Страница 2 из 9
В комнате поет маленький голубой радиоприемник. Аня перестает плакать и поет вместе с приемником «Две ласточки». Очень красивая песня, особенно одно место без слов, где только голосом выпевается чудесная мелодия. Как в «Жаворонке» и «Соловье», которые тоже часто поют по радио, и папа их поет. Он очень хорошо поет, и Аня ему подпевает. Она уже узнаёт и может напеть сорок арий, романсов и песен, папа записывает их в записную книжку. Она давно уже умеет хорошо говорить, но почему-то в последнее время говорить стало трудно. Говорят, это потому, что она испугалась. Аня знает, что ей полезно петь, и поет даже больше, чем раньше. А еще дедушка с ней занимается. Они забираются с ногами на большую высокую кровать, где ночью спят мама с папой, и хором говорят нараспев «мама, па-па, А-ня, ду-ра» – и смеются. «Ho-га, ру-ка, по-па» – и опять смеются. Дедушка немножко шалун, а папа большой шалун. Он поднимает Аню на одной руке к потолку, мама говорит ему «перестань!», а Аня кричит «еще, еще!».
У дедушки своя маленькая комната, а в большой комнате живут мама с папой, Аня и раньше жила Нюра, но больше она у них не работает. Аня теперь ходит в академический детский сад. Ей еще нет трех, но дедушка договорился, и ее приняли, потому что она говорит не хуже трехлетних – она уже не заикается – и очень самостоятельна. «Я сама!» – говорит она, когда взрослые хотят ей помочь. Шнурки на ботинках умеет завязывать не хуже мамы и даже лучше папы, он их по-другому завязывает, труднее. Даже шарф не дает завязать сзади, как у других детей, и у нее единственной он завязан под подбородком. Они ходят гулять парами. Солнце такое яркое, капли падают с крыш. Все дети сняли варежки, и они болтаюся из рукавов на резинке. Аня ходит в паре с Татой Ивановой. Хорошее имя – Тата.
Кто-то разбил стакан с киселем, и воспитательница ругает Аню. «Это не я!» Но воспитательница не верит и ставит ее в угол, а вечером жалуется папе. «Это ты сделала?» – спрашивает папа. «Нет!» Не может же она сказать, что она, если это не она. Кто – Аня не знает. «Аня никогда не врет, – говорит папа. – Она всегда говорит правду». Ане приятно, что папа ей верит. Оказывается, она никогда не врет, а она и не знала!
Мама и папа взяли Аню на первомайский парад. Ей разрешили снять пальто и остаться в нарядном синем шерстяном платье с белым воротничком. У нее новый красный фетровый капор, в руке красный флажок. Всюду музыка, цветы, папа иногда несет ее на плечах, и Ане хорошо все видно. Дядя Веня из папиного университета подарил ей «раскидай» и «уйди-уйди». Никогда еще ей не было так весело.
Летом Аня едет с садиком на дачу. Большой дом с колоннами, большая лужайка. Мама с папой приезжают к ней по воскресеньям. К их приезду Аня всегда надевает светло-голубое батистовое платье с вышитой кокеткой, от которой колоколом расходится слишком длинная юбка, и собирает для них букет цветов. Потом они уезжают, а Аня остается. А однажды они приехали и забрали ее с собой, хотя другие дети остались. Анина кроватка стоит теперь в дедушкиной комнате, она будет там жить. Дедушка уехал далеко-далеко. В садик она ходить больше не будет, ведь это дедушка работал в Академии наук, а не мама с папой.
Папа учится в университете, во время войны он не учился, потому что был на фронте. А бабушка погибла во время войны от бомбежки. У папы есть орден, медали, офицерский ремень и планшет, с которым Ане можно иногда играть. А ремнем папа однажды вечером шлепал Аню. Она лежала в своей кроватке, а папа сидел рядом на стуле, размеренно опуская ремень. Ане не больно, потому что на ней синие теплые штаны с начесом, которые ей обычно надевают в холодную погоду, но ужасно обидно. Папа хотел, чтобы она перестала плакать и спала, тогда он перестанет ее шлепать, а она всхлипывала и не могла остановиться.
Когда мама поздно приходит из аспирантуры, Аня проводит вечера с папой и его друзьями. Они играют в преферанс и курят, над столом поднимается синий дым. Они рассказывают анекдоты и смеются. Аня говорит, что тоже знает анекдот. «К одной тетеньке пришел дяденька умывальник чинить, и тут пришел муж. Дальше я не помню, но очень смешно». Все смеются. И Аня смеется, как большая. Только папа не смеется. А дядя Веня садится на пол напротив Ани, и они начинают играть, катая друг другу большой мяч. Потом мама приходит из аспирантуры, открывает форточку и ругает мужчин, что столько курят при ребенке.
Днем Аня ходит к соседке тете Шуре. У тети Шуры железная кровать с белым кружевным подзором, занавесками на спинках с обеих сторон и пирамидкой из подушек. В комнате у нее всегда темно, у Ани светлее. Тети-Шурин муж дядя Володя хороший, он любит Аню. Еще он любит водку. Иногда по вечерам тетя Шура кричит у себя в комнате. Она носит длинные темные юбки. Вместо одной ноги у нее большой деревянный ботинок. Она медленно поднимает его при ходьбе и тяжело ставит на землю.
3
Мама ищет няню. Они пошли в баню. Не мыться, а за домработницей. Там, в комнате на верхнем этаже, много-много железных коек, как у тети Шуры, только узких и без занавесок и подзоров. На них сидели и лежали женщины, некоторые с детьми. Они приехали в Ленинград после войны из деревни. У каждой кровати тумбочка, на одной тумбочке девочка с длинной косой в коричневом платье и с карандашом в руке разложила тетрадку. Аня подходит к ней:
– А что ты рисуешь?
– Я не рисую, я пишу.
– А что ты пишешь?
– Уроки делаю.
Аня поколебалась, вытащила из кармана конфету и дала девочке с косой. Девочка сразу ее развернула и сунула в рот.
Мама увидела Тоню, та тоже лежала на кровати, и Тоня увидела маму. Заметив маму, встала, оделась, взяла баул:
– Я готова, Ольга Петровна!
– Пойдем, Анечка!
Мама берет Аню за руку, Аня берет Тоню за свободную руку и идет между ними вприпрыжку, иногда подтягиваясь на руках и поджимая ноги. Тоня будет у них жить. Летом Аня поедет не на дачу с садиком, а к Тоне в деревню.
Чуй-чуй-чуй-чуй!
На дороге не ночуй:
Едут дроги во всю прыть,
Могут ноги отдавить.
А на дрогах сидит дед,
Ста четырнадцати лет,
А у деда борода —
Вот оттуда и сюда,
А оттуда через сюда
И обратно вон туда.
Если эту бороду
Расстелить по городу,
То проехали б по ней
Сразу тыща коней…
Ане нравится это говорить, как будто медленно тараторишь, раз-два, раз-два, раз-два, раз. Больше похоже на считалку, а не на стихотворение. Это мама ее научила. Наверно, этот дед большой, седой и косматый. Сто четырнадцать лет– это очень много. А вот борода у кого больше, интересно, – у него или у дядьки Черномора?
Папа тоже знает много интересного. Вот, например: «За буфетом, под паркетом, у стены Алеша жил. Он зимой и даже летом в шубке серенькой ходил». Как будто про мальчика Алешу, а на самом деле это про мышонка. Аня терпеть не может мышей, но этот Алеша ей нравится. А еще они с папой поют про муху:
Снег в окно стучится глухо
Зимний ветер дует.
На окошке сидит муха,
Думает, горюет:
«Вот кабы мне валенки,
Полушубок маленький
Да суконные штаны —
Дожила б я до весны!»
Мух Аня тоже терпеть не может. Но эта, в валенках и теплых штанах, синих с начесом, как у Ани, ей очень симпатична. Еще ей поют колыбельные. Мама – «Спи, моя радость, усни», Тоня – «Баю-баюшки-баю, не ложися на краю», папа – «Месяц над нашею крышею светит»: «Спи, мой воробышек, спи мой сыночек», только вместо «мой сыночек» он поет «мой Нюточек». Папа хотел, чтобы у него был сын, но Аня, он считает, не хуже. Хотя Нюра говорила, что Аня хуже мальчика. Иногда зимой, когда Аня гуляет в валенках, шубе, шапке и башлыке, прохожие у нее спрашивают: «Ты девочка или мальчик?» И Аня отвечает: «Я девочка, но я немножко похожа на мальчика». А еще в той песне есть слова «вырастешь скоро, дорогу укажет Сталин своею рукой». Она знает стихотворение про Сталина: «Я маленькая девочка, играю и пою, я Сталина не видела, но я его люблю».