Сталинград

 - Ты на передовую? – спросил его сидящий на корточках седой солдат.

 - А знать тебе зачем?

 - Нас направили как пополнение во второй батальон 40-го полка.

 - Тогда держитесь рядом, будете нашими соседями… - буркнул сталинградский ветеран и пошёл впереди группы.

 Пожилой солдат оказался посередине, сзади семенил молодой, недавно прибывший из тыла паренёк. Он ещё не привык к войне и не мог скрыть страха…

 - А здесь всегда стреляют?

 Вдруг раздался неожиданный рёв, Григорий почувствовал какой-то мягкий шлепок. Лицо и грудь забрызгало чем-то тёплым и мокрым. Инстинктивно он упал в кучу брёвен.

 - Всё нормально? – он протёр глаза и отшатнулся - руки и гимнастёрка оказались в крови.

 На земле лежал старый солдат. Череп его был начисто срезан болванкой. Кругом был разбрызган желеобразный мозг и парующая кровь. Молодой стоял, и отупело смотрел вниз, машинально стряхивая серо-жёлтую массу с рукава.

 - Он же секунду назад шёл рядом… - солдатик начал икать без остановки. 

 - Ничего пройдёт, - Григорий взял документы убитого и повёл паренька под руку дальше. - У тебя просто припадок…

 Вскоре к ним присоединился нервный лейтенант, ведший на передовую целый взвод. Пришлось показывать им наименее опасную дорогу. У знакомого перекрёстка лежал десяток свежих трупов.

 - Сели солдаты из пополнения отдохнуть, не зная, што на них наведена немецкая пушка… - на правах сторожила, пояснил Шелехов.

 - Мы отдыхать не будем! – крикнул бойцам лейтенант.

 Без лишних слов было ясно, что одним выстрелом всех растрепало и разорвало в клочья. Молодой боец, не отстающий от Григория ни на шаг начал икать громче.

 27 сентября 95-я стрелковая дивизия РККА, обессиленная непрерывными десятидневными боями за Мамаев курган, снова подверглась страшным ударам авиации. Весь день она упорно удерживала свой боевой участок, и лишь к вечеру, когда соединение понесло большие потери, противнику удалось незначительно, буквально на метры, потеснить их на отдельных участках.

 После ожесточённого боя очертания фронта советской обороны в этом районе несколько изменились. Два стрелковых полка 112-й стрелковой дивизии занимали посёлок Баррикады, танковые бригады 23-го танкового корпуса держали оборону на западных окраинах посёлка Красный Октябрь, а 95-я и 284-я стрелковые дивизии закрепились на северном и восточном скатах Мамаева кургана. 13-я гвардейская дивизия по-прежнему вела уличные бои в восточной части центра города.

 … Следующей ночью отделение Григория послали прикрывать сапёров, разминировавших проходы на нейтральной полосе. Он заявил новому командиру роты, что новичков, которые прибыли вместе с ним не следует брать, ибо у них нет опыта, но получил ответ:

 - Вот пусть и приобретают... – скривился нервный лейтенант.

 - Так они могут с перепугу шумнуть…

 - Приказа не понимаешь?

 Среди новичков выделялись двое украинцев с похожими фамилиями Кедрюк и Качук. Здоровенные красавцы-парубки, лет двадцати пяти. Косая сажень в плечах, широкие бёдра, удивительно мясистые в это голодное время.

 - Какие у них толстые физиономии, - удивлялись ветераны роты, - а какие шеи...

 - Не иначе «куркули»!

 Оба были очень упрямы, потрясающе ленивы и любили поспать. Оба оказались голосисты и часто пели: «Чому я ни сокил, чому не летаю!», «Дывлюсь я на нэбо…» или «О Днипро-о, Днипро-о!..»

 - Лишь бы не пели перед немцами…

 Пели они на родной «мове», а разговаривали и особенно матерились исключительно по-русски. На ночной операции Качюк оказался в паре с Григорием.

 - Не отходи от меня далеко! – предупредил он рассеянного новичка.

 - Да я ни на шаг! – пообещал тот.

 Бойцы выползли на «нейтралку», почти к немецким позициям, залегли во тьме, прислушиваясь к шорохам, готовые открыть огонь, если сапёры обнаружат себя. Сапёры щупами искали мины, выкапывали и обезвреживали их.

 - Работёнка аховая, чуть не так нажмёшь - и привет!

 - Сразу же окажешься в раю!

 - Точно.

 Но ребята были опытные, работали умело, тихо, так, что не доносилось ни звука, будто ничего и не происходило. Слышалось бряканье из немецкой траншеи и приглушенный гортанный говор.

 - Не спят черти! - изредка «гансы» пускали ракеты, тогда все тыкались носом в землю, замирали, и на передовой всё затихало.

 Периодически бил немецкий пулемёт: дежурившие  немцы обязаны были выстрелить за ночь определённое количество раз - так, на всякий случай. 

 - Нам бы столько патронов…

 - Начальство тогда заставит стрелять всю ночь!

 Прошло часа два-три. Всё было спокойно. Работа заканчивалась. Как вдруг раздался истошный вопль:

 - Яааайца оторвало!!! Яаааица оторвааало!

 Оказалось, Качюк, которому наскучило лежать, встал и пошёл бродить по передовой, рискуя наступить на мину. Шальная пуля попала ему между ног. Вместо того чтобы тихонько ползти в тыл или спрятаться в укрытие, он стал орать и прыгать как ужаленный.

 - Як я к жинке вернусь?

 - Ложись падла!

 Немцы, до которых было рукой подать, моментально открыли стрельбу и увешали небо осветительными ракетами. Григорий ударом кулака свалил Качюка на землю, и пехотинцы вместе с сапёрами стали потихоньку отползать, судорожно отстреливаясь.

 - Погиб, погиб! – стонал раненый, которого тянули по земле за шиворот. – Лучше пристрели меня…

 - Молчи придурок!

 Немцы на шум ударили из пушек и миномётов, русские тоже ответили. Треск пальбы, разрывы снарядов, стонущий гул «катюш», рёв моторов на земле и в воздухе, завывание низвергающихся бомб - всё это слилось в один необычайной силы, но уже привычный грохот.

 - Результат - двое убитых и сорванная операция. - Прогнозировано бушевало береговое начальство. - О разведке боем на другой день нечего и думать.

 - Немец долго не успокоится… 

 Командир роты получил выговор. Григория помиловали, вспомнив его возражения перед операцией.

 - Самое удивительное, што Качюк, получив пулю между ног, - удивлялся он, - остался совершенно цел!

 - Повезло мерзавцу! – засмеялся Кошевой, которому прилично досталось за срыв операции. 

 Пуля миновала все ответственные места, зацепив только кожу. Его даже не отправили в санчасть…

 - Вот падлюка! - Сапёры и начальство ругали его нещадно, но толстокожему хохлу было до лампочки.

 - Таки дюже испужался! – оправдывался он.

 Однако испуг не прошёл даром: результатом его стали ночные кошмары, и он стал беспробудно орать по ночам, изводя соседей.

 - Хохлов нужно изолировать от остальных бойцов роты. – Предложил решение проблемы комбат.

 - А землянку им кто строить будет?

 Кедрюк постоянно мочился под себя, а значит, и под соседа, когда спали общей кучей. От него шла несусветная вонь, так как переодеться было не во что.

 - Воняет от тебя как от нужника! – Брезгливо морщась, сказал Шелехов.

 - А ты не принюхивайся…

 Качюк после той заварушки страшно орал, выл, хрипел во сне и махал руками. Соседи по подвалу очень страдали от этого. Когда однажды он разбил в кровь нос мирно спавшему Пашке Проничеву, солдаты всё же постановили сделать для них отдельное купе.

 - Даже не жалко сил на строительство потратить!

 - Хай, психи живут вместе…

 Все вздохнули спокойнее, но украинцам от этого легче не стало. Подвела их национальная жадность к еде.

 - На передовой легче раздобыть жратву, – единогласно решили они и начали действовать.

 Ночью голодные хохлы выползали на нейтральную полосу, кинжалами срезали вещмешки с убитых, а в них находили сухари, иногда консервы и сахар.

 - Многие занимаются этим в минуты затишья. – Оправдывался Кедрук.

 - А мы чем хуже? – вторил ему Качюк.

 Однажды старшина роты, видимо спьяна, заехал на нейтральную полосу, где он и лошадь были тотчас убиты.

 - А ведь там еда - хлеб, консервы и водка… - приценивались вечно голодные солдаты.