Юг! (ЛП)

Когда в три часа дня, усталые, голодные, но довольные собой, мы вернулись обратно к пещере, то нашли ожидавший нас великолепный обед из тушёных альбатросов. Мы принесли с собой в робах большое количество жира и печень морского слона, чем сделали сюрприз нашим товарищам. Трудности лазания на обратном пути в лагерь почти убедили нас выбросить эти сокровища, но мы донесли их, за что и были вознаграждены в лагере. Протяжённый залив представлял великолепное зрелище даже для глаз, которые достаточно уже насмотрелись на окружающее величие и жаждали простых знакомых вещей из повседневной жизни. Его зелёно-голубые воды были покрыты зыбью, вздымаемой яростным северо-западным ветром. Горы, «суровые вершины, как яркие светила» проглядывались сквозь туман, а между ними с великого ледяного плато, лежавшего позади, стекали вниз огромные ледники. Мы насчитали двенадцать ледников и слышали каждые несколько минут вибрирующий рёв, вызванный откалывающимися от основных потоков массами льда.

14 мая мы занимались приготовлениями к раннему выходу на следующий день, если, конечно, продержится хорошая погода. Мы намеревались, если будет возможно, забрать по пути останки морского слона. К этому времени все оправились от раздражений, вызванных мокрой одеждой во время путешествия на лодке. Внутренние поверхности бёдер пострадали особенно сильно, и некоторое время после высадки в бухте передвигаться было крайне неудобно. Мы нанесли наш последний визит к гнездовью альбатросов на небольшом плато над пещерой посреди кочковатой травы, снежников и небольших озерков. Каждое гнездо состояло из насыпи более фута высотой, состоящей из травы, корней и земли. Альбатросы откладывают по одному яйцу и очень редко по два. Птенцы выводятся в январе и, прежде чем отправиться в море и стать самостоятельными, выкармливаются в гнезде родителями в течение почти семи месяцев. До четырёх месяцев птенцы представляют собой покрытые мягким пухом красивые белые комочки, но когда на сцене появились мы, их оперение было почти полным. Как правило, один из родителей всегда находился на страже рядом с гнездом. Нам очень не нравились атаки этих взрослых птиц, но голод был сильнее. На вкус птенцы были настолько хороши и помогали восстановиться до такой степени, что каждый раз, когда мы убивали одного из них, то ощущали глубокое чувство раскаяния.

15 мая стало великим днём. Мы позавтракали в 7.30 утра. Затем загрузили лодку и оттащили её вниз. Ночью прошёл сильный дождь и теперь дул порывистый северо-западный ветер вместе с туманной изморосью. Джеймс Кэрд направился в море с суровым видом, словно собирался на очередную битву. Мы прошли сквозь узкое жерло бухты и, поплыв мимо водорослей по обе стороны её уродливых скал, повернули к востоку, после чего весело поплыли вверх по заливу в солнечных лучах, пробивавшихся сквозь туман и в сверкающих в их свете отбрасываемых брызгах воды. В то ясное утро мы с нескрываемым любопытством взирали вокруг и испытывали чувство счастья. Мы даже напевали песню, и случайный наблюдатель, наподобие Робинзона Крузо, мог вполне принять нас за отправившуюся на пикник компанию, плывущую по норвежскому фьорду или по одному из прекрасных заливов западного побережья Новой Зеландии. Дул свежий ветер и, по мере продвижения, воды залива всё сильнее бились о побережье. Прибой был достаточно сильным, чтобы подвергнуть опасности лодку, если попытаться причалить на пляже, где лежал труп морского слона, поэтому мы решили идти к верховью залива без излишнего риска, мы наверняка могли рассчитывать найти морских слонов на верхних пляжах. Столь большие создания имеют привычку выбирать спокойные лежбища, защищённые от волн. Мы надеялись также найти пингвинов. Наши ожидания насчёт морских слонов оказались далеко небезосновательными. Ещё по мере приближения к изголовью залива мы услышали бычий рёв и вскоре увидели большие громоздкие фигуры животных, лежавших на пологом берегу. Мы обогнули заметный выступ на северной стороне залива (ныне Шеклтон Блаф, блаф (англ) — скальное образование в форме трапеции, далее по тексту встречается часто) и в 12.30 направили лодку к берегу на пологий пляж из песка и гальки с кочковатой травой выше ватерлинии. На нём лежали сотни морских слонов, и наша тревога относительно пищи исчезла. Мяса и жира было достаточно, чтобы обеспечить нашу партию на годы вперёд. Место высадки находилось приблизительно в полутора милях к западу от северо-восточной оконечности залива. К востоку от нас лежал язык ледника, заканчивающийся на пляже, но проходимый в направлении изголовья бухты, кроме как, разве что, во время сильного прибоя или высокой воды. Начался холодный моросящий дождь, и мы максимально быстро, насколько это было возможно, сделали себе жильё. Мы выволокли Джеймс Кэрд выше ватерлинии и перевернули его с подветренной (восточной) стороны выступа. Место было отделено от горного склона пологой сыпухой, поднимавшейся на двадцать или тридцать футов выше уровня моря. Вскоре мы превратили лодку в очень комфортабельную лачугу а-ля Пегготи, задерновав её по кругу травой, которую выкопали ножами. Один из бортов Джеймс Кэрд лежал на камнях, чтобы обеспечить низкий вход и, когда мы закончили, он выглядел так, как будто вырос в этом месте. Маккарти участвовал в этой работе с большим энтузиазмом. Морской слон обеспечил нас топливом и мясом, и вечер отдыха в лагере Пегготи был проведён в сытости и довольстве.

Наш лагерь, как я уже говорил, находился на северной стороне залива Кинг Хаакон Бэй недалеко от его изголовья. Путь к китобойной станции лежал мимо вдающегося в море конца ледника на восточной стороне лагеря и далее поднимался по снежному склону, который, казалось, выводил к перевалу в Хребте Эллардайса, который протянулся с северо-запада на юго-восток и формировал главный хребет Южной Джорджии. Этот хребет выполаживался напротив залива заметным понижением в направлении с востока на запад. Ледовое плато, покрывающее большую часть острова, заполняло долины и скрывало профиль земли, который проявлялся лишь высокими скальными хребтами, пиками и нунатаками. Когда мы осматривали местность из лагеря Пегготи, то ещё левее от нас просматривались два сравнительно лёгких пути на противоположный берег острова, но мы знали, что в этом месте он был необитаем (Поссешн Бэй, Залив Владения). Нам нужно было обратить внимание далее на восток, но из лагеря было невозможно оценить все препятствия, которые встретятся нам на пути. Я планировал подняться на выполаживание, а затем действовать по обстановке в выборе маршрута на восток к Стрёмнесс Бэй, где в небольших бухточках расположились китобойные станции Лейт, Хусвик и Стрёмнесс. Горный хребет с отвесными склонами, неприступными вершинами и крупными ледниками, лежавший к югу от Кинг Хаакон Бэй, казалось, являлся продолжением главного хребта. Между этим его ответвлением и перевалом над нашим лагерем был протяжённый заснеженный склон, поднимавшийся до внутреннего ледникового плато и достигавший скалистого гребня, перпендикулярного нашему пути и преграждавшему дальнейший путь. Этот хребет, по всей видимости, был боковым отрогом главного хребта. Его очертания выдавали четыре скальные вершины с перевалами между ними, которые издалека смотрелись вполне проходимыми.

Во вторник 16 мая погода была плохой и мы почти весь день провели под лодкой. Наша маленькая хижина была тесной, но предоставляла полную защиту от непогоды, и мы довольствовались ей с большим комфортом. Обильная еда из мяса и печени морского слона лишь увеличивала наше удовлетворение. Макниш рассказал, что днём видел крыс, питающихся объедками пищи, но это интересное наблюдение не подтвердилось. Вряд ли было возможно встретить крыс в таком месте, хотя и существовала мизерная возможность, что они попали на землю после кораблекрушения, и им удалось выжить в столь суровых условиях.

Следующим утром (в среду 17 мая) дул свежий запад-юго-западный бриз, с мокрым снегом, дождём и туманной пеленой. Я взял с собой на разведку Уорсли прогуляться к западу (ск. всего опечатка, востоку) с целью осмотреть местность, которую нужно было пересечь в начале путешествия. Мы обогнули конец впадавшего в море ледника и прошли ещё около мили по камням и покрытому снегом курумнику, после чего пересекли несколько крупных осыпей и морён. Мы выяснили, что вплоть до северо-восточного угла бухты было бы неплохо идти с санями, но не смогли получить большей информации относительно дальнейших условий из-за скрывших видимость снежных зарядов. Мы прождали с четверть часа просветления погоды, но были вынуждены повернуть обратно. Я убедился, однако, что мы сможем достичь снежного склона, ведущего к ледниковому плато внутренней части острова. Уорсли вычислил по карте, что расстояние от нашего лагеря до Хусвика на восточном азимуте было около семнадцати географических миль, но мы не рассчитывали, что сможем проследовать по прямой линии. Плотник начал делать сани для путешествия. Материалы, имеющиеся в его распоряжении, были ограничены в количестве и едва ли подходили по качеству.