Страница 46 из 68
Автобус домчал его до города, потом другой автобус доставил на нужную улицу, труднопроизносимое название которой Антон несколько раз восстанавливал в памяти при помощи записной книжки. Без особого труда он нашел Валькин дом. За дверью открылась широкая пологая аристократическая лестница с дубовыми перилами. В вестибюле стояла каменная ваза, а на ней была дощечка с надписью: «Не для окурков» «А для чего?» — подумал Антон. Но не смог изобрести никакого полезного применения этой вазе, похожей на поставленное торчком яйцо допотопного птеродактиля. Желание идти в гости почти угасло в нем, но все — таки он поднялся на третий этаж. Там обнаружилась Валькина квартира. На медной дощечке было написано вязью: «Доктор Мускатов», а из-за двери доносился гул, напоминавший о морском прибое или о прикрытом подушкой проигрывателе.
«Не спят еще», — сказал себе Антон и сильно нажал кнопку звонка. Дверь загремела, распахнулась. В лицо ему ударил многоголосый гам, перемешанный с музыкой, и он шагнул вперед прямо в двойные объятия Билли Руцкого и лохматой девчонки которая тут же чмокнула его в щеку, потом попятилась прикрыла лицо рукой и сказала:
— Ах, простите.
Больше никого не было в просторной прихожей, только бамбуковая вешалка гнулась под грузом многих женских пальто и морских шинелей. Антону стало весело. «Э, да они тут целовались», — подумал он и сказал:
— Добрый вечер. По какому поводу веселье?
— Здравствуйте, — сказала девчонка и стала приглаживать обеими руками лохматую голову.
Изысканно красивое лицо ее, широкое в скулах с дичинкой в синих, умело подкрашенных глазах навело Антона на мысль об индейских племенах Центральной Америки, впрочем, и о Древнем Египте он тоже подумал. Теория о путешествиях слуг фараонов через Атлантику получила, по его мнению, новое веское подтверждение.
— Валькин день рождения празднуем, — сказал Болеслав Руцкий. — А ты почему так поздно?
Раздался зычный зов из недр квартиры:
— Кого там черти принесли?
— Антона Охотина! — откликнулся Билли.
— Волоки его за стол!
— Как же его поволокешь, у него второй разряд по боксу! — крикнул Билли.
— Тогда пусть идет своими ногами!
Девчонка, похожая одновременно на дочь Рамзеса и на дочь Монтесумы, уже расстегивала крючки на его шинели.
Опередив Билли, Антон взял ее под руку и повел к двери в комнату, из которой доносились шум и голоса.
— На всякий случай, как вас зовут?
— Ни на какие всякие случаи не рассчитывайте, — произнесла она так серьезно, что Антон засомневался, целовалась ли она тут с Билли. — А зовут меня Инной.
Она толкнула дверь ногой.
Валька Мускатов праздновал свой день рождения, двадцать один год, полное и несомненное совершеннолетие. Праздник начался давно, о чем свидетельствовали распотрошенные тарелки с едой, пустые салатные блюда и вазы, почти уже без фруктов и конфет. От жареного поросенка остались одни лишь позолоченные копытца. На крахмальной скатерти еще сверкало несколько белых, как тундровый снег, пятен. Лица гостей пылали, глаза блестели, и языки забегали вперед мысли. Состав присутствующих был на редкость выдержан — курсанты и такие девчонки, что известный Парис, сын Приама, надолго задумался бы, которой присудить яблоко. Все улыбались новому гостю, кричали кто во что горазд.
— Штрафной кубок святому Антонию! — провозгласил Валька.
Инна медленно пошла к двери.
— Опоздавшим штраф! — надрывался десяток голосов.
Антон провожал глазами Инну. Она на миг обернулась и вышла из комнаты.
Билли Руцкий протянул ему вазу с вином.
«Зачем это мне, — думал Антон. — После моря, после рыбаков. Я просто не желаю пить глупый штрафной кубок после того, как выпил наградные полстакана. Наверное, они думают, что хотят мне добра. Но в море мы были не вместе. И мне здесь, в общем — то, нечего делать. Надо уйти. А что соврать чтобы их не обидеть? И куда уйти? На вокзал?»
— Погодите, люди, — сказал он. — Я кое-что забыл в шинели.
— В таких случаях надо говорить, что идешь звонить по телефону, — удачно понял его Валька Мускатов.
— Пусть так, — усмехнулся Антон и вышел из комнаты плотно прикрыв за собой дверь.
Инна сидела на сундуке в прихожей, курила, неловко держа в пальцах длинную сигарету с желтым фильтром.
— Вы уже выхлебали ваш кубок?
— Я бы с радостью сердца отсюда смылся, — сказал Антон.
— Что же вас удерживает? Как раз удобный момент.
— Недостойно, вроде бы, украдкой…
— Бабушкин предрассудок, — махнула она рукой. — Мне кажется, что сегодня в вашей жизни произошло что-то необычайное.
— Было дело, — кивнул Антон.
— Расскажите. Развлеките девушку…
— Я добирался от Линты на катере, — начал Антон. — В море случилась авария…
Он подробно рассказал Инне, как пятьдесят человек сталкивали с отмели МО-32, как командир Кипяченов подарил шлюпку председателю колхоза, как необычайна и безбрежна была радость. И только как заснул после всего этого — умолчал.
— Теперь понятно, почему вы отказались от пошлого штрафного кубка, — улыбнулась ему Инна. — Глупо было бы обменять ваше высокое чувство на простое опьянение. И вообще глупо опьяняться… вином.
Он согласился с ней, не уточняя на словах, чем же опьяняться умно…
Из-за угла коридора появился Билли Руцкий.
— Поздравляю, святой Антоний, — выдавил усмешечку Билли, когда Инна ушла из прихожей.
— Идиот, — сказал Антон.
— Я-то не идиот, — покачал головой Билли.
— Билли, — тихо сказал Антон. — Это очень хорошо, что ты не идиот. Пойми в таком случае, что у нас с Инкой ничего пошлого не было, и внимание мы друг другу оказывали чисто приятельское. И если ты посмеешь болтать какие-либо домыслы на этот счет, я совершу такое, что безымянная могила по сравнению с тобой покажется оратором.
Антон сгреб у него на груди тельняшку. Билли сморщился.
— Я человек покладистый и никому не хочу зла. Не знаю и не надо мне знать, что вы делали. Разожми пальцы, отпусти душу. Мне только завидно, что такая дева не со мной пошла завивать горе веревочкой. Тебе на этот раз повезло.
— Все-таки ты идиот, — сказал Антон и сплюнул в сторону. Когда он зашел в комнату, гости выворачивали карманы,
сыпали на стол мелочь и мятые рубли.
— Кто больше! — гнусавил Валька Мускатов голосом вагонного попрошайки. — Не на хлеб ведь собираем!
Антон выудил из записной книжки единственную свою двадцатипятирублевку и положил поверх мелочи.
Девчонки сбегали в магазин, принесли снеди, снова наполнили вазу конфетами и возвратили Антону примерно половину его четвертного.
— Спасибо, на билет хватит, — удовлетворился Антон. Уселись завтракать, расхватали дымящуюся картошку. Антон накрыл свой бокал куском ветчины. Святого Антония долго не уговаривали. Даже отнеслись к этому поступку с уважением. Инна решительно ухаживала за его тарелкой. Заметив пронзительный взгляд завистливого Билли, Антон показал ему из-под стола кулак. Билли отвел глаза и приналег на жидкое.
Но все-таки примазался провожать Антона на вокзал.
Потянулась, засопела, заковыляла, спотыкаясь, послеотпускная раскачка. Слушали лекции через пятое на восьмое, записывали и того меньше, толковали меж собой о дальнем, невоенном, в строю ходили, сбиваясь с ноги. Все мысли и мечтания были еще там, и по ночам снилось — кому ласковая мама, кому заплаканная на прощание девчонка, кому танцулька в голубом зале со светоэффектами, кому стол с пирогами.
Резко увеличился коэффициент мелких дисциплинарных взысканий и двоек. Коэффициент поощрений заметно уменьшился. Увольнение в ближайшую субботу светило далеко не всему личному составу, но особого уныния по этому поводу не наблюдалось: за десять суток отпуска нагулялись по самые уши можно и отдохнуть, пролежать беспечно уикэнд на казенном матрасе, почитать, наконец, книженцию да поколотить шары в бильярдном зале, кто обожает это занятие. Тем более что за окнами вьюжит февраль.