Страница 22 из 135
Заседания группы при новом порядке вещей стали регулярно-еженедельными. Население о них по-прежнему ничего не знало, ибо они, как и раньше, происходили неофициально, в разных местах, а чаще всего в помещении расширенного теперь церковного отдела, получившего в свое распоряжение отдельный маленький домик. За все свои действия городские служащие — члены группы и, в том числе, оба бургомистра, городской и районный, — несли ответственность прежде всего перед группой. Все важнейшие мероприятия обсуждались и решались только сообща.
Немцы в лице фельдкомендатуры, обратившись однажды за помощью к русской общественности, неминуемо в какой-то, хотя бы и незначительной, степени уже связывали этим себя. Группа со своей стороны старалась, конечно, закрепить случайное положение и заставить немцев считаться со своими мнениями и решениями. Благодаря благожелательному отношению фельдкоменданта, с одной стороны, и нашей умеренности — с другой, это дело довольно успешно налаживалось. Не видя для себя в этом большого ущерба, полоцкие оккупационные власти постепенно привыкли к такому положению, и оно стало даже как бы своего рода традицией.
Придя к власти на смену коммунистам, русская национальная общественность, кстати сказать, очень оживившаяся и расшевелившаяся в городе после арестов, поставила своей целью прежде всего исправить то зло, которое было умышленно привнесено в жизнь провокаторами. Сделать это сразу, особенно принимая во внимание условие оккупации и крайней тупости некоторых немецких хозяйственников, было, конечно, не только очень трудно, но и просто невозможно. Поэтому в группе был тщательно разработан план действий на довольно продолжительный период времени. О нем можно составить некоторое представление, если перечислить основные мероприятия, осуществленные в течение зимы 1942–1943 года. Вот они:
А. Перемена политического и общего курса в работе русских учреждений. Бывшим коммунистам и советским активистам было не место на ответственных должностях после городского переворота. Администрация старалась опереться, наоборот, больше на лиц, враждебных коммунизму или пострадавших от советской власти. Таким образом, какая-то «чистка» аппарата вначале была неизбежна. Но мы не хотели делать ее по-советски. Бывших рядовых коммунистов, не замеченных в последнее время в особо вредной деятельности, не следовало совсем выбрасывать из жизни, лишая куска хлеба, толкать обратно в объятия и их и наших врагов. При благоприятных условиях они могли еще стать самыми обыкновенными, вполне благонадежными и даже весьма полезными членами некоммунистического общества. Этими соображениями мы все время руководствовались при перестройке работы.
Перестановка старых и подбор новых людей в учреждениях и предприятиях потребляли массу внимания, времени и сил. Особую нашу заботу составляло выработавшееся у многих сотрудников при немцах под коммунистическим руководством небрежное отношение к интересам просителей и всяких иных посетителей, обращавшихся по своим делам в учреждения. Отныне каждый посетитель должен был ясно чувствовать, что он как русский обращается к своим естественным друзьям, русским, которые рады сделать для него все, что только находится в пределах возможного. Нужно отдать должное: все русские учреждения очень быстро и охотно усвоили общий резко антисоветский, подчеркнуто национальный дух. Даже многие бывшие коммунисты старались в этом отношении не отставать от других. Дальнейшая практика работы показала, как неглубоко вообще сидят в людях идейные корни «марксизма-ленинизма». Клочок хорошей земли под огород и возможность спокойно жить и честно зарабатывать на кусок хлеба с маслом любой случайный коммунист (а ведь таких большинство) легко предпочитал мировой революции. В каждом русском коммунисте, если, конечно, не говорить об отдельных фанатиках или просто глубоко преступных натурах, собственник и хозяин сидит также глубоко, как и во всяком другом нормальном человеке.
Б. Борьба со взяточничеством составляла также одну из первейших наших работ. В Советском Союзе, как бы ни было в нем много дурного, взяточничество жестоко преследуется и распространено мало. При немцах на оккупированной территории взяточничество стало обычным явлением, какой-то классической формой официальных деловых взаимоотношений и настоящим бичом для бедного населения. Мы сразу же объявили жестокую войну взяточничеству. Только мы тут пошли несколько иным путем, чем большевики. На все должности, где взятка может играть особенно большую роль, мы тщательно подбирали особенно надежных людей. Так, например, самым «хлебным» местом в городе считался квартирный отдел, который распределял не только жилую площадь, но, что самое главное, и землю под огороды. На должность заведующего этим отделом был назначен, несмотря на его протесты, самый богатый человек в городе, семидесятилетний, но еще очень бодрый одинокий старик, хозяин частного кожевенного завода. Он много жертвовал на церковь и при всей своей деловитости не отличался жадностью. В связи с новым назначением ему пришлось взять на свой завод опытного мастера, что было явно не выгодно, но он был одним из старейших членов группы и, как и другие, не посмел отказаться от назначения. Есть основания думать, что в городской и районной управах количество взяток сократилось до минимума. Во всяком случае, народ громко и откровенно высказывал разницу между этими учреждениями и недоступной нашему влиянию полицией.
В. Распределение земли под огороды. Земля, как уже было неоднократно указано, являлась чуть ли не главным источником благосостояния во время оккупации. Справедливому распределению земли еще зимой было уделено очень много внимания. Под наблюдением заведующего квартирным отделом распределение земли было поручено комиссии из трех свободных от служебной работы членов группы и, в том числе, живущему вне города М. Е. Зуеву. На Зуева в этом деле у нас были особые виды. Мы удовлетворили землей, кажется, всех, благо в городе было так много пустырей. По крайней мере, в течение двух лет недоразумений и жалоб по поводу распределения земли почти не было, если не считать нескольких очень серьезных стычек с полицейскими, которые привыкли уже самовольно хватать все, что им понравится. Но, имея за собой чистую совесть, содействие фельдкомендатуры и, главное, винтовки Зуева, комиссия уже могла с незаконными требованиями полицейских совсем не считаться.
Г. Реорганизация школ была одним из самых трудных и безнадежных дел. Наверху — немцы, которые хотят сокращать программы, выкидывать отдельные предметы и вводить белорусский язык. Внизу — учителя-комсомольцы, малообразованные и полные советского энтузиазма. После упорной борьбы с немцами к весне 1943 года удалось добиться включения в программу Закона Божьего и географии России. Что же касается истории и, в частности, русской, то систематические лекции по этому предмету для молодежи (и то вне школ) удалось начать только осенью 1943 года. С педагогическим персоналом было труднее. Часть наиболее активных учителей-большевиков оказалась изъятой во время арестов, другие после кризиса ушли в партизаны, третьих пришлось перевести на иную, менее ответственную работу. С великим трудом удалось вернуть к педагогической деятельности бывших преподавателей высших учебных заведений и техникумов, которые при немцах по большей части работали в немецких хозяйственных учреждениях. Из числа этих последних назначены были и новые директора.
Некоторое косвенное благоприятное влияние на другие школы оказало новое, созданное летом 1943 года, учебное заведение — пастырские курсы. Последние были подчинены даже не церковному отделу (то есть не горуправе), а вновь образованному епархиальному управлению и не терпели совсем никаких стеснений в смысле программ от немцев. Ректором их был священник, член НТС, настоятель Софийского собора. Преподавателями — разные лица, по большей части непрофессионалы из городской околоцерковной интеллигенции. Слушателями — учащая и учащаяся молодежь из местных школ и районов. Без всякой помехи и постороннего вмешательства мы собирали и развивали на пасторских курсах своих молодых городских друзей.