Нержавеющий клинок

— Есть еще раненые? — спросил политрук и потерял сознание.

Кроме политрука, раненых в вагоне не было.

Не доезжая нескольких километров до станции, эшелон остановился: загорелся вагон с имуществом. Красноармейцы бросились тушить пожар, а Нина Спивак уложила на крестьянскую повозку раненого политрука, — по приказу начальника эшелона она должна была сопровождать его до ближайшей больницы. Политрук побледнел, осунулся. Временами приходил в сознание и пересохшими губами просил пить. Как назло, палило солнце. Нина смачивала платочек водой из фляги, протирала горячее лицо политрука и беспрерывно спрашивала повозочного: «Далеко ли еще?» Восемь километров показались ей непреодолимыми. Больше всего она боялась, чтобы политрук не умер в пути, и слезно попросила возчика подгонять лошадей. Старик сочувственно смотрел на раненого и спокойно отвечал:

— Не могу, доченька, не могу. Надобно ехать потише. Видишь, какая ухабистая дорога. Этак мы его, бедняжку, не довезем.

С трудом они добрались до больницы. Светлый одноэтажный дом, обсаженный деревьями и кустами, напоминал школу. Политрук был первым раненым, доставленным сюда, и ему оказали максимальное внимание. Сделали укол, сменили повязки, внимательно осмотрели рану и пришли к выводу, что ему необходимо срочное переливание крови. Молодой врач-хирург положил руку на плечо Нины, с горечью сказал:

— К большому сожалению, милая, у нас нет первой группы крови, а вашему командиру нужна именно эта группа. Будем подыскивать донора, хотя время не терпит…

— У меня первая группа — берите, — спокойно заявила Нина.

— Тогда приготовьтесь, сделаем прямое переливание.

То ли от чрезмерного волнения, а может, от частичной потери крови, Нина после всего мгновенно уснула. А отдохнув, сразу же заторопилась: нужно было добраться до железнодорожной станции и догнать свой эшелон.

Когда Нина уходила, политрук еще спал…

Было уже за полночь, когда Нина Архиповна закончила письмо генералу. «Прошло столько лет, многое позабыто, но тот день я помню, словно это было вчера. Если ко всему еще добавить, что я, девчонка, была тогда в вас влюблена, то вы поймете мои страдания. Очень переживала, когда узнала, что через неделю немцы захватили тот городок, где я оставила вас. И вот сегодня я снова увидела вас! Сначала засомневалась, — вы ли это? Но когда услышала ваше „вот так“ — сомнений не осталось и радость переполнила мое сердце…»

На утро Нина Архиповна вложила письмо в конверт, подписала адрес и вдруг задумалась: «А стоит ли тревожить старые раны? Что от этого изменится? Нет, пусть все остается, как было», — твердо решила Нина Архиповна и, разорвав письмо на куточки, бросила в корзинку.

— Вот так! — тихо сказала она.

У незнакомого поселка

Профессор научно-исследовательского института садоводства Виталий Иванович Задорожный вместе со своим помощником с раннего утра находился в опытном саду института. Богатырской наружности, седой, с крупными чертами лица, Виталий Иванович говорил медленно, рассудительно, вплетая в речь народные поговорки, которых знал уйму.

Остановившись возле кудрявой рябины с необыкновенными плодами, Виталий Иванович рассуждал:

— Народная мудрость утверждает, что, если человек за свою жизнь посадил хотя бы одно дерево, значит, он жил не зря. Но для нас этого слишком мало. Наш долг улучшать и выводить новые сорта плодовых деревьев. Это, разумеется, нелегко, но дерзать надо. Под лежачий камень вода не течет… За последние годы наша селекционная наука шагнула далеко вперед, но дедушку Мичурина пока никто не обогнал…

— Виталий Иванович, а ведь сегодня на повестке дня ученого совета ваша «морозовка», — заметил его помощник. — Не забыли?

— Чудной вы человек, Семен Семенович, к этому совету я готовился почти двадцать лет, и вдруг «забыл»…

Яблоня «морозовка», которую после долгих, кропотливых лет вывел Виталий Иванович, занимала особое место в его жизни. Бессемянная «морозовка» давала красивые вкусные крупные плоды, отличавшиеся устойчивостью против заболеваний и морозов. В этом году закончился ее «испытательный» срок, и ученый совет должен был сегодня окончательно определить ее судьбу.

…Кроме членов ученого совета на заседание пригласили практических работников и всех научных сотрудников института. Только что снятые с дерева яблоки красовались в вазах на столах, наполняя зал заседаний приятным ароматом.

Виталий Иванович волновался. Сегодня его детище получало путевку в жизнь. Многие годы было отдано селекции нового дерева, но, кроме того, был еще один секрет, который он собирался сегодня «открыть» своим коллегам.

После того, как «морозовка» была аттестована высшим баллом, Виталий Иванович попросил слова. Поднявшись на сцену, он поблагодарил всех, кто помогал ему в работе, поблагодарил членов ученого совета.

— А сейчас, дорогие товарищи, я открою вам свою маленькую «тайну», — сказал он, и в зале установилась такая тишина, что было слышно, как влетел в открытое окно бархатный шмель. — Яблоню я назвал так не случайно, — продолжал Виталий Иванович. — Летом сорок второго года на фронте погиб мой друг Анатолий Морозов. Тогда-то я дал клятву товарищам сохранить память о нем и, если уцелею, увековечить его фамилию… — Взволнованный профессор замолчал, протер платком увлажненные глаза и тихо сказал: — Я счастлив, что через два десятилетия мне, наконец, удалось сделать этот скромный памятник моему погибшему фронтовому другу…

А было все так.

…Железнодорожный мост над широкой тихой рекой оказался в руках противника. Днем и ночью шли по нему на восток составы с военными грузами. Оказавшись в руках у немцев, этот важный объект усиленно охранялся. Для его охраны было выделено специальное подразделение. Рядом с мостом, по обе стороны реки, стояли замаскированные зенитные установки.

Чтобы замедлить продвижение врага вперед, нужно было во что бы то ни стало взорвать эту важную питательную артерию фронта. Тем самым выиграть у противника несколько суток во времени. Наши самолеты несколько раз пытались разбомбить мост, но безуспешно: он стоял, словно завороженный. А командование грозно требовало: во что бы то ни стало уничтожить!

Две группы разведчиков-добровольцев ушли в тыл противника на выполнение особо важного задания. В каждой группе было по пять человек. К объекту группы пробирались каждая своим маршрутом, на десятые сутки была предусмотрена их встреча в определенном пункте.

Одну группу повел сержант Виталий Задорожный, другую — сержант Анатолий Морозов. Задорожный был самый старший среди разведчиков: накануне войны он закончил сельскохозяйственный институт. Было у него еще одно преимущество перед другими разведчиками: он в совершенстве владел немецким языком, в начале войны работал переводчиком. А в тылу врага знание его языка — не последнее дело.

К условленному месту встречи вместо десяти разведчиков пришло только восемь. Двое погибли в пути. Целую неделю разведчики «вживались» в обстановку, уточняли детали разработанного плана. Вопрос стоял так: погибнуть, но мост взорвать.

…Железнодорожный состав, груженный боеприпасами, въехал на мост точно по расписанию. Был второй час ночи. Моросил мелкий дождь. Берега реки затянуло дымкой. Когда до предпоследней опоры оставалось метров пять, раздался сильный взрыв. Паровоз, как вздыбленная лошадь, поднялся над мостом и рухнул вниз, с шумом втягивая за собой в реку вагоны. Начали взрываться боеприпасы. Небо озарилось тревожным светом.

Разведчики находились уже далеко от моста, но волна взрыва докатилась и до них. От радости они бросились целоваться: задание выполнено! Особую роль сыграл в этом сержант Морозов. Он пошел на большой риск и только чудом уцелел — четверо его помощников погибли. И теперь четверо разведчиков возвращались к своим. Передвигались в основном ночью, но несмотря на это где-то на полпути их обнаружили. Началась погоня, во время которой был тяжело ранен Морозов. Его взваливали на плечи и несли поочередно. Наконец разведчики приблизились к переднему краю. На горизонте пылало смутное красноватое зарево. Пахло пороховой гарью. Это был самый трудный отрезок пути. Разведчики уже не шли, а ползли, перекладывая Морозова со спины на спину. Когда небо озарялось осветительными ракетами, воины намертво прижимались к земле. Отчетливо слышалось постукивание пулеметов, треск автоматных очередей. Громадные щупальцы прожекторов раскраивали ночное небо. Их лучи расходились по сторонам и опять скрещивались.