Страница 85 из 99
Мими стала успокаивать:
— Котик, поищи лучше… Вспомни, может ты его оставил у себя в номере?!
Но Гаснер продолжал выворачивать карманы и приговаривать:
— Хорошо сказать «котик, ищи получше»!.. У меня в магазине товару на два миллиона лей и то я знаю, где лежит каждая иголка, а тут портмонет и там десять тысяч лей и еще пятьсот сверху, в отдельном карманчике, и вдруг я не знаю, куда положил!.. Ну, так вы еще видали такие фокусы? А? Ограбили, как отца в мирное время одесские проститутки!..
Услышав слово «ограбили», Мими вскочила, словно ужаленная:
— Это кто же тебя ограбил? Я?
— А я знаю?.. — пожал Гаснер плечами. — Ты или твой брат — мне от этого не легче. Я знаю лишь, что у меня был портмонет, а теперь его нету…
Мими прикусила палец и на минуту задумалась. Посмотрев на побледневшее лицо Гаснера и на лежавшего с закрытыми глазами Лулу, она на цыпочках подошла к последнему и, схватив одной рукой его пышную шевелюру, второй так вцепилась в щеку, что Гаснер вскрикнул «у-ва!», а Лулу сразу вскочил. Пока он с невинным видом оглядывался, будто не понимая, что происходит вокруг, и недоуменно потирал расцарапанную щеку, Мими снова с размаху ударила его по лицу и истерически закричала:
— Сейчас же гони кошелек, не то я изорву в клочки твой костюм и пальто и исцарапаю твою подлую рожу! Слышишь!..
Гаснер стоял в углу и дрожал, словно только что вылез из проруби…
— У-ва! Я прошу, не надо это… Выпусти меня, и я уже не хочу больше портмонет…
— А ты, каракатица лысая, замолчи, — огрызнулась Мими, — не то я тебе покажу, что такое «ограбили»…
Гаснер еще больше затрясся.
— Да, да, да, я молчу… Молчу, Мимочка, я…
Мими снова замахнулась, однако на этот раз Лулу перехватил ее руку, но она вырвалась, бросилась к столу и, схватив бутылку, уже нацелилась запустить ею. Тогда он извлек из-за борта пиджака черный кожаный бумажник, небрежно кинул его на кровать, потом как ни в чем не бывало подошел к вешалке и стал одеваться.
Гаснер просиял, увидев бумажник, однако взять его не осмелился и продолжал стоять, бросая умильные взгляды то на Мими, то на портмоне.
Мими поставила бутылку на стол и, подбоченившись, с издевкой сказала:
— Господин инспектор американской фирмы «Лондон-Экспок», воришка ты, да еще мелкий…
Лулу надвинул на лоб шляпу, провел рукой по щеке, из которой сочилась кровь, и, уже взявшись за ручку двери, обернулся к Мими:
— Мы еще, мадемуазель, посмотрим!.. Это вам…
Однако он не успел досказать: Мими в ярости вскинула ногу, и башмак угодил Лулу в висок. Лулу согнулся от боли, хотел что-то сказать, но увидев, как Мими снова бросилась к столу за бутылкой, мигом исчез за дверью.
Гаснер, казалось, не дышал. Он держался за отвороты пиджака и делал глотательные движения, словно его одолела икота.
Мими одела башмак, взяла с кровати бумажник и подошла к Гаснеру:
— Заберите свой «портмонет» и знайте, что хоть я проститутка, однако честнее вас, вшивый коммерсант!.. А за «ограбили» вот вам, — Мими развернулась и так ударила Гаснера бумажником, что он вскрикнул, ухватившись за щеку, и неуклюже попятился к выходу, приговаривая:
— Мимочка, э… не сердись. Это я нечаянно… Ты знаешь… я люблю тебя!
Мими сурово глянула на Гаснера, и ему показалось, будто она снова собирается наброситься на него; в ужасе он крикнул:
— Я уже ухожу, не сердись, ей-богу, ухожу!..
Оказавшись в коридоре и убедившись, что там никого нет, Гаснер раскрыл бумажник и пересчитал деньги. Успокоенный, он поплелся к себе в номер, держась за щеку и приговаривая:
— У-ва! Вдарила так, что аж искры заблестели в глазах… Такая рука, что не мешало, если бы она отсохла, у нее хоть бы лет на двадцать… Так вдарить! А?
X
За последние два дня резко похолодало. Лужи на окраинах столицы сковало так основательно, что по ним теперь с криком и визгом скользили возвращавшиеся с занятий школьники. Однако большинство детей могло им только завидовать: разутые, раздетые, чаще всего голодные, съежившись у запотевших окон, с тоскливой завистью следили они за играми своих сверстников. А по ночам все чаще приезжали сыщики и уводили «непокорных» в тюрьму. В большинстве своем это были отцы тех, кому не в чем было выйти на улицу… До поздней ночи не гас свет в трибуналах. Потом начиналась «сортировка»: кого в Дофтану или Мислу, кого в Дымбровень или Жилаву, кто оставался в Вэкэрешть на доследование… Тюрем было много. Следуя примеру французского правительства, преследовавшего коммунистов, усилило репрессии и королевское правительство Румынии… Словно шакалы, рыскали агенты сигуранцы, подслушивали предатели, вынюхивали сыщики.
А борьба продолжалась…
В гараже «Леонида» все шло по-прежнему. Большие часы, что висели во дворе, то шли, то останавливались, старший мастер Вулпя подгонял рабочих, а электрик отпускал остроты и копировал походку секретарши главного инженера. Илиеску, озабоченный арестами товарищей и отсутствием помещения для типографии, копался в коробке скоростей, снятой с машины, которую вернули по рекламации. Владелец жаловался на странный вой не то в сцеплении, не то в коробке скоростей. Причину шума Захария нашел. Но-вот куда перевезти типографию, не мог придумать… Помещение, что он смотрел утром, не подходило — поблизости было много посторонних глаз. Во время перерыва Илиеску вновь куда-то исчез. Вернулся он спустя сорок минут после звонка. Хорошо, что старшего мастера Вулпя не было. А те, кто заметил отсутствие Захарии в мастерской, промолчали. После обеда время шло как-то особенно быстро, может быть, потому, что рано опускались сумерки…
Илья собирался включить свет, когда в диспетчерскую, держа в руках ведомый диск сцепления, вошел Захария.
— Найден какой-то погреб, — шепнул он, — но я его еще не видел…
— Погреб в безопасном месте, — продолжал Захария, — но боюсь, что работать там будет очень неудобно. Однако и ждать больше нельзя. Материала накопилось уйма! Редактор говорил, что из Дофтаны получены плохие вести… Одного нашего товарища забили палками… Насмерть… Администрация объясняет, будто он повесился в камере — хотят замести следы, но это им не удастся… С работы иди домой и передай Морару, чтобы был наготове, а в восемь тридцать жди меня у представительства «Додж». Знаешь, где это?
— Ну ясно! Напротив университета, — ответил Илья.
— Да… Но нам надо назначить и запасную явку на случай, если я не смогу придти вовремя… давай на одиннадцать часов сегодня.
— Где? — спросил Илья.
— Гм… Где? Давай на площади Виктории, около бодеги, что на углу, там большая вывеска — «Брагадиру». Договорились?
Илиеску поднялся наверх к главному инженеру, а Томов пошел в кладовую — нужно было сверить с кладовщиком заказы перед отправкой их покупателям. У дверей кладовой, перед широкой доской, заменявшей прилавок, на котором обычно рабочие получали детали, собралось несколько человек: вернувшийся из дальней поездки шофер «Понтиака» Арпад Саакал рассказывал о страшном взрыве и пожаре на целлулоидной фабрике…
— Котел там взлетел в воздух с хлорным газом… Посмотрели бы, что было, жуть!.. Все горело!
— Когда ж это случилось? — спросил кладовщик.
— Три дня назад.
— А пожарники что, спали? — поинтересовался сутулый кузнец, вечно дымивший коротенькой трубкой.
— Что пожарники, — сдвигая фуражку на затылок, ответил шофер. — Ты знаешь, что такое хлорный газ? Это ж страшнее бензина в тысячу раз!
— Ну-у! — произнес кто-то удивленно.
— Вот тебе и «ну». Фабричная пожарка начала было гасить, но куда там… На такой огонь — с допотопными насосами… Да и городские, когда прибыли, ничего не могли сделать. Вода не берет! А той пены, которой можно было бы тушить, у них не оказалось… Съехалось туда черт знает сколько пожарных машин, да толку никакого. Зарево такое, что ночь стала светлее дня.
— Наши пожарники домишко-то какой-нибудь паршивенький не могут спасти, не то что целую фабрику! — сказал кладовщик.