльнулся:

 - Вы уже поняли, где находитесь. Будете делать то, что мы скажем. С этого дня вы – заключённые, стало быть, с вами и будут так обращаться... Без конвоя никто не имеет права отходить от барака дальше, чем на 50 метров. Охрана будет стрелять без предупреждения. Любой, даже малейший проступок, карается. Пытаться убежать бесполезно. Каждый будет пойман и безжалостно расстрелян. Весь хлебный паек нельзя съедать утром, иначе вечером придется ложиться спать на голодный желудок. Тому, кто будет хорошо себя вести и старательно работать, бояться нечего. Запомните это!

 После вечерней переклички узники вернулись в свои бараки. Наконец наступила довольно прохладная ночь. В бараке установилась тишина, только в нескольких местах храпели мужчины… Вдруг послышались пронзительные крики:

 - Пожар!

 - Все быстро выходите на улицу!.. Огонь уже охватил барак! Хотите сгореть? - закричал блокфюрер и нетерпеливо постучал плетью.

 Сонные, испуганные люди вскакивали, хватали детей и будили непроснувшихся.

 - Вставайте!

 Ничего не соображая, женщины падали с верхних нар на головы другим. Раздавались отчаянные вопли.

 - Мы умрём!

 - Уже чувствуется запах гари…

 Люди побежали к дверям, застревая в проёме. Те, кто сзади, нажимали на передних. Плач, стоны и ругань. Отчаяние и смертельный страх.

 - Неужели я так глупо умру? – подумала Саша.

 Вырвавшись, наконец, на улицу, она увидела, что барак окружён вооружёнными охранниками. Там же рядом стоял комендант лагеря Краузе со своей собакой-овчаркой и размалёванной дамой в большой шляпе.