Страница 114 из 115
В это время солдаты втащили в салон туркменские седла с серебряными украшениями, пендинские, эрсаринские, текинские ковры.
Капитан посмотрел на пламенеющие узоры ковров, улыбнулся и пожал плечами: «Удивительно, как могли эти дикари создать такое великолепие, такие шедевры? Откуда у них такой тонкий вкус, такое чувство красоты? Это будет превосходным украшением моего кабинета в восточном стиле. Будет чем похвастаться в Лондоне».
— Соберите народ вот сюда, под окно, — приказал он солдатам.
Переводчик подвел Заман-шахира к окну, отдернул штору и опустил стекло. В лицо шахира пахнул степной свежий ветер, ударил в уши разноголосый крик толпы, с изумлением увидавшей в вагоне англичан Заман-шахира с белыми глазами.
Заман-шахир спокойно вытянул руку, призывая к тишине, вскинул голову и звучным, твердым голосом стал читать свои новые стихи.
Капитан слушал, сидя в кресле, положив ногу на ногу, крутя в руках инкрустированную трость, и пристально наблюдал за шахиром. Он понимал только отдельные слова: «Индия», «Иран», «Афганистан», часто повторяющееся слово «большевик», которое, как показалось капитану, слепой, но теперь уже, видимо, прозревший поэт произносил с особенной яростью.
— «Молодец! — радовался капитан. — Все-таки послушался, сочинил по тому плану, как я ему сказал. Сначала о расцвете Индии, Ирана под владычеством нашим, а потом об этом ужасе большевиков».
В тщеславном восторге он перевел глаза на переводчика и удивился — почему тот так таращит глаза и бледнеет?
А тот вдруг грубо оттолкнул Заман-шахира от окна, быстро поднял стекло и задернул штору. За окном раздался бурный восторженный вопль толпы:
— Заман!.. Заман-шахир!.. Да продлятся дни твои!..
Капитан вскочил, как встревоженный зверь, и злобно спросил переводчика:
— О чем он читал?
В это время поезд дрогнул и застучал колесами. Двинулась и толпа за окном. Она шла рядом с вагоном и радостно и горестно кричала:
— Заман! Заман-шахир!..
— Этот негодяй, — сказал переводчик, — читал о рабстве и нищете Востока под владычеством Британской империи и славил большевиков, которые будто бы несут всем народам свободу и счастье.
— Так почему же вы сразу не остановили его?
— Да я… я просто растерялся от такой наглости!
— Э!
Капитан презрительно посмотрел на иранца, побелевшего от страха, и устремил свинцовый взгляд на Заман-шахира. Тот стоял возле окна и ждал смерти.
Капитану захотелось с размаха ударить тростью по этому неподвижному лицу с загадочными белыми глазами, но он удержался и приказал:
— Пристрелить и выбросить!
Переводчик нажал на стене кнопку. Вошли два индуса: один — молодой, новобранец, лет двадцати двух, другой — постарше, лет тридцати восьми.
Иранец повторил приказ капитана.
Индус-новобранец глянул на суровое, как бы окаменевшее лицо поэта, и вдруг острая боль сжала его сердце. Он вспомнил отца, которого чем-то очень напоминал этот человек. Отец его, бедный старик, не мог уже работать, и его единственному сыну, вот этому самому новобранцу, чтоб не умерли с голода отец, мать и сестры, пришлось продаться в английскую армию.
Индусы схватили за руки Заман-шахира и провели на площадку вагона. Открыли дверь. Ворвался упругий ветер. Заман-шахира поставили на край тамбура лицом в ночную степь.
Индус-новобранец положил сзади руку ему на плечо. Другой — постарше — расстегивал кобуру пистолета. Когда, он щелкнул, взводя курок, новобранец со всей силой толкнул Заман-шахира.
Заман-шахир, пролетев по воздуху, ударился о песок железнодорожной насыпи и кубарем покатился куда-то вниз. Вслед провизжала запоздалая пуля.
Через неделю, двадцать третьего мая, вечером возле чайханы собралось множество народу — старики, молодежь, а в чайхане сидели на полу и стояли у стен люди с винтовками и саблями, с пулеметными лентами. Утром они выбили англичан и белогвардейцев из Мары и теперь веселились, отдыхали в чайхане.
Возле буфетной стойки стоял Шаады. Его роль официанта кончилась. Он был теперь в гимнастерке, с красной звездой на папахе и под хохот всей чайханы рассказывал, как капитан Китс хотел сделать Заман-шахира певцом Британской империи.
Заман-шахир, покачивая головой, улыбался.
— Заман-шахир! Прочти, прочти эти стихи! — закричал народ и в чайхане и на улице.
Заман-шахир встал и прочитал стихи, которые уже многие знали наизусть.
1949
ПОЯСНИТЕЛЬНЫЙ СЛОВАРЬ
Абу-Али Ибн-Сина (980—1037) — великий ученый, философ, врач и поэт, широко известный в Европе под именем Авиценны.
Ага — почтительное обращение к старшему мужчине.
Азади Довлетмамед (1700–1760) — туркменский поэт и ученый.
Аксакал — седобородый, почтительное обращение к старикам.
Алили, гоклены, иомуды, языри — туркменские племена.
Арпаган — степной кустарник.
Батман — мера веса, равная шестнадцати килограммам.
Бахры-Хазар — так называли Каспийское море.
Бахши — певец, сказитель.
Букча — матерчатая сумка, с которой раньше дети ходили учиться.
Валла — клянусь аллахом.
Векил — посланник шаха, начальник отряда сборщиков, по-, датей.
Гельнедже — жена старшего брата.
«Гёр-оглы» («Кёр-Оглы») — тюркоязычный эпос.
Гохерт — дикий верблюд. Так называют грубого человека.
Гуля'ка — женское украшение.
Диван — сборник произведений.
Дайханин — крестьянин, земледелец.
Дарак — инструмент ковровщицы.
Дервиш — мусульманский странствующий монах-аскет, нищий.
Джейхун — так прозвали арабы реку Амударью; что означает коварная и мутная.
Дутар — щипковый народный музыкальный инструмент.
Дэв — мифическое чудовище.
Зиндан — подземелье, темница, тюрьма.
Земзен — степной варан.
Ишлекли — пирог с мясом.
Ишан — духовный наставник мусульман, глава религиозной общины.
Ковурма — жареное мясо.
Кайнатма — туркменское национальное блюдо.
Калам — тростниковое перо; карандаш..
Кемине — псевдоним туркменского поэта-сатирика Мамед-Вели. (около 1770–1840).
Кетени — шелковая ткань для женского платья; иногда так называют и само платье.
Курбан-байрам — мусульманский праздник жертвоприношение.
Лебаб — берег Амударьи.
Ляле — девичья песня.
Лукман — легендарный врач и мудрец древности.
Махтумкули — основоположник туркменской классической литературы (жил в ХVIII веке).
Медресе — мусульманское духовное училище.
Мейхана — питейное заведение.
Мейханщик — содержатель питейного заведения.
Мектеб — мусульманская начальная школа.
Молланепес — классик туркменской поэзии (1810–1862), автор известного дестана «Зохре и Тахир».
Мурт — усатый.
Намаз — молитва. Ислам предписывает мусульманам исполнять пять намазов ежедневно.
Нас — размельченный, особый вид табака, который кладут под язык.
Нукер — дружинник, воин личной охраны шаха или султана.
Оджар — саксаул.
Пальван — богатырь, борец, силач.
Пери — райская дева.
Пити — острый суп из баранины с особым сортом гороха — нохут.
Порхан — шаман.
Рубаб — смычковый музыкальный инструмент.
Рустам — герой поэмы Фирдоуси «Шах-нэмэ».
Сачак — скатерть.
Селин — вид кустарника.
Сакалдаш — приятель.
Там дыр — круглая печь для выпечки хлеба.
Тельпек — мохнатая шапка типа папахи.
Терьяк — один из видов наркотика.
Той — пир, свадьба, празднество.
Тор — почетное место в кибитке.
Туби — сказочное дерево, на листьях которого, — по мусульманскому поверью, записана судьба каждого человек».
Туйдук — национальный музыкальный инструмент.
Тунча — медный кувшин типа чайника.
Фирдоуси (умер ок. 1020) — поэт, классик таджикско-персидской литературы; автор «Шах-нэмэ», эпоса, получившего всемирную известность.