Юг! (ЛП)

Пока обустраивался лагерь, я и Крин поднялись по травяному склону позади пляжа на вершину мыса. Там, к нашей великой радости, мы обнаружили гнёзда альбатросов с птенцами. Неоперившиеся птенцы были толстыми и коренастыми, и мы без колебаний решили, что им суждено умереть в столь раннем возрасте. Нашим самым главным поводом для беспокойства на данном этапе был недостаток топлива. У нас были пайки на десять с небольшим дней и теперь мы знали, что кроме этого могли разжиться ещё и птицей, но если мы хотели иметь горячее питание, то обязаны были найти и топливо. Его привезённые с собой оставшиеся запасы были очень маленькими и, казалось целесообразным, сохранить их для использования в ожидавшем нас пешем путешествии. Морской слон или тюлень обеспечили бы нас как топливом, так и пищей, но мы никого в округе пока не видели. Утром мы разожгли в пещере огонь из дерева от обшивки палубы лодки и, несмотря на едкий дым от сырых палок, разъедавший наши и так воспалённые глаза, тепло и перспектива горячей пищи были достаточной компенсацией за это. Крин был за кока в тот день, и я предложил ему одеть очки, которые он случайно захватил с собой. Очки сильно помогли ему, когда он склонялся над огнём и мешал тушёное мясо. Что за мясо это было!!! Молодые альбатросы весили приблизительно по четырнадцать фунтов каждый, а после свежевания и разделки, как мы прикинули, не менее шести. На шесть человек приготовили четыре птицы вместе с бовриловским соусом для густоты. Их мякоть была белой и сочной, а не полностью сформировавшиеся кости практически таяли во ртах. Это был памятный обед. Когда мы наелись до отвала, то подсушили на углях костра табак и, довольные, закурили. Мы попытались подсушить нашу одежду, которая была пропитана солёной водой, но это не увенчалось успехом. Мы не могли позволить себе жечь костёр кроме как для приготовления пищи до тех пор, пока не найдутся жир или плавник.

Заключительный этап путешествия ещё предстояло предпринять. Я понимал, что состояние партии в целом, а в частности Макниша и Винсента, не позволит нам выйти в море, кроме разве что крайней необходимости. Наша лодка, помимо этого, была теперь без палубы, а я сомневался в стабильности погоды на острове. Мы находились в 150 милях от китобойной станции Стрёмнесс на морском побережье. Альтернативой морскому пути был вариант попытаться пересечь остров. Если мы не сможем этого сделать, то должны были обеспечить себя достаточным количеством продовольствия и топлива, чтобы продержаться зиму, но о такой перспективе нечего было и думать. На Элефанте двадцать два человека ожидали спасения, принести которое могли только мы. Их положение было ещё хуже, чем наше. Мы должны были поднажать. Но несколько дней должны были пройти, прежде чем наши силы в достаточной степени восстановятся, чтобы позволить нам догрести или пройти под парусом последние девять миль до изголовья залива. За это время мы могли бы сделать кое-какие приготовления, высушить одежду, воспользовавшись каждой крупицей тепла огня, который жгли для приготовления пищи. Той ночью мы легли спать рано, и я помню, что мне снилась гигантская волна, а также проснувшихся спутников, кричащих мне что-то, когда я смотрел наполовину закрытыми глазами на возвышающуюся скалу на противоположной стороне бухты. Незадолго до полуночи внезапно начался северо-восточный шторм с дождём и мокрым снегом. Он согнал в бухту часть ледниковых обломков и в 2 часа ночи (12 мая) наша маленькая гавань была наполнена льдом, который колыхался на волнах и выталкивался на пляж. Но у нас под ногами была твёрдая земля и мы могли смотреть на это без особого беспокойства. На рассвете пошёл дождь, температура была, пожалуй, самой высокой за последние многие месяцы. Сосульки, свисающие над нашей пещерой, таяли и ручейками стекали вниз, и мы были вынуждены быстро пересекать вход, чтобы не попасть под упавшую глыбу льда. Один такой кусок весом в пятнадцать или двадцать фунтов рухнул вниз, когда мы завтракали. Ещё мы обнаружили, что ночью снизу спального мешка Уорсли образовалась большая дыра. Уорсли проснулся от жжения в ногах и спросил соседей, всё ли в порядке с его спальным мешком, те посмотрели, но не увидели ничего особенного. У нас всех были поверхностно обморожены ноги, и это вызывало болезненное жжение конечностей до тех пор, пока со временем не слезала кожа. Уорсли подумал, что жар в ногах вызван обморожением и, оставшись в мешке, завалился спать дальше. Когда утром он проснулся, то обнаружил, что трава, которую мы положили на пол пещеры, затлела от уголька и прожгла большую дыру в спальном мешке под его ногами. Сами ноги, к счастью, не пострадали.

Наша команда провела спокойный день, приводя в порядок одежду и снаряжение, перебирая припасы, кушая и отдыхая. Несколько молодых альбатросов нашли свой благородный конец в нашем котелке. Птицы гнездились на небольшом плато справа от нашего пляжа. Ранее мы обнаружили, что когда высаживались с лодки в ночь на 10 Мая, то потеряли руль. Джеймс Кэрд сильно ударился кормой, когда мы выбирались на берег, и, по всей видимости, тогда руль и сбило. Тщательные обыски пляжа и скал в пределах нашей досягаемости ничего не дали. Это была очень серьёзная потеря, даже если путешествие к началу залива будет проходить в хорошую погоду. В сумерках лёд в бухте вставал дыбом и вылезал на берег. Он дошёл практически до гряды камней у края травы, где лежал Джеймс Кэрд. Некоторые из кусков льда вытолкнуло практически ко входу в нашу пещеру. Его фрагменты валялись всего в двух футах от Винсента, который лежал ниже всех, и всего в четырёх футах от кострища. Днём Крин и Маккарти принесли ещё шесть молодых альбатросов, так что мы были хорошо обеспечены свежей пищей. Температура воздуха этой ночью, вероятно, была не ниже 38 или 40 градусов (+5 °C), и нам стало даже неуютно в своих тесных спальниках от столь непривычного тепла. Наши чувства по отношению к соседям в этом плане варьировались. Когда температура была ниже 20 градусов, то мы старались прижаться как можно ближе друг к другу, но стоило температуре повыситься на несколько градусов, как тепло другого человека переставало быть благом. Лёд и волны угрожающе шумели всю ночь, но я слышал их только сквозь сон.

Утром в субботу 13 мая бухта всё ещё была полна льда, но уже во второй половине дня его отнесло отливом. А затем произошла удивительнейшая вещь. Приплыл руль, во всей огромной Атлантике, среди побережий двух континентов он выбрал в качестве места для приюта нашу бухту. Не веря своим глазам, мы наблюдали за тем, как он приближался, движимый капризным влиянием ветра и волн. Он подходил всё ближе и ближе, пока мы ждали на берегу с вёслами в руках и, в итоге, смогли его подхватить. Это, конечно, было невероятно! Стоял солнечный и ясный день, одежда подсыхала, силы возвращались. Бегущая среди травы и камней вода ласкала слух. Мы отнесли наши одеяла на вершину холма и попытались высушить их на ветру тремястами футами выше уровня моря. Во второй половине дня мы стали готовить Джеймс Кэрд к переходу к изголовью Кинг Хаакон Бэй. Полуденные наблюдения показали широту 54,10:47° ЮШ, но если верить немецкой карте, широта должна была быть 54,12° ЮШ. Вероятно, наблюдения Уорсли были более точны. Этой ночью мы поддерживали огонь до тех пор, пока не легли спать, ещё днём, лазая по скалам над бухтой, я увидел у подножья утёса выброшенный волнами разбитый шпангоут. Мы достали его, спустившись с обрыва и, таким образом, запаслись топливом и могли позволить себе жечь фрагменты палубы Джеймс Кэрда более свободно.

Утром того же дня (13 Мая) Уорсли и я отправились на северо-восток, чтобы осмотреть залив и, по возможности, собрать некоторую информацию, которая могла бы быть полезна на следующем этапе нашего путешествия. Это было нелегко, но пройдя за два часа около двух с половиной миль, мы смогли осмотреть верховья залива. Мы не смогли, к сожалению, хорошо рассмотреть местность, которую намеревались пересечь, чтобы достичь китобойной станции на другой стороне острова. Мы перешли несколько ручьёв и замёрзших карстовых озёр, и в месте, где вышли на пляж на берегу залива, нашли несколько обломков, 18-ти футовую балку (вероятно часть стеньги), несколько кусков обшивки и маленькую модель корабля, очевидно, детскую игрушку. Мы ужаснулись трагедии, свидетелем которой стала эта бедная безделушка. Мы также встретили нескольких папуанских пингвинов и молодого морского слона, которого Уорсли убил.